необоримой ненавистью. Столько проблем из-за этой маленькой вещицы! И зачем только Игос её взял с собой⁈
Жилы на предплечье правой руки напряглись, и, казалось, вот-вот лопнут от натяжения. Со злости я сжал мифический артефакт, который так и не помог воскресить моих друзей.
Друзей. Мы так часто называем друзьями товарищей, приятелей, хороших знакомых, часто забывая, какой сокровенный смысл таит в себе это слово.
Друг — это человек, за которого ты готов умереть. И я бы с радостью отдал жизнь за каждого из тех, кто прошёл со мной через этот путь.
Но всё было напрасно.
Я схватил ржавый нож, валявшийся на полу, и в отчаянии проткнул своё основное сердце. Я не знал, зачем я это делаю. Просто больше не хотелось чувствовать нахлынувшую боль, перекрывшую даже гнев и ненависть.
Из-за этой ненависти я вновь схватился за бесполезную панацею двумя руками, пытаясь её раздавить, совершенно забывая о свойстве неразрушимости артефакта. Мне было просто плевать. Мой гнев наполнил мои руки силой, и я вновь закричал во всю глотку. В глазах потемнело. Я ничего уже не соображал, просто пытаясь выплеснуть боль наружу, и она ответила мне. Я вновь упал на колени, предаваясь нахлынувшему безумию, перемешанному с отчаянием. В глазах всё помутнело, и я ударился лбом об пол пыточной, ещё больше перекрывая свой взор. Теперь уже кровью. Кровь и слёзы перемешались, заполняя мои глазницы, которые и так не воспринимали ничего вокруг. А я лишь сжимал ненавистный бесполезный сосуд с панацеей.
Разрезанная кожа на ладонях не смогла привести меня в чувство. Я находился в полуобморочном состоянии, когда всё помещение заполнилось золотистым свечением, медленно исходящим из моих рук.
Миллиарды светлячков заполнили пыточную, распространяясь во все стороны. Но я не видел этого, просто свернувшись калачиком на каменном полу. Не видел я также, как это свечение окутало каждое тело, находящееся здесь.
Как лопаются верёвки дыбы от того, что конечности Варгала возвращаются на место. Как плавятся шипы «железной девы», покидая плоть Дины. Не видел я также, как голова Чих перекручивается, возвращаясь в нормальное положение. А ещё более сюрреалистичную картину того, как светящиеся жгуты с шеи Хила протянулись к его голове, подтягивая её к телу, я бы, наверное, предпочёл и не видеть.
Всё это время я лежал в полуобмороке, лишь краем сознания подмечая, что стало уж как-то слишком светло.
Наконец, чья-то фигура заслонила собою этот свет, и я почувствовал касание тёплых рук на своих щеках. Открыв глаза, я прошептал, пустым взглядом всматриваясь перед собой:
— После всего, что я сделал, я не мог попасть в рай.
Фигура улыбнулась и ответила:
— Тебе ещё рано умирать. Это ещё не конец.
Я схватил её за руку и прошептал:
— Не уходи. Забери меня с собой.
— Фигура усмехнулась и погладила меня по волосам:
— Я никуда не уйду. А ты вернись к нам. У нас ещё много работы.
— О чём ты…
Я медленно привстал и ошарашенно обвёл взглядом уже тёмное помещение. Проклятые стояли на ногах, окружив меня и потирая только что зажившие раны.
Передо мной на коленях сидела Аска, держа меня за руку:
— Ты снова совершил невозможное, Деменс. Порою только безумцы на такое способны.
Я вновь не верил своим глазам. С отвисшей челюстью я смотрел на абсолютно целых друзей, не находя, что сказать. Подняв руку, я увидел на ладони осколки флакона панацеи.
— Но как? Он же был неразрушимым! — прошептал я.
— Неразрушимость — это условность, Деменс, — услышал я голос Афеллио. — Достаточно крепкая воля способна разрушить всё.
Повисла задумчивая тишина, в ходе которой я кое-как привёл мысли в порядок. После этого я поднял злобный взгляд вверх и произнёс:
— Значит, пора разрушить всё.
— Подождите здесь. Я пойду один. Аска, возьми Афеллио на всякий случай.
— Ты уверен? — обеспокоенно переспросила девушка.
— Нет. Но пора всё это закончить. А также спасти остальных. И теперь я чувствую, что только у меня есть достаточно сил на это. Я освобожу Разрушителя.
Не слушая возражений, я вошёл в тоннель, ведущий к сектору с вратами. Пришлось ещё некоторое время пройтись, прежде чем я попал в него. Но это лишь пошло на пользу, позволяя мне сосредоточиться.
За столь непродолжительное время, которое меня тут не было с последнего посещения, трещины на вратах стали лишь крупнее. Кое-где уже начал осыпаться камень, ложась мелкой крошкой на землю.
Я кончиками пальцев провёл по трещинам и покачал головой:
— Что же на тебя влияет?
Но философствовать было не время. Сжав кулак, я со всей силы ударил по каменному барьеру, разделяющему сущность бездны и этот мир.
Но врата сопротивлялись, не желая падать. Поэтому я ударил вновь. И вновь. Я бил по трещинам со всей силы, оскалившись от злости. Но всё было бесполезно. Даже [Дробильщику] врата не поддавались. Неужели я ошибся, и не мне суждено выпустить Разрушителя?
Но внезапно я услышал насмешливый голос, эхом отразившийся от стен вокруг:
— А ты стал ещё более упрямым дятлом, чем раньше.
Я резко обернулся, вставая в боевую стойку, и прорычал.
— Кто здесь?
Ответом же мне стал укол кинжала в грудь, поразивший моё основное сердце. Перед этим сработало предупреждение от амулета, но удар был столь стремительным, что я лишь успел немного податься назад. Опустив взгляд, я ошарашенно уставился на чёрную рукоять клинка, торчавшую у меня из груди.
В этот момент на рукояти появилась тоненькая изящная рука с длинными пальцами, достойными порхать над клавишами фортепиано. Размытый прозрачный образ, сжимающий кинжал, начал приобретать краски, и я увидел карие глаза, смотрящие на меня с непередаваемой смесью ненависти и сожалений.
— Ти? — простонал я, отхаркивая порцию крови.
— Здравствуй, солнце моё. И прощай, — прошептали её губы.
Выдернув из меня оружие, она сделала два шага назад, грустно глядя на то, как я падаю на одно колено, глядя на неё снизу вверх.
— Ты же не думал, что Маркал так просто тебя отпустит? — покачала она головой напоследок, ожидая мою скорую смерть.
— Ну, да. В конце должна быть ты. Та, с которой всё началось.
— Да. Это тебе за Сергея, — выплюнула она со злобой.
— Какого ещё Сергея?
— Того, что вы убили в тоннелях, устроив резню с Зеной.
— А. Твоего последнего хахаля? Я понял.
Ти лишь вновь злобно скривилась и занесла надо мной свой кинжал:
— Что-то долго ты умираешь!
Я улыбнулся правой половиной рта и, в свою очередь, взглянул на неё с насмешкой:
— А кто сказал, что я умираю?
Всё, что успела Ти, это удивлённо расширить
