Форма входа
Читем онлайн Православная цивилизация - А Панарин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Что касается современной светской интеллигенции стран не-Запада, то она по определению является эпигоном западной мысли; самое большее, на что она способна,- переносить западную идейную моду на почву других культур. Но ситуация не-западного большинства, не принадлежащего к золотому миллиарду, такова, что к ней прилагать плоско-благополучные штампы "демократии и правового государства", а также рассчитывать посредством рецептов западной политической технологии решить проблемы колоссального масштаба и мощности, значит, предаваться злонамеренному благодушию. (Оно касается тех случаев, когда свидетель трагедии, для оправдания своего невмешательства, объявляет, что трагедии он не заметил, приняв ее за что-то другое).
В самом деле, полагать, что все эти заимствованные рецепты западного либерализма, республиканизма, федерализма, социал-демократизма адекватны характеру и масштабу проблем мира, большинство которого погружается в палеонтологическую тьму, во времена нового массового голода, нового рабства и работорговли, глобальных пандемий, отрицания самих прав на жизнь, прав детства, прав женщин, стариков и других незащищенных групп - значит игнорировать реальность во имя правил либеральной благопристойности. Отрицать все это - значит на деле давать лишнее историческое время и лишние шансы тем, кто решил прибрать планету к рукам и очистить ее от "человеческого балласта" числом в 4-5 млрд.
Час наступает решительный, но выродившиеся западные идеологии уже окончательно закрыты для этой реальности по причине своей принципиальной "внеэсхатологичности".
Но я уверен, что дух культуры сохраняет свою духовную бдительность, свою законную суровую мстительность. Он мстит всякой непомерной гордыне и самоутверждению, всякой преждевременной "окончательности" (сформулированной в парадигме "полной и окончательной победы"), всяким решающим превосходством. Однако при этом надо осознать, что этот дух не ироничен, как понимает традиция европейского скептицизма и вольнодумия, а эсхатологичен. Прежние советские условия благоприятствовали развитию просвещенческой иронии; можно даже сказать, что типичный советский городской человек был ироником. С одной стороны это определялось отмеченным выше дистанцированием от официальной талмудистики, провоциирующим вольнодумную иронию, выражаемую в политических анекдотах и эзоповом языке популярного идеологического озорства.
С другой стороны, дух советской повседневности позволял себе быть ироническим, так как серьезную служилую заботу, равно как и функции социальной защиты и обеспечения необходимых гарантий жизни брало на себя государство. Государство выступало бронированной оболочкой, в которой прятался рыхлый, отвыкший от борьбы, декадентствующий социум. И вот эта оболочка распалась, а непривычный к испытаниям социум столкнулся с самым жестким давлением извне и самыми беззастенчивыми посягательствами и узурпациями изнутри.
Здесь-то и наметилась новая духовная поляризация общества. Те его группы, которые утратили всякую духовную связь с большой культурно-религиозной традицией православия и не готовы расстаться с мифом прогресса, все свои прогрессистские упования возложили на Запад и его освободительную миссию. Наши либералы - это старые носители советского патерналистского сознания, отныне возлагающего надежды уже не на партию, а на передовой Запад.
Это особая тепличная среда, которая изначально более всего опасалась и трудностей евразийского бытия, с его жесткими природными и геополитическими условиями, и гуляющих в Евразии загадочных стихий, периодически прорывающихся в истории.
В глубине души партия и партийный порядок ей всегда был ближе, чем чаяния и страсти "этого" народа. И когда защитная оболочка "коммунистического тоталитаризма" рухнула, эта среда срочно стала искать такую на стороне. Американский мировой порядок приветствуется ею как единственная оставшаяся в мире альтернатива непредсказуемости "этой" среды и "этого" народа.
Что касается народного большинства, то оно, утратив прежние государственные и социальные гарантии, не может полагаться ни на новые "демократические" порядки внутри страны, ни на новых хозяев мира.
ЖЕСТОКОСЕРДИЕ ДЕМОКРАТИИ
Народу предстоит осваивать новые условия жизни, уже ничего общего не имеющие с привычным патернализмом. Но это вовсе не означает правоты так называемой либеральной парадигмы, для которой крушение патернализма означает торжество рыночной альтернативы и "расчет на самого себя".
Во-первых, пора, наконец, понять, что рынок не является культурно самодостаточным, не заменяет мировоззрение. Мировоззренческие пустоты рынка только потому не так заметны в Европе, что рыночная система окружена культурной системой нерыночного происхождения. Рынок и культуру связывают не детерминистская зависимость базисно-надстроечного типа, как думают вслед за марксистами современные либералы, а, скорее, принцип компенсации: все то, что человека лишает рынок, дает ему культурная традиция. На этом балансе строилась вся система внутреннего "европейского равновесия".
Во-вторых, надо иметь в виду статус и интенции рынка постсоветского типа. Когда современная экономическая теория (в том числе чикагская) говорит о рынке, она имеет в виду некую неформальную систему, альтернативную всему тому, что организовано по рационально-бюрократическому и технократическому принципу.
Если административно-бюрократическая система стремится покрыть общество исчерпывающей системой предписаний, где все случаи предусмотрены, то рынок представляет стохастическую систему, непрерывно генерирующую новые прецеденты.
Если административно-бюрократическая система статична и предпочитает ритуал, то рынок динамичен и основывается на новациях. Если административно-бюрократическая система являет собой царство искусственности, в которой заранее известны предпочитаемые, пользующиеся льготами и протекциями, и непредпочитаемые, на долю которых достаются запреты, но рынок есть воплощение беспристрастного естественного отбора.
Эти общие постулаты экономического либерализма в США обрели черты демократической теории, защищающей простого маленького человека от "больших организаций". Дихотомии авторитаризм-демократия, бюрократизм-демократия и монополизм-демократия были вписаны в рыночную теорию, что придало ей определенное идеологическое обаяние.
Рынок стал интерпретироваться как такая система, в которой мелкий и средний бизнес - среда народного капитализма - всегда обеспечены надлежащими шансами. В этой системе бесконечность человеческих потребностей сочетается с бесконечностью способов их удовлетворения. Если бы потребности были конечными и исчерпываемыми, их можно было бы удовлетворить на основе административного планирования, заранее закладывающего свои задания в экономику. И сразу по нескольким "законам" - закону экономической концентрации, закону неизбежного сговора привилегированных элит за спиной непривилегированных, самостоятельное народное предпринимательство оказывалось бы потесненным и в конечном счете обреченным.
Но рынок на самом деле - стохастическое царство непредусмотренности того самого случая, который посрамляет властную бюрократическую волю и оказывается союзником непривилегированных. Непредсказуемо, то есть "случайно", возникают все новые человеческие потребности, а значит - новые потенциальные рынки. Ни планирующая бюрократия, ни неповоротливые экономические гиганты - корпорации, не могут своевременно откликнуться на эти потребности, быстро переналадить свое гигантское производство, породить тысячи новых управленческих предписаний для целой армии своих служащих.
Соответствующий оперативностью обладает только массовая экономическая среда мелких и средних предпринимателей, работающая по принципу динамичной неформальной системы, откликающейся на все новое неким явочным, заранее не оговоренным и не санкционированным образом.
На этой аргументации в пользу стихии рынка стоило задержать внимание потому, что современная либеральная софистика стремится с ее помощью дать свою подменную версию плебейского демократизма, давно уже признанного опасным. Плебейский народный дух проявил свою антибуржуазность в истории двояким образом. С одной стороны - как политическая стихия площади, улицы. Современному западному обществу, в отличие от средневековья, так и не удалось создать партициативную гражданскую модель площади, в духе самоорганизованного античного полиса. Политическую самодеятельность народа подменили демократией политических профессионалов, "представляющих народ".
С другой стороны - как стихия христианского сознания и его неистребимыми архетипами, враждебными буржуазной рассудочности.
И вот теоретики экономического либерализма попытались представить свою благонамеренную версию плебейского демократизма, представить рынок как новое поле "прямой демократии". Но постсоветский рынок с самого начала оказался в вопиющем несоответствии всем моделям экономической демократии. Если исходить из дихотомии формального и неформального, предначертанного и "явочного", зрячей руки бюрократии и незрячего духа соревновательности, то мы увидели, что номенклатурный постсоветский рынок несомненно тяготеет к первым составляющим указанных дихотомий.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Православная цивилизация - А Панарин бесплатно.
Похожие на Православная цивилизация - А Панарин книги
- Краткая история Индии - Джон Зубжицки - Исторические приключения / История
- Пегая орда. История "древнего Китая" - Глеб Носовский - История
- Реконструкция Куликовской битвы. Параллели китайской и европейской истории - Анатолий Фоменко - История
- Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф - Исторические приключения / История
- Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.) - Леонид Васильев - История
- Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс - История
- Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев - История
- СССР - цивилизация будущего. Инновации Сталина - Сергей Кара-Мурза - История
- Генуэзская конференция в контексте мировой и российской истории - Валентин Катасонов - История
