Форма входа
Читем онлайн Жизнь Маркоса де Обрегон - Висенте Эспинель
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Гонцом была одна из собак, которыми они пользуются в важных случаях, требующих спешности. Они дают ей в рот полый кусок тростника, внутрь которого вкладывается несколько очень широких древесных листьев. На листьях знаками обозначается то, о чем хотели сообщить, потом хорошо свернутые листья вкладывают в тростинку, а собаке надевают род уздечки, плотно затянутой, чтобы у нее не выпала тростинка и чтобы собака не могла есть или пить. Таким образом, рот у нее был свободен лишь настолько, чтобы она могла дышать, и ни для чего другого. Когда все это было хорошо устроено, ее отправляли, наделив четырьмя ударами палкой, чем заставляли ее скорее прибыть к своему жилью, которое находилось приблизительно в четырех лигах. Когда там видели, что она бежит домой, то выходили ей навстречу и кормили и поили ее, отправив таким же образом дальше другую собаку. Таким образом эстафета могла пробежать за день сто лиг. Но наказывался принесением в жертву идолу всякий, кто помешал бы бежать такой собаке или помешал бы ей достичь своего дома или места отдыха, где всегда находились собаки с ближайших станций; их заставляли голодать, чтобы они могли с большей охотой бежать к своим жилищам.
В то время как мои товарищи отправились на корабль, губернатор распорядился, чтобы их по возвращении не допускали входить в пещеру, не посмотрев, что они несли с собой, а нас – выходить из нее, под угрозой, что всякий, кто выйдет, будет убит. Наше спасение заключалось в прибытии товарищей, потому что они отправились за порохом и пулями, ибо у нас оставалось очень мало того и другого. Губернатор приказал, чтобы ночью шесть стражей не отходили от входа в пещеру, потому что днем вход был на виду у всех. Нам было необходимо сказать товарищам, когда они явятся, чтобы они вернулись в лодку, пока мы не придумаем способа, как они могли бы войти в пещеру. Придумав, как нам убрать ночную стражу, я сказал товарищам, чтобы они, как только услышат какое-нибудь движение или шум, возможно быстрее бежали в пещеру. Для этого днем, когда стража покинула свое место, а остальные не обращали на нас внимания, я рассыпал по земле, где они сидели, порох, смешанный с мелкими камешками, и сделал из пороха маленькую дорожку от этого места до нас.
Когда наступила ночь, шесть стражей отправились на свое место, и когда одни из них сели, а другие растянулись без штанов, – ибо они их не употребляли, – мы подожгли пороховую дорожку и огонь мгновенно достиг бывшего под ними пороха и обжег им эту часть тела так, что благодаря пороху и камешкам они много дней не могли садиться. Они и остальные по своей наивности подумали, что огонь вышел из земли, и все в страхе и изумлении побежали рассказать об этом своему губернатору, и тогда наши товарищи с двумя другими остававшимися на корабле поспешно вошли к нам, принеся шесть небольших мешков с порохом и пулями, благодаря чему мы ободрились и приготовились к защите на тот случай, если с нами могло что-то случиться. Мы провели эту ночь бдительно, расставив часовых и опять устраивая себе прикрытия из бревен. Но так как они не поняли, что вред был нанесен им из пещеры, то они ничего не предпринимали против нас. Утром, когда всходило солнце, они принялись смотреть на него и приветствовали его музыкой завываний и свирелей и очень немногими, но часто повторяемыми словами.
Глава XXIII
Вернулась собака, или гонец, со своей тростинкой во рту, и в письме было написано их знаками, чтобы нас не оставляли на острове, ибо люди, обладающие парными членами, будут иметь также двойственные умыслы. И ради сохранения мира, которого они всегда придерживались, – они не смогут поддерживать его, если чужеземцы станут могущественными в их стране. Ибо если в стране произойдет какое-нибудь возмущение, то вред будет больше, если будет кому прийти на помощь мятежникам. Потому что мир сохраняется постольку, поскольку нет никого, кто покровительствовал бы недовольным, а если низшие не будут повиноваться высшим, то невозможно будет сохранить мир. Ибо, если нарушители спокойствия не найдут никого, кто присоединился бы к ним, они будут жить в тишине и спокойствии. Ибо животные одной и той же породы живут в мире друг с другом, но если они принадлежат к разным породам, то между ними никогда не бывает мира, и так же будет и у нас с ними. Нехорошо, чтобы чужестранцы стали пользоваться тем, что обитатели острова всегда хранили для себя, не входя в сношения с чужими. Чтобы жить в мире, нельзя вести дружбу с людьми иных обычаев. И так как надлежит отправлять правосудие с полным равенством, то мы должны были бы находиться под таким же покровительством, как и туземцы, и от этого возникла бы вражда, которая стала бы нарушать спокойствие. Поэтому предписывалось не допускать нас на остров, но отпустить в полной безопасности.
Вследствие такого ответа нам позволили свободно уйти с острова, но с такой поспешностью, что не позволили нам даже половины дня остаться там.
Мы ушли даже скорее, чем они требовали, угадывая, что должно было произойти. Потому что едва мы очутились в лодке, как они вошли в свою пещеру и, найдя ее опустошенной, поспешили на берег моря, бросая в нас камнями и обломками скал в таком множестве, что они нас потопили бы тысячу раз, если бы лодке не помогал тянувший ее корабль. Мы подплыли, и я нашел свою супругу и других женщин на корабле охваченными таким желанием видеть нас, словно мы находились в отсутствии много лет.
Так как матросы отдохнули и не оставались праздными, то, когда мы успокоились на своем корабле, мы нашли паруса починенными, снасти и корпус судна приведенными в лучшее состояние и сделанными все необходимые исправления. С благоприятным для моряков ветром мы ушли от этого острова Недосягаемого с запасом продовольствия, достаточным для кругосветного плавания. И, чтобы не быть многословным, по истечении года, после множества перенесенных невзгод, мы находились поблизости от Гибралтарского пролива, где меня постигло величайшее несчастье и беда. Наш корабль шел поврежденный столь длительным безостановочным плаванием и перенесенными бедствиями, когда появился корабль неверных, и в виду Гибралтара они без всякого вреда для себя обстреляли нас так, что мы должны были сдаться. Убив некоторых из наших товарищей, они сейчас же взошли на корабль и захватили мою супругу и служившего нам маленького пажа вместе с женами других товарищей. Но так как это было в виду Гибралтара, а люди там обладают мужеством и человеколюбием, то они со всей возможной поспешностью на десяти или двенадцати лодках явились к нам на помощь под предводительством дона Хуана Серрано и его брата дона Франсиско, который нанес такой же удар мечом отважному предводителю, как и дон Фелис Арьяс,[484] и рассек ему железный шлем и раскроил голову, от чего тот мертвым упал в море, что принесло нам жизнь, а моей супруге смерть, потому что враги, перестав причинять нам вред, отступили и сошли на свой корабль, забрав с собой женщин. Тот, который похитил донью Мерхелину, воспламененный ее красотой, хотел совершить над ней насилие, но она на моих глазах убежала от него, ухватилась за снасти и бросилась в море, причем никто из этих еретиков не поспешил к ней на помощь. Наступила ночь, и жители Гибралтара, преисполненные жалости и сострадания, доставили нас на сушу и оказали нам гостеприимство, удобно разместив в доме дона Франсиско Аумада-и-Мендоса, сами же они вернулись, чтобы попытаться уничтожить этих врагов веры и испанской короны.
Вчера я уехал из Гибралтара, больше желая себе смерти, чем жизни, однако смерти не такой медленной, как наступает эта.
Доктор Сагредо окончил свой рассказ, совершив слезами поминки по своей жене. Оба находившихся с нами пленника хотели утешить его, очень нескладно помогая ему переносить его горе, потому что они насильно хотели заставить его быть веселым. В этом сказывается невежество людей мало знающих, ибо гораздо больше утешается огорченный, когда говорят ему, что он имеет основание быть таким, а не когда хотят, чтобы он имел довольный вид при не давно пережитом страдании. Если хотят принудить скорбящего, чтобы тело его танцевало и плясало, в то время как сам он почти без души, и при помощи глупых доводов и таких грубых утешений, какими были эти, то это все равно, что заставлять реку повернуть вспять ее течение. Скорби опечаленных и грустных надлежит облегчать, давая им понять выражением своего лица, что часть их печали захватывает и других, что у них в избытке поводов, чтобы быть грустными, ибо когда у них есть, кто сострадает вместе с ними, то, если они еще не утешаются совсем, скорбь их, по крайней мере, уменьшается. Для двух категорий людей я считаю неприменимым, чтобы кто-либо прекословил им, когда происшествие еще свежо: для холериков и меланхоликов – потому что тогда для тех и других несчастье становится гораздо большим.
Одному не очень мудрому судье, когда он только что поужинал, взбрело в голову наказать плетью одного почтенного человека, и когда он приказал зажечь факелы для такого празднества, то город возмутился и по этому поводу начали кричать, он же вспыхнул еще больше, до такой степени, что призвал палача с твердым решением совершить это вследствие противодействия, какое ему оказывали. Когда дело совсем было уже погибло, подошел один рассудительный человек и сказал:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Жизнь Маркоса де Обрегон - Висенте Эспинель бесплатно.
Похожие на Жизнь Маркоса де Обрегон - Висенте Эспинель книги
- Избранное - Франсиско де Кеведо - Европейская старинная литература
- Письма - Екатерина Сиенская - Европейская старинная литература / Прочая религиозная литература
- Сочинения - Макиавелли Никколо - Европейская старинная литература
- Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки - Николо Макиавелли - Европейская старинная литература
- Младшая Эдда - Снорри - Европейская старинная литература
- Божественная комедия - Данте Алигьери - Европейская старинная литература
- Комедия ошибок - Шекспир Уильям - Европейская старинная литература
- Тристан и Изольда - Жозеф Бедье - Европейская старинная литература
- Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд - Европейская старинная литература
