требуемую силу исполнения заклинания, так что навряд ли какое-то стандартное заклятье получится у тебя чисто и красиво с первого раза. С этим надо смириться. Это не недостаток. Это данность, с которой тебе жить. Ничего из стандарта не будет у тебя получаться с первого раза, пока ты не научишься работать с потоком и не перестанешь бояться неудач. Вывернутая мертвая плоть – это всего лишь вывернутая мертвая плоть. Когда ты начинаешь бояться получить такой результат, ты заранее подготавливаешь этот мир к тому, что выдашь сейчас что-то отвратительное, ужасное настолько, что тебе самой будет страшно на это смотреть. И именно так и выходит. И этот цикл повторяется снова и снова, и каждый следующий этап хуже предыдущего. Страх, отчаянье, гнев, жалость – все это влияет на то, что получится в итоге, а так же на то, как тебе ответит мир после того, как ты нарушишь его гармонию созданием очередного кадавра. Так как мир по божьему замыслу совершенен и гармоничен, он отвечает соответствующе: больно бьет в ответ, пытаясь заставить тебя прекратить творить то, что причиняет ему боль.
Йен замолчал, давая возможность Ученице осознать сказанное.
– Некромантия – это работа со смертью. Мужчин с детства учат держать эмоции и чувства под контролем: не плакать над разбитыми коленками или когда получаешь ремня от отца, не страдать напоказ от отсутствия взаимной любви, усмирять гнев до того, как он перейдет в рукоприкладство… С женщинами все иначе. Вы живете чувствами, для вас даже книги пишут и фильмы снимают такие, от которых нас, мужчин, мягко говоря, тошнит, столько там всего цветочного, феечного и нереального в целом, уж прости за правду. В этих книгах и фильмах смерть красива. Если кто и умирает, то либо в бою с честью, становясь героем, либо дома в окружении правнуков с улыбкой на лице, и я понимаю, что для тебя препарирование тел и скальпирование плоти просто так, раз за разом, в целях отработки техники, еще какая психологическая травма и эмоциональная нагрузка. Так как ты некромантесса, твои чувства и эмоции так же сильны, как и твоя магия, а все это вместе представляет собой нечто невообразимое. Если к твоей недозированной силе прибавить твои неусмиренные эмоции, случится катастрофа, а если помножить все это на неоднократное повторение с неудачным результатом и получением соответствующего отката, то, возможно, и апокалипсис. Поэтому для тебя как ни для кого другого важно колдовать с холодной головой и с полным контролем эмоций. Так как сейчас без эмоций колдовать некромантию ты не можешь, потому что ты психически нормальный человек, к тому же еще и юная девушка, и все неестественные манипуляции с плотью вызывают у тебя вполне обоснованный страх и отвращение, я заставляю тебя закрываться, чтобы ни одна твоя эмоция не нарушила твоей и без того адски сложной работы с магическим потоком. Я заставляю тебя закрываться и колдовать дальше, снова и снова, одно и то же, рассчитывая, что рано или поздно, когда ты перестанешь бояться и испытывать отвращение, эти действия станут опытом, механикой, потому что так должно стать, и так станет, потому что я знаю, о чем говорю, я прошел через то же самое, и когда ты сможешь держать свои эмоции и свою магию под контролем, я разрешу тебе открыться и попробовать то же самое в полную силу. Но все это не произойдет в один момент, для этого нужно работать, изо дня в день, иногда годами… И все эти годы, Кхасси, я буду рядом с тобой, буду помогать тебе справляться с неудачами, с провалами, буду искать для тебя новые методы колдовства, чтобы ты смогла освоить все, что необходимо, не уничтожить при этом мир и не уйти на Галереи до срока от своего постэффекта, но чтобы все получилось, чтобы у нас было будущее, в котором ты станешь Некромантессой Ишанкара, а я буду разводить своих рыбок и приходить к тебе в гости, сейчас ты должна закрываться и работать, закрываться, держать эмоции под контролем и работать, Кхасси. Другого метода нет. Это жестоко, но это единственно возможный путь. Я не могу дать тебе послабления, я не должен этого делать. Я знаю, что тебе страшно, сложно, и что хочется опустить руки и забыть все эти кости, мясо, двигающиеся трупы, но я не могу тебе этого позволить. Я буду рядом, чтобы подать тебе руку, если ты оступишься, но я не разрешу тебе упасть.
Тайра отвернулась в сторону, туда, где море огибало скалы, еле видимые в темноте, и Йен понял, что она сейчас расплачется.
– Из Ишанкара нет выхода, Кхасси, – ’т Хоофт постарался, чтобы его голос звучал не так строго, как немногим ранее. – Ты – Ученица Некроманта. Это тяжелое бремя, но это великая честь. Не в том, чтобы быть моей Ученицей, я не то имел в виду… Честь оказывают тебе люди, которые доверяют тебе свои жизни, и их семьи, которые спокойно ложатся спать, потому что знают, что их родной человек вернется с дежурства, так как уверены в том, что Некромант Ишанкара сильнее смерти.
– Но мы не сильнее смерти, – всхлипнула Тайра. – Ни один некромант не сильнее смерти.
– Нет, не сильнее. Но Некроманты Ишанкара сильнее всех прочих некромантов, и это уже не миф. Это результат абсолютного контроля над своей силой, своими эмоциями, чувствами и каждодневной практики. Не тебе сдаваться на каких-то костях и медальонах, зная, что в мире полно неуравновешенных идиотов, как раз-таки верящих в то, что они сильнее смерти и выше морали. Люди для них всего лишь расходный материал. Тебе придется противостоять им, защищая вверенные тебе жизни, и именно поэтому я буду учить тебя всем самым ужасным аспектам некромантии, с которыми ты сможешь столкнуться. Ты освоишь и раскапывание могил, и умерщвление плоти, и мучения душ, и еще много всего, о чем на ночь лучше не вспоминать, но это твой долг. Не право, Тайра. Убивать и мучить права у тебя нет. Закон запрещает. Но знать и уметь все это ты должна в совершенстве, только так ты сможешь противостоять тем, для кого убийства и издевательства – привычное дело.
Йен замолчал, давая Ученице время подумать и поплакать. Плакала она почти неслышно: совсем беззвучно, просто вытирая слезы, или тихонько всхлипывая и отворачиваясь в сторону, чтобы он ее слез не видел. Йену всегда становилось не по себе, словно он обидел ее чем-то и не знал, как попросить прощения, поэтому он обнимал ее и гладил по голове и спине, но сейчас на такой жест руки не поднимались, поэтому он просто сидел рядом и наблюдал, как она шмыгает носом и вытирает слезы мокрыми пальцами. Он хотел бы сказать ей, как сильно любит ее, но прекрасно знал, что от этой фразы расстроенные женщины плачут еще сильнее, поэтому, обладая этой житейской мудростью, молчал, ожидая, пока Тайра успокоится.
– Ну, на часть вопросов я тебе ответил, – сказал Йен, когда Тайра перестала плакать и посмотрела на него. – Надеюсь, кое-что тебе стало понятно.
Тайра кивнула и последний раз шмыгнула носом.
– А можно мне тебе вопрос задать?
– Да, сэр.
– Почему ты ресницы не красишь?
– Что? – Тайра точно не ожидала такого вопроса после лекции о некромантии.
– Ну, тебе скоро пятнадцать, а тушью ты не пользуешься, – Йен указал на ее лицо, совершенно чистое, без единого черного потека. – Я давно хотел спросить, но боялся тебя обидеть, а тут повод нашелся, вот я и интересуюсь, почему ты ресницы не красишь.
– В школу не разрешают с макияжем приходить, – пояснила Тайра.
– Интересно. А вне школы почему не красишь?
– Не знаю, – Тайра пожала плечами. – Аиша не красится, и Хи тоже. Может, мы отсталые какие… Я об этом не задумывалась. Просто не крашусь и все.
– А я уж боялся, что тебе господин Хранитель что-то сказал. Закон тебе макияж не запрещает, вот я и удивлялся, что ты даже ресницы не подкрашиваешь, думал, аль-Фарид тебе чего не того сболтнул,
