Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так шутливо закончился этот серьезный разговор, о котором Люся вспоминала потом часто.
Еще в середине августа стало ясно, что к началу учебного года школу не закончат, вряд ли даже успеют оштукатурить изнутри. Поэтому начало занятий перенесли на пятнадцатое сентября. Лиду это огорчило, ей хотелось как можно скорее испытать свои педагогические способности.
- Погоди, еще разочаруешься. Думаешь, легко с малышней? У меня вот одна Иришка, так я с ней иногда не могла справиться.
Вспомнив о дочери, Люся загрустила. Она уже не раз пожалела, что оставила Иришку у матери. Но детский садик еще не начинали строить. Да и климат здесь суровый, пусть хоть последний год, пока не начала учиться, Иришка немного окрепнет.
- Скучаешь? - догадалась Лида.
- Очень. На работе еще иногда забываешься, а дома не знаешь, куда деть себя.
- Между прочим, в поселке многие удивляются, как это ты пошла работать просто бригадиршей. Мол, жена командира лодки, инженер с дипломом и вдруг лазит по лесам в сапожищах и ватнике. Одна даже сказала, что это от жадности.
- Пусть болтают, коли им больше делать нечего. А между тем на стройке не хватает людей, поэтому мы и школу не закончим к началу занятий. Могли бы наши модницы и поработать хотя бы на строительстве школы, для их же детей стараемся. Уж побелить, покрасить, помыть окна могли бы.
- А что, это идея! - подхватила Лида.
И на следующее утро она привела к школе целую бригаду - с ведрами, щетками, даже с лопатами. Лида в кожаной куртке и красной косынке была похожа на комиссара времен гражданской войны. Когда Люся с улыбкой сказала ей об этом, Лида гордо расправила плечики и задиристо сказала:
- А что, думаешь, не смогла бы и я быть комиссаром, живи я в то время?
Когда после смены Люся заглянула к Ивановым домой, Лида, посыпая стрептоцидом кровавые подушечки мозолей на ладонях, плакала.
- Вот тебе и комиссар! - удивилась Люся.
- Так ведь больно.
- А ты как думала? - И уже серьезно добавила: - Боюсь, что завтра твое храброе войско недосчитается половины.
Однако на другой день женская бригада все-таки явилась в полном составе.
18
На переборке в кают-компании висела карта, и Кошелкин, обведя указкой границы района, который предстояло обследовать, говорил:
- На дне океанов, в том числе и Ледовитого, столь же много возвышенностей и впадин, высоких гор и ущелий, как и на грешной земле. Но если на земле все горы и возвышенности давно нанесены на карты, то дно океана, в общем-то, мало изучено, особенно там, где оно не представляло опасности для мореплавания. Лишь с появлением подводных лодок человечество стало интересоваться рельефом океанского дна не только в прибрежной полосе, а и вдали от материков. Однако Северный Ледовитый океан и в ту пору считался непригодным для плавания подводных лодок. Этим обстоятельством, наряду с особыми трудностями исследований в Арктике, и можно объяснить, что Ледовитый океан оказался наименее изученным. Но вот появились атомные лодки, были совершены первые подледные плаванья, выяснилось, что мы еще многого не знаем об Арктике. И хотя с тех пор, как начали над этой проблемой работать, многое уже сделано, еще больше предстоит сделать. Например, мы уже сравнительно давно знаем о подводных хребтах Ломоносова, Менделеева, об Атлантическом хребте. Они раньше не представляли опасности для плавания надводных кораблей. Поэтому и сами хребты полностью не были изучены, а их отроги вообще не были нанесены на карты. Есть предположение, что один из отрогов большого хребта заходит и в район, который нам предстоит обследовать. Ну, о важности этого района для подледных плаваний не мне вам говорить...
До границы района оставалось каких-нибудь полсотни миль. И хотя эхоледомеры показывали, что лед, вопреки ожиданиям, здесь довольно тонкий, с осадкой не более четырех-пяти метров, а под килем глубина в несколько сот метров, неожиданности могли подстерегать лодку на каждой миле пути. Стрешнев объявил готовность номер два и уменьшил ход. Работали оба эхолота и к одному из них подключили специальный регистрирующий прибор, на ленте которого с фотографической точностью вычерчивался рельеф дна.
Пока дно было ровным, почти плоским. Горбатенко сверял показания эхолота с картой и вносил поправки. Вскоре к нему присоединился и Кошслкин.
Так прошло около четырех часов. Дно по-прежнему было ровным, лишь несколько уменьшилась глубина - всего на тридцать два метра. И - что было совсем неожиданно - начала постепенно уменьшаться толщина льда, появились отдельные участки чистой воды. Их становилось все больше и больше, и вот уже эхоледомеры отмечали лишь небольшие, отдельно плавающие льдины.
- Кажется, нам повезло, - сказал Кошелкин. - Есть возможность всплыть.
Но Стрешнев не торопился: надо было сначала определить границы участка чистой воды, выяснить, много ли плавающих льдин. Уменьшив ход до самого малого, он подвсплыл на перископную глубину и осмотрелся.
В пределах видимости льда не было, однако видимость оказалась весьма ограниченной. Море ходило ходуном, ветер срывал с гребней волн каскады брызг. Небо сплошь в облаках. Всплывать для того, чтобы определиться, было бессмысленно, потому что ни солнца, ни звезд не было видно. А определиться все-таки было необходимо, потому что лодка долго шла подо льдом по счислению, ее могло снести неизвестными глубинными течениями. Приказав идти малым ходом, Стрешнев через каждые четверть часа поднимал перископ, надеясь отыскать в разрывах облаков хотя бы одинокую звезду. Но облачность по-прежнему была сплошной.
Лишь через три часа на северо-востоке проглянула над самым горизонтом темно-синяя полоска чистого неба. Она становилась все шире и шире.
- По местам стоять! К всплытию!
Рубка еще не вышла из воды, а лодку уже начало валять с борта на борт. Видимо, наверху шторм был значительно сильнее, чем предполагали. Когда наконец отдраили верхний рубочный люк, и Стрешнев вылез на мостик, океан встретил его ревом. С грохотом перекатывались по палубе волны, пронзительно свистел ветер. Удерживать корабль на курсе было трудно, а впереди милях в четырех уже белела кромка льда.
- Штурман, поторапливайтесь! - крикнул вниз Стрешнев. Он решил больше никого не выпускать на мостик, чтобы погрузиться сразу же, как только Горбатенко возьмет высоты проступающих на синей полоске звезд. Стрешневу казалось, что штурман копается слишком долго, и он нетерпеливо спросил:
- Что там у вас?
- Все в порядке, товарищ командир, - невозмутимо ответил Горбатенко, стараясь заслонить секстан от брызг, залетающих на мостик. Как и все штурманы, он брал высоты с запасом и сердиться на него за это не следовало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Слово о полку Бурановом… Рассказы очевидца - Владимир Ермолаев - Биографии и Мемуары
- Нахимов. Гений морских баталий - Виктор Артемов - Биографии и Мемуары
- Морской Чёрт - Феликс Люкнер - Биографии и Мемуары
- По ту сторону - Виктор Устьянцев - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Михоэлс - Матвей Гейзер - Биографии и Мемуары
- Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан - Биографии и Мемуары
- Морской ангел - Валерий Ковалев - Биографии и Мемуары
- Тридцать лет на Старой площади - Карен Брутенц - Биографии и Мемуары
- Тридцать лет на Старой площади - Карен Брутенц - Биографии и Мемуары