Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если очевидные истины о наших началах истинны для нас, – заявил Буш вскоре после иракской операции, – то они истинны для всех».
Американцы поколениями с радостью в это верили, в основном потому, что им нравилось воспринимать себя как людей уникально порядочных и желающих исключительно поделиться благами с другими. Более мудрые защитники политики переворотов способны привести и более весомый аргумент. Они признают, что Штаты главным образом ориентируются на собственные интересы, когда принимают решение свергнуть то или иное правительство. В то же время они настаивают, что это решение хорошее, – то, что является благом для США, является благом и для всех остальных. Они считают американскую власть в свой сущности благотворной, ведь политическая и экономическая системы, которые она стремится насадить в других странах, сделают их богаче, свободнее и счастливее – вследствие чего в мире станет спокойнее.
Уже более столетия американцы верят, что для них должны быть доступны зарубежные рынки и ресурсы. Когда им отказывают, они берут желаемое силой, свергая неугодные правительства. Великие державы поступали так с незапамятных времен. Что отличает американцев от жителей былых империй, так это стремление показать, что они действуют из соображения человеколюбия.
Большую часть эпохи переворотов США практически не пытались ввести демократию в тех странах, чьи правительства они свергли. Президенты Маккинли, Теодор Рузвельт и Тафт заявляли о подобном желании, однако на деле были готовы поддержать любую правящую группировку, неважно, насколько гнусную, пока та подчинялась Штатам. Позже, в Иране, Гватемале и Чили, США еще больше опозорились – они свергли лидеров, избранных демократическим путем, и посадили на их места тиранов. Однако во времена Буша-младшего Штаты стали серьезнее относиться к своим заявлениям о демократии. США попытались, пусть и не всегда чистосердечно, направить Афганистан на путь к новой политической системе. В Ираке они еще более рьяно взялись за дело, выделив несметные ресурсы на самый амбициозный проект по формированию чужой государственности в истории Америки.
Эта перемена произошла частично благодаря тому, что повысились ставки. Когда, например, Гондурас или Никарагуа вследствие переворота попали в руки проамериканских диктаторов, пострадали лишь жители этих стран. В какой-то степени, особенно в сферах бизнеса и торговли, США оказывались в выигрыше. Если бы иракский проект администрации Буша потерпел неудачу, целый мир, и главным образом США, оказался бы под страшной угрозой.
Буш и его советники пылко взялись за иракский проект, так как считали, что его успех – то есть свержение тирании Саддама и возникновение мирного, демократического и проамериканского правительства – сулил Штатам огромную выгоду. Эти деятели смели надеяться, что они не просто получат новый стратегический плацдарм на Ближнем Востоке и надежный источник нефти, но и создадут демократический пример для подражания во всем регионе. Цели были столь соблазнительны, что администрация Буша уже не могла здраво оценить возможность этих целей достигнуть.
Американцы верят – возможно, сильнее всех на земле, – что если достаточно хорошо потрудиться, то можно достичь чего угодно. Это действительно так, когда человеку бросает вызов природа, наука или даже другой человек. Повлиять на давно сформировавшуюся культуру – задача куда более сложная и опасная: неудача может повлечь за собой страшные последствия.
Большинство американских операций по свержению режимов в конечном итоге скорее ослабили, чем укрепили безопасность США. Эти проекты породили поколения боевиков, глубоко и яростно ненавидящих Штаты, расширили границы, которые нужно защищать, увеличили количество врагов и глубже втянули страну в хитросплетение международных отношений. А самое главное, эти операции показали врагам США, что, несмотря на сокрушительную мощь, у американского государства есть и уязвимые места.
Энтузиазм Буша, который заставил его закрыть глаза на потенциальную неудачу в Ираке, можно понять, хотя, вероятно, нельзя простить. Удивительно то, что он не желал задумываться об опасности успешного исхода операции. Начиная с самой зари эпохи переворотов, США приходилось сталкиваться с ситуацией, когда зарубежные правительства принимали демократию, однако не становились проамериканскими. Напротив, они зачастую объявляли себя независимыми и в дальнейшем не пускали зарубежный военный контингент на свою территорию, ограничивали права иностранных корпораций и ставили свои государственные интересы превыше всего. В Ираке истинная демократия могла привести к созданию религиозного государства, пропитанного такой ненавистью к США и Израилю, что Саддаму и не снилась. Такой успешный исход таит в себе не меньше опасности, чем провал.
У каждой страны есть законные интересы, и иногда они противоречат интересам США. Именно поэтому в каждой операции по свержению режима есть важнейший момент, когда американцы должны решить, возвращать ли стране истинный суверенитет. Во многих местах это будет означать появление нового правительства, которое не станет служить, а то и захочет подорвать политические, военные или экономические интересы США. Естественно, соблазн не допустить подобное правительство к власти очень велик. Поэтому во главе многих стран оказывались проамериканские, но непопулярные среди населения лидеры, и подобная политика неизбежно приводила к катастрофе.
Все президенты от Маккинли до Буша обманывали себя, воображая, что население зависимых стран подчинится американскому влиянию. Чаще всего получалось наоборот. Отвращение людей только крепло и зачастую выплескивалось наружу жестокостью, которая втягивала США в очередные интервенции. Каждая из них все больше отторгала людей. В конце концов к антиамериканскому движению, возникшему в странах от Никарагуа до Ирака, присоединились миллионы.
Вера Джорджа Буша-младшего и его сторонников в то, что США имеют право вести войны там, где считают нужным, несмотря на громкие протесты как местных критиков, так зарубежных лидеров, осталась непоколебима. «Если возникает проблема, от нас ожидают ее решения, – объяснил Буш. – Мы пытаемся занять ведущее место в мире». Однако американские лидеры ясно дали понять, что не позволят другим государствам вести себя подобным образом. Эти страны, предупреждали американцы, будут вести войны ради завоеваний или наживы, в то время как сами Штаты, по их заявлениям, никогда себе такого не позволят.
Государства, обладающие достаточной мощью для вторжения в другие страны, редко откажутся от такой возможности. Военные историки со времен Фукидида, который писал о том, как, обретя возможность, страны ощущают скрытое желание править, отмечали, что ни одна страна не приобретала огромную военную мощь, не применяя ее. Вместе с могуществом одновременно растет и жадность, и вскоре государство поддается соблазну попросту взять желаемое. Именно жадность раз за разом гнала великие державы все дальше и готовила почву для их краха.
«Я опасаюсь нашей силы и наших же амбиций, – прозорливо предупреждал британский политик Эдмунд Бёрк, когда его родина была верхушкой огромной империи. – Я опасаюсь того, что нас чересчур боятся. Смешно утверждать, что мы не люди и что мы никогда не поддадимся соблазну возвеличить себя».
Соединенные Штаты Америки стали сверхдержавой в конце девятнадцатого века. Свергая зарубежные правительства, они не делали ничего радикально нового, но следовали давнему закону истории. Раз в мире не было силы, способной их сдержать, Штаты перестали сдерживаться сами.
На решение США взять подобный курс повлияло еще несколько факторов. Например, желание найти способ влиять на глобальные события, не прибегая к уже устаревшему колониализму. Затем возникновение гигантских корпораций, способных оплачивать предвыборные кампании и покупать политиков, чего в таком количестве не происходит нигде, кроме США. Возможно, самым существенным фактором было уникальное сочетание, подарившее американцам мессианское желание бороться со злом во всем мире: убеждения, что военная мощь поможет им изменить другие страны по своему образу и подобию, уверенности, что это принесет пользу всему человечеству, и ярой веры, что США действуют по воле Господа.
В истории есть неизменная схема: расцвет и падение империй и великих держав. Впрочем, некоторые американцы считают свою страну настолько несравнимой с любой из существовавших ранее империй, что извечный ход истории ее не коснется. Эта вера позволила начать амбициозные проекты по свержению правительств зарубежных стран с максимальной уверенностью в успехе и равной уверенностью в том, что неважно, насколько неудачно может пройти кампания, ведь США обладают настолько огромной мощью, что подобный исход их не затронет.
- Шерше ля нефть. Почему наш Стабилизационный фонд находится ТАМ? - Николай Стариков - Публицистика
- Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером - Джозеф Най - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России - Вероника Крашенинникова - Публицистика
- Футболономика. Почему Англия проигрывает, Германия и Бразилия выигрывают, а США, Япония, Австралия, Турция и даже Ирак выходят на первый план - Саймон Купер - Публицистика
- Власть - Николай Стариков - Публицистика
- Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин - Маркетинг, PR, реклама / Политика / Публицистика
- Опрокинутый мир. Тайны прошлого – загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта - Леонид Ивашов - Публицистика
- Советский Союз, который мы потеряли - Сергей Вальцев - Публицистика
- Вечная молодость - Иоанна Хмелевская - Публицистика
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза