нет ребенка, или младенец… и у Анны ребенок? 
А дети хрупкие.
 А фарданцы сволочи…
 Эти мысли так явственно отразились на челе Иоанна, что Мария даже хмыкнула.
 — Предлагаю сказать, что Анна не так сильна здоровьем, чтобы заключать брак раньше шестнадцати лет. Лучше — восемнадцати.
 Иоанн потер лицо руками.
 — Согласен. Это будет неплохо…
 — С Анной я поговорю. Надеюсь, она согласится.
 — Я ей прикажу, — рыкнул Иоанн. Мария посмотрела на него, как на идиота. Прикажет он! Лучший способ настроить подростка против себя, а фарданцы этим преотлично попользуются, даже не сомневайся.
 — Ваше величество, я сейчас же поговорю с Анной. Пока не произошло непоправимого.
 — К примеру?
 — Еще не хватало, чтобы моя дочь влюбилась в этого…
 Мария проглотила едкое словечко, но Иоанн и без того понял.
 — Благодарю. Но почему⁈
 Мария и не подумала скрывать своих мотивов.
 — Потому что это твоя дочь, — как-то само собой получилось это грустное «ты». — Ты можешь не любить Анну так, как я, но ты не желаешь ей смерти. А этому… мальчишке безразличны ее жизнь или смерть. Ему нужен только трон. Только власть. И в нем еще есть что-то плохое… гадкое. Не знаю. Не могу сказать точнее.
 Иоанн кивнул.
 — Хорошо, Мария. Я тебя услышал. Анна слаба здоровьем, и не может выйти замуж до восемнадцати лет.
 — Более того, придется продумать ее защиту. Эти люди не остановятся перед похищением.
 Иоанн опять кивнул.
 А Мария подумала о другом.
 Саймон… да, ее якобы-брат из Картена. Интересно, кого он предложит для ее дочери? Самое забавное, что у Марии нет никаких чувств по отношению к Иоанну. Ее более чем устраивает вариант, предложенный братом.
 Иоанн в могиле, Анна с мужем на троне, Мария рядом, советники и помощники ЗА троном. Саймону Эрланд нужен как союзник, он заинтересован в сильной династии… да, возможно, он подберет такого парня, который будет верен Картену, но это уже детали. Это неважно. Главное, чтобы Анна была жива и здорова. И сама Мария еще пожить не откажется, лет пятьдесят, хотя бы. А может, и больше?
 Многоликим обещали больше.
 И тут уж вопрос стоит иначе. Она должна рассказать все Анне, просто обязана, и провести ее через посвящение — тоже. Только вот…
 А когда в ее дочери проснется сила? И проснется ли? Мария не знала, как это можно проверить. Может быть, камнем?
 Надо попробовать. Но сумеет ли ее ребенок сохранить тайну?
 Все может быть. В это время дети взрослеют рано.
 * * *
 Его высочество Вернер не стал терпеть до посольства, и на своего сопровождающего требовательно посмотрел уже в карете.
 — Ну⁈
 Сам подросток пока еще не так хорошо разбирался в людях. А вот сопровождающий его секретарь…
 Эрр Линок Саран был рекомендован его величеством Хансом ЛИЧНО, как весьма умелый и полезный человек. За время пути к нему и сам Вернер присмотрелся, и был согласен с дедом. Хотя…
 Линок был умен, хитер, безукоризненно вежлив, его манерами можно было только восхищаться, но почему-то общаться с ним Вернеру и не хотелось. Было в нем что-то такое, неприятное…
 Вот Вернер и старался разговаривать только по делу.
 — Его величество Иоанн вас не одобрил. Он чует сильного соперника, он боится, — не стал врать Линок.
 Вернер расплылся в улыбке от удовольствия.
 — Королева?
 Линок задумался.
 — Я… я не знаю. Я не могу ее прочитать.
 — Почему? — искренне удивился Вернер. За время поездки он регулярно спрашивал у эрра, что чувствует тот или иной человек, и эрр не ошибался ни разу. А тут — вдруг?
 Но почему⁈
 — Я не могу сказать. Я знаю, что королева… она опасна. Она ощущается, как нечто опасное и нечитаемое. Словно слепое пятно.
 — С этим можно что-то сделать?
 — Можно. Мне надо приглядеться к ней поближе.
 — Это возможно. Я попрошу, чтобы мне разрешили навестить мою будущую супругу, и вы поговорите. А… то?
 — Дайте немного времени, ваше высочество. Дайте немного времени, и все будет исполнено.
 Вернер расплылся в улыбке.
 — Я надеюсь, вы не подведете ни меня, ни деда, Линок.
 — Я не подведу, ваше высочество.
 * * *
 Откладывать Мария не стала, и в тот же вечер крепко заперла дверь.
 — Иди сюда, зайка.
 Анна пожала плечами, и нырнула под одеяло. А это не двадцать первый век, где через одеяло на солнышко смотреть можно, оно прозрачное. Тут и перины, и пух гусиный, и все плотное такое… в двух шагах стоять будешь — не услышишь ничего.
 Мария-то в темноте уже неплохо видела. А вот Анна такими способностями похвастаться не могла. Но стоило достать камень из самого укромного места (гусары, молчать!), как он тут же засиял мягким алым светом.
 — Мама? — ахнула Анна.
 — Попробуй дотронуться, — попросила Мария.
 Анна протянула пальчики к кристаллу, погладила его.
 — Тепленький.
 — И все?
 Мария надеялась на такой же оборот, как у нее, но дочка покачала головой.
 — Да. А что еще должно быть?
 Мария покачала головой.
 — Ничего, детка. Дай мне, пожалуйста, обещание?
 — Какое, мама?
 — Если со мной что-то случается… ты понимаешь, может быть всякое.
 — Мама!
 — Анна, милая, если со мной что-то случается, этот камень ты забираешь себе и носишь на шее. Никогда не снимая. А потом передашь его самому достойному из твоих детей. Дай мне слово.
 — Обещаю.
 — И никому о нем не рассказывай. Он… это родовое. И я не должна была его брать… неважно!
 Остальное Анна додумала и сама.
 Если родовое — то из Картена. Если не должна была брать — значит, Саймон Картенский обидится на маму. Надо молчать, чтобы до него не дошло. Молчать-молчать…
 Анна словечка не скажет! Это же может повредить мамочке! А уж обещание… девочке даже думать о таком не хотелось, слишком сильно ей досталось, когда она думала, что потеряла маму. Слишком страшно тогда было.
 Но если мама просит, она не только пообещает. Она — сделает.
 А что это за камень, зачем он нужен… да Анне и в голову не пришло, что это тот самый, из подарков Многоликого. Так не бывает же!
 Это вот как ожившее дерево, или заговорившая белка, которая грызет золотые орехи… как мама рассказывала. Так — не бывает!
 Анна уже взрослая, она в такие сказочки не верит!
 * * *
 Когда девочка уснула, Мария погладила ее волосы.
 Жаль, конечно. Значит, имеется в виду все же половая зрелость, а не просто взросление. С точки зрения Марии, Анна была умнее и сильнее многих десятилеток из двадцать первого века, ей хоть сейчас за паспортом и вперед во взрослую жизнь. Она