Форма входа
Читем онлайн Учебник рисования, том. 1 - М.К.Кантор
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
- А зачем же тогда они занимаются искусством, если искусство - не главное? - спросила Лиза.
- Он с одиннадцати метров бил, а не попал.
- Затем, что в истории, в реальной, земной истории, всякая деталь находит свое место. Поглядите на искусство и поймете, что будет с политикой. Поглядите на Фидия, поймете Перикла. Помните историю с Парфеноном? - и Татарников повернулся к Павлу.
- Почему за Костю не вышла? Так ведь за всех сразу не выйдешь. Что я прошмандовка какая?
Павел не нашелся что сказать. Он помнил, что Фидия обвиняли в воровстве, но связать это с правлением Перикла, кажется, вполне успешным правлением, у него не получилось. К тому же совсем некстати приходили вовсе иные мысли. Он глядел на Лизу и думал, как же неестественно она держится. Зачем она старается показаться умнее, чем есть, думал он. А вышла бы за футболиста, так сейчас бы голы и подачи обсуждала, и так же увлеченно.
- Мне Костя шарфик бязевый подарил - так я не взяла. Как же от чужого мужчины подарки брать? Не годится это, от людей стыдно.
- Нефть для них важнее искусства, а власть важнее нефти.
- А вот ты мне шарфик и не подарил. А я так хотела, так хотела.
- Идея русского либерализма нуждается в более внятном артикулировании, - заметил во вчерашней беседе Кузин.
- Преодолеть косность сознания, - так говорила вчера Роза Кранц, качая красной ногой, - научитъ людей видеть, научить понимать!
- Каждый из нас делает свое дело, - говорил Басманов значительно, - Борис Кириллович артикулирует идеи, а мы, тугодумы, трубу тянем.
- Отрадно, что наши цели совпадают, - поддержал Клауке, который хотел купить дачу на Майорке, но бороться за демократию тоже хотел.
- Костя пить стал. Так жену и не нашел, наверно, поэтому. А может, наследственное.
- Второй авангард самим фактом существования подтверждает: вектор развития, указанный первым авангардом, выбран верно!
- Позвольте, а куда вектор показывает?
- Какая грязная авантюра, - подал голос Рихтер, - какая банальная демагогия! Вы предатели! Все предатели!
Он встал с кресла и сделал несколько неверных шагов по комнате, грозя Татарникову пальцем.
- Интеллигенция, - сказал Соломон Моисеевич, - несет в себе проект свободного развития общества, высокого досуга. Все, что вы говорите здесь, вздор. Этот день забудется, сотрется в памяти. Вы можете сколько угодно предавать меня! Да! Как предала меня Елена Михайловна! Пусть!
- Что ж ты все время о себе да о себе, - оборвала Рихтера Татьяна Ивановна, - пуп земли нашелся. Не твоя она жена, чтобы тебя предавать. Совсем обалдел.
- Я считал ее членом своей семьи, надеялся на нее.
- Что ж ей теперь делать? - Татьяна Ивановна не любила невестку, но эгоизм мужа не любила еще больше. - Прикажешь выносить за тобой горшки? А ты, старый скандалист, что дашь ей взамен? Микеланджело своего с Марксом?
- Да, - ответил Рихтер.
- Хватит ерунду молоть. Иди на кухню, творожок покушай и спать ложись.
- Ничего мне не надо. Я хочу остаться один. Один, слышишь! Никто не заботится, не понимает, не слышит. Будет лучше, если уйду из дома, как Толстой.
- Иди, кто тебя держит?
- Уйду. Уйду.
- Помилуйте, Соломон, куда же вы уйдете?
- Какая разница. Вам не понять, Сергей, что такое - жить в пустоте. У вас дочка и любящая жена, домашние ценят вас. Насколько я понимаю, кавказский родственник, Тофик Мухаммедович, поддерживает вас. Вам можно позавидовать. А я так одинок.
Соломон Моисеевич стоял посреди комнаты, задрав подбородок вверх, и смотрел в потолок. Домочадцы собрались вокруг него и уговаривали поужинать и лечь спать. Соломон Моисеевич не отвечал на уговоры, скорбная линия рта и полуприкрытые веки показывали, что ему тяжело.
И, как это теперь часто происходило с ним, Павел испытал обиду за деда. Он видел его чужими глазами, вздорного, капризного, жалкого, и понимал, что именно таким останется дед в памяти этих людей. Облик деда был стыдным, и Павлу обидно было, что любой незначительный человек смотрится мужественнее, чем его дед, и что никто не может увидеть подлинной силы Соломона Рихтера. Любой сегодня был значительнее его, любой имел основания над ним смеяться. И Лиза, которая безропотно переносила барские замашки, и Татарников, снисходительно относившийся к слабостям старика, смотрели на него с состраданием, и это унижало. Павел понимал, что никто и никогда не сможет поверить в величие Соломона Рихтера - так жалок его облик. И мать Павла, привыкшая подтрунивать над Соломоном Моисеевичем, никогда не позволяла ни себе, ни другим поверить в то, что это величие есть. Павел глядел на трясущиеся руки Соломона Моисеевича, на его слезящиеся глаза, слушал сбивчивую, мелодраматическую речь, и ему было обидно. За смешными словами, за дряблыми чертами бессильно хрипело величие, беззащитное величие, которого больше не было нигде, и никогда больше не будет такого. Но никто не хотел про это величие знать, никто не верил в то, что такое бывает, и никто уже никогда не узнает, что величие было. А может быть, и не было ничего?
- Скажи, дедушка, - спросил Павел, - а проект истории существует отдельно от нее, как замысел от картины? Он просто спит в истории, да? Придет пора - и он проснется? Но ведь замысла без картины - нет.
- Мне пора спать, - сказал Соломон Моисеевич слабым голосом. - Пашенька, попроси у бабушки раствор ромашки, у меня плохо работает желудок. И спроси, может быть, мне надо поесть чернослива? Ты должен запомнить, - но что именно, Рихтер не сказал.
Шаркая ногами, Соломон Моисеевич пошел укладываться, Лиза и Татарников провели его до постели.
12
В колористическом решении картины один из цветов обязан стать главным, то есть сделаться главным героем произведения. И эмоционально, и символически такой цвет отождествляется с содержанием картины; более того - он это содержание воплощает. Так, главным героем «Расстрела 3 мая» Гойи является лимонно-белый цвет рубахи казнимого, главным героем «Пасмурного дня» Брейгеля свинцово-синий цвет небес, а в «Петре и Павле» Эль Греко - цвета одежды апостолов, желтый и красный соответственно. Этот главный цвет появляется на холсте для того, чтобы сделаться иррациональным, чувственным воплощением сюжета, композиции и рисунка.
Существует два метода разработки цветовой гаммы: от подобий к контрастам и наоборот - от контрастов к подобиям. Известно, что у всякого цвета есть антагонист, то есть цвет, противостоящий ему по всем параметрам, а есть и родственник, то есть цвет, совпадающий по многим характеристикам. Например, у холодного светло-красного кармина противником является жаркий темно-зеленый кобальт, а родственными цветами можно считать розовую мадженту, пурпурный кадмий и так далее.
Подлинные художники различают понятие «цвета» и понятие «краски». Краска имеет оттенок и цвет, но «цветом» в том символическом значении, которое потребно для живописи, не является. Краской можно покрыть стены, одежды и щеки; иные покрывают краской и холсты, но цветом такая краска не становится. Практика так называемой художественной деятельности знает много покрашеных поверхностей; к работе с цветом они отношения не имеют никакого. Цвет - это то, что конденсирует в себе усилия и страсти художника и получает название по имени краски, его составляющей, - синий или красный. Но красный цвет и красная краска - не одно и то же. Цветом краска станет, когда станет символом.
Создавая цвет, художник должен решить, каким методом заставить его состояться. Так режиссер, выводя актера для решающего монолога, решает, как эффектнее подготовить его появление. Применяя первый из указанных методов, то есть следуя от подобий к контрастам, художник оранжирует каждый цвет его инвариантами. Например, Гоген советовал класть подле всякого цвета идентичный ему цвет, варьируя лишь тон и оттенок. Таким образом создавалась гармония понимающих друг друга цветов: семья желтых, семья лиловых. Из семьи равнозначимых оттенков выделяется наиболее властный - и то, что другие цвета недоговаривают, этот главный цвет выкрикивает в полную силу. Анализируя этот процесс, можно сказать, что начинает художник с работы красками - сплавляя их в историю, он получает цвет. Так, из мягких оттенков желтого возникает щемящий желтый цвет в «Подсолнухах» Ван Гога. Впрочем, именно Ван Гог куда чаще пользовался методом контрастов, нежели подобий. Никто другой так прямо, как он, не сталкивал одновременно пять-шесть антагонистических пар: в «Портрете зуава» Милле мы видим шесть контрастных противопоставлений. В этом случае героем становится не властный цвет, вырывающийся из окружения, но, напротив, такой цвет, который словно примеряет в себе противоречия соседей, являясь сам по себе не агрессивным, но глубоким. Например, в «Портрете зуава» таким цветом сделался мягкий розовый - цвет лица главного героя.
Из сказанного должно стать понятным простое положение: для того чтобы состояться, всякому цвету необходима история развития, ему требуется пройти некий путь, чтобы стать в полной мере собой. Иными словами, если у краски есть родословная, или еще лучше - если у нее за спиной история, то она имеет шансы стать героем картины, стать подлинным цветом, а не просто краской.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Учебник рисования, том. 1 - М.К.Кантор бесплатно.
Похожие на Учебник рисования, том. 1 - М.К.Кантор книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Вторжение - Гритт Марго - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Женский хор - Мартин Винклер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Песочные часы - Киш Данило - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Зимний сон - Кензо Китаката - Современная проза
- Четвертая рука - Джон Ирвинг - Современная проза
- Немезида - Филип Рот - Современная проза
