Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он плыл в сторону заката. Солнце стало огромным и совсем не слепящим, но солнечная дорожка, разбитая на живые осколки, все ещё больно ранила глаза. Вода была зеленой и прозрачной как бутылочное стекло. Он опустил голову в воду и увидел глубокие каменные террасы, опутанные водорослями и уже схваченные тенью. Небывалые рыбы пропылвали между камнями и глядели на голое чужое существо. Там и сям виднелись живые облачка медуз, их становится меньше под вечер, и каждая становится живее. Волны уже целовали солнце и сонная чайка выкрикнула что-то по этому поводу. Как долго можно плыть в сторону заката? Какая разница - удаляясь от города, в котором он провел жизнь, он чувстовал себя лучше, вода смывает все, вот уже нет проклятого города; нет тех людей, которые сделали его проклятым, даже бедной Светланы больше нет - она осталась в том отрезке жизни, который не повторится. И вдруг он почувствовал сябя счастливым. Он перевернулся на спину и стал грести одной рукой чтобы не было так больно пальцу.
Из-за недалекого мыса, вытянувшегося черной полоской, появилось блестящее пятнышко моторной лодки. Лодка была большая, настоящий катер. Яша стоял за рулем и щурился от ветра. Ветер развевал его волосы и лицо казалось мужественным и спокойным. Позади сидел Прын с ружьем в руках.
- Нужно было взять кирпичи и сумку! - выкрикнул Яша.
Его голос был не слышен из-за ветра и гула мотора.
- Что?
- Кирпичи и сумку!
- Зачем?
- Иначе его прибьет к берегу!
- Я взял! - соврал Прын.
- Давай его разрежем! - предложил Яша.
- Нет, я хочу его застрелить! Сделай круг около него, но только попугай, я хочу, чтобы он испугался!
Черная точка человеческой головы приближалась. Прын стучал большим пальцем ноги о острое ребро в переборке и радовался каждому толчку боли. Из под ногтя выступила кровь и он прекратил. Главное - это суметь направить мысль в нужное русло; главное - это найти точку и давить на нее, не сдаваясь, и ты победитель. Самые страшные собаки - те, которые не расцепляют зубов.
Он оглянулся на город; город, погружаясь в тень, менял цвет, становился фиолетовым. Может быть, его уже сьедали скорпионы, почему бы и нет? Голым людям все равно не спастись, как бы они ни одевались. Как бы они ни одевались, все равно они голые внутри, все равно можно найти голое место и ударить в него - он поднял ствол и направил Яше в затылок. - Останови! Что? - Останови! Яша обернулся и засмеялся, оценив шутку. Прын выстрелил чуть в сторону и пробил лобовое стекло: хрустальный цветочек.
- Не понял, - не понял Яша.
- Теперь слушай меня, - сказал Прын. - Город умер, и все те люди, которые в нем остались. Не выпускают никого, взяли в кольцо.
- Ну, - не понял Яша.
- Поэтому мне нужна была лодка и человек, который умеет управлять лодкой, то есть ты. Мы спасемся вместе, по воде можно уйти. Правь в открытое море.
- Нет, я хочу убить голого, - не согласился Яша.
- А я хочу иначе.
Прын приподнялся, сделал шаг вперед и лениво ударил Яшу прикладом в лицо. Яша оценил аргумент.
Прын улыбнулся. На этот раз его улыбка была довольной - как хорошо он все расчитал: вызвать милицию, подстрекнуть девочек, потом деда и, наконец Яшу. Беспроигрышная цепочка. Этот дурень привезет его в любое нужное место. А город пусть гибнет. Голые люди сами виноваты в том, что у них нет брони и стальной хватки зубов.
На фоне солнечной дорожки темнела и удалялась голова голого человека. На город опустилась тень и он стал совсем фиолетовым.
ЭПОХА ИГРЫ (повесть)
1
Наверное, немного тишины все-таки нужно. Тишина нужна мне как вода, как соль, как солнечный свет. Тишина и несколько минут одиночества. Я люблю стоять у большого окна своей пустой, ещё наполовину спящей в шесть утра мансарды и смотреть сквозь расцветающие с каждой минутой утра краски влажного леса. Смотреть, и видеть все, и ничего не видеть, откликаться сердцем на все, - но спокойно, безразлично, возвышенно.
Я специально встаю ради этих нескольких минут. Они действуют на меня, как переливание крови на тяжелобольного: из комка слизи я становлюсь клубком воли и уверенности. Удивительно, что для этого достаточно всего нескольких минут тишины. Глядя вниз, на зеленые всплески и провалы пышных тропических крон, я чувствую в себе зверя стомиллионнолетней давности, зверя величиной с кошку, жившего на деревьях, просыпавшегося с первыми лучами туманного рассвета, обозревавшего из своей невидимой высоты ветвей свой страшный и прекрасный первозданный мир. Рано утром просыпались лишь его большие и внимательные темные глаза с вытянутыми в ниточку зрачками; тело все ещё спало, спокойное и уверенно расслабленное, потому что глаза два верных блестящих стража - уже делали свое дело, следили за любой сдвинувшейся тенью там, далеко-далеко внизу. Сердце работало медленно и ровно; оно ещё спало, забыв о вечных муках, простых муках голода, бегства, продолжения рода, не зная о других муках, которые вспорют его тысячи поколений спустя - те муки будут более тонки и более жестоки.
Тот древний зверь величиной с кошку до сих пор живет во мне (Боже мой, действительно никто никогда не умирает); сейчас его тело проснется, играющие волны мускулов пробегут под гладкой короткой шерстью, сердце застучит в другом ритме. Он готов к жизни и готов к смерти - не все ли равно, если никто не умирает?
Пять минут прошли. Все в порядке. Я спускаюсь; Александр убирает в комнатах нижнего этажа. Он встает ещё раньше и успевает сделать в саду перед домом сложную гимнастику из довольно примитивных и бессмысленных, на мой взгляд, упражнений. Иногда я наблюдаю за этими упражнениями из своего окна. У каждого человека, если узнать его поближе, оказывается уйма странностей. Александр повторяет свою пародию на одну из восточных гимнастик каждое утро, много десятилетий подряд. Зачем?
В наше время мы имеем намного больше ненужных увлечений, чем раньше; мы тянемся к бесполезному. Это реакция, самозащита души от безумного всевластия материи денег, вещей, стремления к деньгам, вещам и к власти. Но наша эпоха - эпоха материи; эпоха души уже прошла, почти прошла, эпоха духа ещё не наступила. Поэтому так глупо выглядят наши увлечения. Александр стар, ему далеко за шестьдесят; он жалок, когда кривит свое длинное иссохшее тело - хранилище иссохшей души, забывшей о собственном существовании. Его седая, торчащая во все стороны бородка, вызывает во мне даже некоторое презрение, впрочем, добродушное. Из-за этой бородки Александра все зовут капитаном и, кажется, только я обращаюсь к нему по имени.
- Александр, вы ведь один из немногих людей, которые прожили на Островах всю жизнь.
Александр улыбается. Острова Воскресения - его единственная настоящая любовь. Он ни разу не покидал Острова и был свидетелем всего, что происходило здесь за последние полвека. Я сознательно затронул предмет его гордости - это та струна, на которой можно сыграть любую мелодию. Итак, я начинаю играть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Циклы 'Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов - Научная Фантастика
- Тебе нравится, что ты видишь? - Тед Чан - Научная Фантастика
- Ад - это отсутствие бога - Тед Чан - Научная Фантастика
- История твоей жизни - Тед Чан - Научная Фантастика
- Собор (сборник) - Яцек Дукай - Научная Фантастика
- Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Горизонты. Сборник яркой современной фантастики - Антология - Научная Фантастика
- Разные рассказы - Сергей Герасимов - Научная Фантастика
- Антология мировой фантастики. Том 5. Контакт. Понимание - Стэнли Вейнбаум - Научная Фантастика