Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это часто происходит, Дитрих? — все так же чуть слышно спросил он, не оборачиваясь. — В академии нам не говорили, как быть с собою, когда случается вот такое… Это бывает часто? Часто мы вынуждаем людей к смертному греху?
— Мы — никого не вынуждаем, — строго оборвал Ланц. — Это ее добрая воля; ясно? Часто ли? Бывает. Это часть работы. Привыкай. Тебе будут попадаться люди, которые…
— Часть работы… звучит удручающе, Дитрих. Не хочу, чтобы это — было частью моей работы.
— И я не хочу. И никто не хочет. Мы стараемся сделать все, чтобы предотвратить подобное, и обыкновенно это получается, если не лажается охрана, как в прошлый раз, или если заключенный не выдумывает чего-то сверхоригинального. Но твоей вины в этом уж точно нет.
— Есть. Я снова не подобрал нужных слов; она могла бы сознаться, могла бы…
— Стоп. — Ланц повысил голос, выталкивая слова с усилием. — Стоп, Гессе. На таких, как она, простые слова не действуют, ты сам это понял. А на большее у нас не хватило времени и полномочий. Ты изменить не мог ничего. Вся твоя вина в том, что ты в этой истории по эту сторону решетки; ясно? Но это не означает, что твоя служба сама по себе не нужна.
— «Я тот сокол, в котором все охотники мира нуждаются каждое мгновение, — тихо проговорил Курт, не отводя взгляда от тела перед собою. — Мои жертвы — газели с черными глазами»…
— Ты мне тут познаниями не щеголяй! — велел Ланц почти зло. — Ишрака цитировать здесь не к месту.
— Да, верно… И глаза у нее не черные, а голубые… Ты заметил, как они похожи? На миг мне даже показалось — это Маргарет…
— Словом, так, абориген, — решительно отрезал Ланц. — Ты сейчас неработоспособен принципиально. Посему — иди-ка домой; Керн возражать не станет.
Курт медленно обернулся, растянув губы в улыбке, и едва слышно возразил:
— Дитрих, у меня нет дома.
— А ну, брось мне это, и вон домой, сопляк! — рявкнул тот, и он, не ответив, отстранил старшего сослуживца плечом, уходя.
Наверх Курт подниматься не стал; миновав узкую лестницу, вошел в пустую часовню, неспешно приблизившись к алтарю, и уселся на пол — как в прошлый раз, рядом с каменным жертвенником, опустив голову и ткнувшись лбом в колени. Все события последних трех с небольшим дней мелькали, словно голова была игральным стаканчиком, а воспоминания, картины, звуки — костями, грохочущими по стенкам. Мысли бились в голове, точно запертые на чердаке птицы, и одна из них пробивалась особенно пронзительно, явственно, пугая своей четкостью и неизбежностью…
— Извини, погорячился.
Он не услышал шагов приблизившегося Ланца — только голос рядом с собой; приподняв голову, Курт с усилием разомкнул губы, но выговорить не смог ничего, поглощенный этой одной-единственной мыслью.
— Гессе… — начал Ланц; он тяжело обернулся, сумев, наконец, едва различимо отозваться:
— Знаешь, Дитрих, кого мы отправили бы на костер в первую очередь, не приди Иисус тогда, явись Он сейчас, здесь?.. Куда еретичнее — «Я Бог и сын Бога, и принес Я вам новую заповедь»…
— Хочешь поговорить? — предложил тот тихо, и Курт вяло отмахнулся.
— Нет, Дитрих. Не сейчас, прости. Уходи.
— Уверен? — нерешительно уточнил Ланц, и он вновь опустился лбом на колени.
— Да, — шепнул он через силу. — Уходи. Мне… надо подумать.
— Ну… — пробормотал тот неловко, — как знаешь…
Ланц потоптался подле него, то ли собираясь добавить что-то, то ли попросту боясь оставить одного, и, наконец, вышел из часовни прочь. Курт сидел неподвижно еще минуту, скорее привыкая к родившейся в сознании мысли, нежели споря с ней, принимая ее, уже не бьющуюся, уже замершую в истерзанном сознании; поднявшись, постоял мгновение, глядя на Распятие над алтарем, и, развернувшись, зашагал к лестнице наверх.
… Разговор с Керном прошел тяжело. Когда Курт в сопровождении Ланца вышел в коридор, стоящий у стены Бруно встретил его взглядом почти сострадающим.
— Ну, что? — поинтересовался тот сочувствующе; он не ответил.
К камере Маргарет они спустились в гробовом молчании; Курт смотрел под ноги, но чувствовал спиной, что и старший, и подопечный косятся на него — один оценивающе, другой настороженно, но сейчас не это было важным. Важно было выдержать до конца…
На этот раз Маргарет поднялась, увидев его, подошла к решетке, вцепившись в нее пальцами, и заговорила тоже первой.
— Когда это кончится? — голос был надтреснутый, сухой, усталый, а в потухших глазах плескалась обреченность. — Это не может продолжаться дальше, вы не можете больше держать меня здесь!
— Успокойся, Маргарет.
Собственный голос был немногим лучше — такой же мертвый и изможденный.
— Не кричи, этим ты не поможешь ни себе, ни… Успокойся и выслушай, что я тебе скажу. — Курт помолчал, собираясь со словами и силами, и тихо договорил: — Твоя горничная покончила с собой.
— Рената? — в голубых глазах вспыхнула мгновенная злость, боль, смятение; ресницы опустились, а когда поднялись вновь, в глазах этих была лишь грусть. — Господи…
— Маргарет… Подумай, что это может означать для тебя.
Та вскинула к нему взгляд — удивленный и растерянный; Курт встретил этот взгляд прямо, не отводя глаз, и она медленно отступила назад, нервно теребя рукав.
— У меня к тебе есть несколько вопросов, — продолжил он, все так же глядя в ее глаза неотрывно. — Если ты ответишь на них правильно, все может закончиться скоро и… как надо. Понимаешь, о чем я говорю?
Та бросила быстрый взгляд на Ланца, снова посмотрела на него, непонимающе и боязливо; старший шагнул ближе, глядя уже с откровенным опасением.
— Итак, — произнес Курт, не обращая внимания на него, на Бруно, уже не косящегося, а смотрящего с неприкрытым, явным подозрением, — мой первый вопрос. Ты приходила в мой дом в мое отсутствие?
— Нет, я ведь уже говорила вам это, — проронила Маргарет; он не стал дослушивать, чувствуя, как взгляд Ланца леденеет, как в душе тоже словно бы зарождается крохотный, режущий ледяной кристаллик…
— Хорошо. Второй вопрос. Помнишь ночь, когда ты зашивала мне воротник?.. Перед этим моя куртка была в чьих-то еще руках?
— Что за черт? — не сдержался Бруно; Ланц подошел уже вплотную, уже открыл рот для возражений, когда Маргарет, еще мгновение стоящая в растерянной неподвижности, спохватилась, почти выкрикнув:
— Да! Да, была, я отдавала ее Ренате для чистки!
— Хорошо, — выдохнул Курт тихо.
— Допрос окончен, — вмешался, наконец, Ланц, ухватив его за локоть, и вытащил на лестницу под ожидающим взглядом заключенной и оторопелым — подопечного. — Ты что ж это делаешь, а? — не повышая голоса, произнес он, остановившись на верхнем пролете ступеней; Курт поднял бровь:
— Я? Проверяю версию…
— Ты кивнул ей, — оборвал его Дитрих. — Когда ты спрашивал о куртке — ты кивнул ей. Не отнекивайся, Гессе, я видел. Я видел своими глазами, как ты подсказывал арестованной нужный ответ!
— Тебе надо выспаться. — Курт улыбнулся, выдержав его взгляд почти спокойно. — Отдохнуть; тебе начинает мерещиться всякое.
— Ты заваливаешь дело, сукин сын, — констатировал тот презрительно. — Она все-таки допекла тебя.
— Думай, что угодно, но только сейчас я намерен привести к камере Ренаты племянницу моей хозяйки для опознания. И если Береника Ханзен скажет, что видела именно эту женщину в моей комнате, тебе придется признать, что Маргарет невиновна.
— Ты что — спятил? — чуть слышно выдавил Бруно, подойдя на шаг. — Ты же сам все видел, ты же… А улики?
— Найденные в ее доме? — не оборачиваясь, уточнил Курт. — Они могли принадлежать кому угодно, быть использованными кем угодно — в том числе и горничной, которая вот так превратно поняла высказанное, возможно, желание хозяйки; или подставила ее, стремясь отомстить — к примеру, за невовремя уплаченное жалованье.
— Разумеется, теперь эта девчонка в любой блондинке признает именно ее — после почти четырех дней за решеткой, а уж столь похожую… А хрен тебе опознание, — зло отрезал Ланц. — Сейчас я просто пойду к Керну и скажу, что ты не в состоянии работать.
— Вот как? — усмехнулся он. — К кому бы тогда пойти мне… А, знаю; к господину герцогу. Пожалуй, ему будет интересно узнать, что появились сведения, которые говорят в пользу невиновности его племянницы, но которые дознаватель второго ранга Ланц решил утаить…
Удар по лицу он проглотил молча — лишь дернул головой, побледнев; Дитрих отступил назад, потирая костяшки правого кулака ладонью и глядя с бессильной злостью.
— Дурак, — прошипел он ожесточенно.
Курт медленно отер губы, посмотрев на испачканную в крови перчатку, и качнул головой.
— Занятно… Рассчитываешь, что я отвечу, и меня можно будет посадить под замок? Не надейся, Дитрих.
— Сорвать бы Знак с тебя, мразь…
- Ведущий в погибель. - Надежда Попова - Альтернативная история
- Пастырь добрый - Попова Александровна - Альтернативная история
- Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник) - Умберто Эко - Альтернативная история
- Дети Империи - Олег Измеров - Альтернативная история
- Поднять перископ - Сергей Лысак - Альтернативная история
- Во все Имперские. Том 5. Наследие - Альберт Беренцев - Альтернативная история / Боевая фантастика
- Хозяин Амура - Дмитрий Хван - Альтернативная история
- ПЕРЕКРЕСТОК - Петр Хомяков - Альтернативная история
- Поступь империи. Первые шаги. - Иван Кузмичев - Альтернативная история
- Поступь империи. Первые шаги. - Иван Кузмичев - Альтернативная история