вопросам, которые они хотят задать Гуру. 
— У меня есть две мамы, — ответил он и спросил ее: — А что ты хочешь спросить у Гуру?
 — Я еще не придумала. Я вообще не вижу смысла в этом. Я случайно сюда втиснулась. Пионэры-дурики заманили. А ты здесь зачем?
 — Мне интересно, — ответил он.
 Из дальней ячейки послышалась песня:
  Едем к Гуру — все мы смелы,
 Едем — впереди туман.
 Раньше было много дела,
 А теперь сплошной обман.
 Брали кассы, банки брали,
 Не гнушалися ни чем.
 Ех! Гуляли, трали-вали,
 Нам добро беречь зачем?
  К поющему присоединились несколько голосов:
  Времена прошли те быстро,
 Пролетели те года.
 Дело делали мы чисто,
 Утекло все, как вода.
  Последний куплет пело уже полвагона:
  Пенсион нам не положен,
 На печи не полежать.
 Может, Гуру нам поможет,
 Им на нас на всех плевать.
  — У всех по одной матери, а у тебя две. Как это?
 — Не знаю. Лу родила меня очень далеко отсюда. А мама Эля воспитывала меня вместе с Лу. Вот и получилось у меня две мамы, — ответил он.
 — Странно, — сказала она. — А у меня только один отец. Мамы я совсем не помню.
 — А почему ты не поешь? — спросила она.
 — Я не знаю слов, — ответил он. — Ты тоже не поешь, почему?
 — Мне не нравится, когда поют не о своем. Не знают, о чем поют, — ответила она.
 Он на минуту задумался. Пумпель вырвался из предместий. Эстакада постепенно опустилась вниз. В окнах появился пейзаж середины лета. Вдали проплывали желтые поля и темные перелески. Мелькали какие-то небольшие, выкрашенные одним цветом, домики и строения.
 — Я думаю, не обязательно то, о чем поется в песне, надо пережить самому, — главное, чтобы сопереживание возникло, — произнес он после паузы.
 — Сопереживание, — задумчиво повторила она.
 Некоторые пары, сидящие так же как и они, тихонько, не обращая ни на кого внимания, обнимались и целовали друг друга.
 — Ты хочешь меня поцеловать? — спросила она.
 — Мы совсем не знакомы, — ответил он.
 — А они, думаешь, знакомы? — спросила она.
 — Не знаю, — ответил он и добавил: — Я могу тебя поцеловать, если ты этого сильно хочешь.
 — Не хочешь, не надо, — ответила она и замолчала.
 За окном промелькнула платформа. Несколько человек на скамьях черно-серыми пятнами прочертили на мгновение след в оконной картинке.
 — Везде живут люди, — сказал он тихо.
 — Кто живет? — спросила она.
 — Везде живут люди, — повторил он.
 * * *
 — Эти молодежные пумпели вечно портят наше расписание, — проворчал пожилой мужчина с седой бородкой. — Это безобразие — сбивать график пригородного пумпеля. Здесь же тоже живут люди.
 — Да, люди. Да только одни мы старики и остались, — грустно поддержал его лысеющий мужчина с усами. — Молодежь из городов исчезает куда-то на периферию.
 — Это вы правильно заметили. Тонко, так сказать, увидели, — продолжил бородач. — Раньше молодежь стремилась в города, ближе к цивилизации, а теперь начались странные процессы исхода молодежи куда-то в неизвестность.
 — Как это в неизвестность? — воскликнула еще не очень старая дама с ридикюлем на коленях. — Пионэры знают, что делать. Помните, когда-то были «Идперы» — идущие впереди, теперь пионэры взялись за воспитание. Нашу молодежь надо в строгости держать. Мы хоть и мудрые, но строгости нам не хватает.
 — Вы, мэдам, — встрепенулся лысеющий, — считаете, что мы уже не на что не способны?
 — Нет. Я этого не говорила, — ответила дама. — Я имела в виду то, что мы мягкость проявляем где надо твердость проявить. Это же уже наши внуки. А, как известно, через одно поколение навык воспитания резко ухудшается. Новое время требует новых методов. Я полагаю, вы, господа, со мной согласитесь?
 — Да, мэдам, конечно, новые методы нужны, — поддержал ее бородач. — Но мы с вами знаем, кто такие пионэры. Здесь мы с вами наблюдаем какой-то странный процесс, если хотите, явление. Я даже не знаю, как назвать это — то ли оболванивание, то ли выравнивание. Создаются не люди, а что-то вроде биомеханизмов. Хорошо ли это? Не знаю…
 — Конечно, идеальных клонов не бывает. Но согласитесь, полезные-то получаются, — дама с ридикюлем продолжила свою мысль. — У пионэров есть свои права и обязанности. И это хорошо. Мы с вами, господа, не знаем главных целей и поэтому не в полной мере можем судить о средствах, — она достала из ридикюля бейчик и что-то туда записала. — Хорошая мысль, господа, — «не знаешь цели, не суди о средствах». Что-то наш пумпель совсем опаздывает.
 — Это хорошо так рассуждать, свободно, на отвлеченные темы, — заметил лысеющий. — А разве все средства хороши? Разве история мало знает случаев применения негодных средств? Разве мы научились отличать хорошее от плохого? Нет, мэдам. Плохие средства приведут к нехорошим результатам.
 — Вот, кажется, наш пумпель, — произнес бородач. — Наша беседа интересна, но безрезультатна. Такие задачки на платформах не решаются.
 * * *
 Она прислонила голову ему на плечо и под мерное движение пумпеля задремала.
 В вагоне молодежь потихоньку успокоилась, и, как водится, дорожная дремота охватила основную массу пассажиров. У окна совсем молоденькая пара о чем-то перешептывалась. До него доходили отдельные обрывки фраз:
 — Зачем поехали?.. — прошептала девчушка лет шестнадцати.
 — А что, разве можно было?.. — ответил ей юноша с тонкими чертами лица.
 — Они сказали — обязательно, если хотите… чтобы свободными… — девчушка прислонилась к юноше и погладила его руку.
 — А что ты спросишь? — прошептал юноша.
 — Я спрошу: «Есть ли Бог?»
 — Бог есть. Должен быть, — юноша погладил ее по голове и поцеловал в щеку. — Если Бога нет, тогда все, что вокруг, не имеет смысла.
 — … Не имеет смысла… и мы тоже? — спросила девчушка.
 — И мы тоже, — ответил юноша.
 — А им Он тоже нужен… они пионэры. Смысл у них есть? — снова спросила девчушка.
 — Им Он не нужен. У них есть цели. У каждого свои. Он им не нужен… — прошептал юноша.
 — А зачем они забрали бейчики? Для хранения? — девчушка закрыла глаза, похоже, дремота стала ее одолевать.
 — Наверное, чтобы нам ничего не мешало, чтобы связи не было… — медленно произнес юноша. Он смотрел в окно, и было заметно, что мысли его терялись там, вдали, за медленно проплывающей кромкой леса на горизонте.
 По вагону, аккуратно переступая сидящих и лежащих на полу, еще раз пробирались два пионэра. Их кто-то спросил: «Кто он, Гуру?». Один из пионэров ответил:
 — Не наше дело. Не наш объект.
 — А кто этот Гуру? — не открывая глаз спросила она. — Может,