Форма входа
Читем онлайн Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение - Уолтер Брюггеман
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Несмотря на малочисленность, эти шесть фрагментов позволяют говорить о свободе ГОСПОДА, даже от созданной Им самим «системы мироздания», свободе, допускающей будущее, не зависящее от прошлых деяний.
Цель этих фрагментов — пресечь ложную теорию, согласно которой, жизнь в соответствии с человеческой мудростью и определенные усилия могут гарантировать благополучие. Человек всегда должен оставаться открытым для вмешательства Бога, действующего непредсказуемо. Между поступками в соответствии с наставлениями мудрецов и ожидаемыми последствиями лежит неизвестность. Опасное учение, не правда ли? Мы можем спросить: не означает ли это, что вследствие этой неизвестности на все человеческие дела и знание ляжет налет обреченности? Ответ на этот вопрос заключается в степени доверия человека Божьему промыслу, предвосхищающему все планы людей…
Речь не идет об ограничении человеческих способностей, о потере чувства уверенности в собственных силах. Речь идет о явлении, которое можно объяснить лишь в богословских терминах: самоуверенность несовместима с доверием Яхве. Даже способность учения о премудрости объяснить жизнь в конечном счете неизбежно должна столкнуться с этим фактом. Отчасти именно поэтому основа учения мудрецов — непоколебимая вера в Яхве. Учителей невозможно попрекнуть пренебрежением мудростью, но пределы их учения обозначены на удивление ясно. На премудрость как таковую никогда нельзя положиться полностью, никогда нельзя доверить ей собственную жизнь
(von Rad 1972, 101, 102–103).Выше премудрости оказывается только ГОСПОДЬ, Бог премудрости. Учителя не создавали системы расчетов, основанных на морали. Они говорили об отношениях, отмеченных тайной, но глубоко осмысленных и имеющих практическое приложение. Именно поэтому в 28–й главе Книги Иова обсуждение божественных тайн заканчивается словами, вполне созвучными Книге Притчей:
И сказал человеку:вот, страх пред ГОСПОДОМ есть истинная премудрость,и удаление от зла — разум.
(Иов 28:28)Такой конец говорит о том, что даже самый изощренный ум, в конце концов, придет к тому же, что и это центральное учение Книги Притчей:
Не будь мудрецом в глазах твоих;бойся ГОСПОДА и удаляйся от зла.
(Притч 3:7)В этом простом учении любовь к Богу дополнена практическим советом и обещанием жизни. Оно напоминает слова, сказанные Матерью Терезой Генри Новену в ответ на его вопрос о смысле жизни. Она ответила:
Молись каждый день и никого не обижай.
Об этом же говорит и поучение мудрецов: «Бойся ГОСПОДА и удаляйся от зла». Поступки человека значат очень много, но эти действия основаны на взаимоотношениях с Тем, кто превыше всяких действий.
Читатель Книги Притчей под конец может поразиться способности учителей мудрости связывать знание Израиля о Боге, правящем уверенно, но непредсказуемо (непредсказуемость подразумевает свободу и благодать), с изысканным рассуждением, лишенным сектантской ограниченности традиции Завета. К сожалению, на протяжении долгого времени комментаторы Ветхого Завета относились к традиции премудрости как к «приемной дочери» или чужеродному звену в библейской традиции, хотя на самом деле это — одна из основных линий развития, гибко и изощренно объединяющая веру и разум.
Премудрость Книги Притчей заключается в вере в постоянство простых отношений между людьми, в сходство разных людей между собою, в сходство их реакций на те или иные события, в надежность миропорядка, обеспечивающего жизнь человеку, и через все это, явно или неявно, в вере в Бога, следящего за этим порядком. Понимая эти принципы, описанные мирским языком, не очень соответствующим их абсолютно интеллектуальной подоплеке, человек полагается на Бога во всем, что касается и веры, и знания. Благодаря силе этого знания о Яхве, его неопровержимости, евреи могли сформулировать учение о миропорядке столь простым и доступным языком
(von Rad 1972, 62–63).Учителя мудрости, безусловно, знали о существовании греха, однако предпочитали говорить о разрушительной силе не как о «грехе», а как о «глупости». Они понимали глупость как способ жизни, противоречащий всему сотворенному Богом миропорядку. Ни один комментарий на тему взаимоотношений Бога и мира не сравнится по выразительности с комментарием Дэйвида Шапиро:
По словам Лео Бека, при приближении черты лица становятся размытыми, — идет ли речь о близости божественного, близости мирского или близости опасного смешения божественного с мирским. Невозможна премудрость без боязни Бога, но премудрость невозможна и без боязни повседневного, поскольку все мы можем весьма быстро перейти во вполне осязаемый мир иной, мир подземный, названный Шеолом, начинающийся с маленькой тесной могилки…
Вошедшие в Книгу Притчей произведения возникли из благоразумной строгости, хотя иногда их неверно называют «жестким ошейником», цепью или венцом, который в них упоминается. На самом деле эту книгу скорее можно было бы назвать собранием снов или шуток, не чуждых благоразумия Фрейда, сказавшего когда–то, что детей не следует посылать в Арктику одетыми в летнюю одежду и с картами итальянских озер. Книга Притчей, считавшаяся когда–то самой сублимированной из библейских книг, в действительности представляет из себя взрывоопасный текст редкостной проницательности, авторы которого сумели уравновесить идеализм священников и пророков и образованность «старейшин». Заповеди имеют предел; притчи бесконечны и напоминают нам о том, что столь же бесконечным должно быть наше внимание
(D. Shapiro 1989, 320).Притчи — литература «для взрослых»:
Эта книга — критика инфантилизма. Если в ней и не содержится неизменных истин, то, по крайней мере, она приближается по своему содержанию к такого рода истинам. Ее можно прочитывать как антологию утопических и, как это ни парадоксально, материалистических идеалов. Эти идеалы, как говорил Уильям Джеймс, и создают реальность. Реальный мир основывается на сравнениях
(D. Shapiro 1989, 324).Еще две проблемы, связанные с текстом, следует отметить особо. Прежде всего, читатели–христиане не могут оставить без внимания поэтику Притч 8:22–31. В этих стихах речь идет о «премудрости» как об «организующей силе» мироздания, благодаря которой мир живет и порождает из себя жизнь. Этот текст связан с историей сотворения мира из 1–й главы Бытия (см. Landes 1974; Yee 1992). Слова, переводимые как «имел меня началом» (qnn) в стихе 22 и «художницею» ('топ) в стихе 30, вызывают массу затруднений. Однако эти трудности не мешают понять общий смысл фрагмента: «Премудрость» — доверенное лицо Бога–Творца, непосредственно влияющее на образ создаваемого мира.
Этот фрагмент особенно интересен еще и потому, что, по мнению разных исследователей, он стал основой поэтического текста, с которого начинается Евангелие от Иоанна (1:1–3) (O'Day 1995, 519). В христианском сознании премудрость, «упорядочивающая мироздание», превращается в «логос» (логику миропорядка), «воплотившийся» в Иисусе из Назарета. Утверждение 1–й главы Евангелия от Иоанна гораздо шире, чем 8–й главы Книги Притчей, однако полное его понимание возможно только в контексте ветхозаветной параллели. Если попытаться проследить траекторию развития представлений о премудрости от Притч 8 к Ин 1, то можно отметить следующее: ветхозаветные представления о премудрости сильно расходятся с традиционными представлениями о Завете, новозаветные же — с основными аспектами мировоззрения апостола Павла.
С другой стороны, учение о добродетельной жене и чужой жене, представленное в главах 1–9, а также в стихах 31:10–13 Книги Притчей (см. Притч 2:16–19; 5:1–11; 6:23–25; 7:14–20; 9:16–17), привлекало и привлекает особое внимание феминистски настроенных комментаторов. Предпринималось множество самых разных попыток интерпретировать стихи о «чужой жене». В частности, говорилось о (а) блуднице, подвергающей опасности жизнь мужчин; (б) чужеземках, негативное отношение к которым особенно распространилось во времена Ездры; (в) собирательном образе, вобравшем в себя основные мужские страхи (Camp 2000). Каждая из этих интерпретаций заслуживает отдельного обсуждения, однако здесь я хотел бы упомянуть лишь о прекрасном исследовании Кристины Иодер (Yoder 2001). Заметив сильный «экономический уклон» в описании добродетельной жены в стихах 31:10–31, Иодер предложила поместить оба женских образа в экономический контекст. Цитируемые ею персидские документы указывают на то, что богатые персы старались найти себе женщин, разбирающихся в делах, способных обеспечить безопасность имуществу мужа. Сам же муж не должен был заниматься делами:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение - Уолтер Брюггеман бесплатно.
Похожие на Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение - Уолтер Брюггеман книги
- Эссе о развитии христианского вероучения - Джон Генри Ньюмен - История / Религиоведение / Периодические издания / Религия: христианство
- Как возникла Библия - без автора - Религиоведение
- Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом? - Александр Валерьевич Храмов - Прочая научная литература / Религиоведение / Религия: христианство
- История веры и религиозных идей. Том 3. От Магомета до Реформации - Мирча Элиаде - Религиоведение
- Евангельское движение в России. 1814—1944 гг. - С. Осипов - Религиоведение
- Азы Православия для детей - Георгий Максимов - Религиоведение
- Ближний Восток — колыбель Православия - Александр Трубников - Религиоведение
- Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг - Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Философия Буддизма Махаяны - Евгений Торчинов - Религиоведение
- Происхождение христианства из гностицизма - Артур Древс - Религиоведение
