Рейтинговые книги
Читем онлайн Чтения и рассказы по истории России - Сергей Соловьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 144

Земский человек работает, богатырьказак гуляет по широкому полю, полякует; но с понятием о гулянье было необходимо связано понятие о зеленом вине, о цареве кабаке, и степной богатырьказак был очень хорошо известен древнему русскому человеку, известен как записной гуляка, охотник до зелена вина. Илья Муромец, самый почтенный из богатырей, пьет в кабаке вместе с голями кабацкими.

Наконец, сила перестает по жилочкам живчиком переливаться, от нее уже не грузно более, как от тяжелого беремени, богатырьказак стареет. Приближается смерть, суд, надобно будет расплатиться за то, что смолоду было много бито, граблено, надобно душу спасти, средство к тому – монастырь. Молодые смеются над старым богатыремказаком: «Пора ти, старому, в монастырь идти!» И беда старому, если пропустит эту пору, встретится в чистом поле с чудовищем, которого не осилит, это чудовище – смерть; он замахнется острой саблею, но рука застоится в плече, не согнется, сабля выпадет из руки; тщетно взмолится богатырь, чтоб смерть дала сроку хоть на три года, хоть на три часа, чтоб имение по церквам разнести, золоту казну по нищей братии; смерть ответит: «Не дам я тебе сроку: твое имение неправедное, золота казна не заработана, и твоей душе не будет помощи». Зашатается богатырь на добром коне и упадет на сыру землю.

Богатырьказак есть герой народной исторической песни в продолжение осьми веков, потому что во все это время богатырствоказачество налицо и потому что во все это время идет одна и та же борьба в чистом поле с степными кочевниками, с этим идолищем поганым, как олицетворяется кочевник в песне; богатыриказаки, как обитатели того же чистого поля, главные участники в этой борьбе; это самая чистая, самая поэтическая сторона их деятельности. Борьба в степи и на Украине идет постоянная, с одним и тем же характером, отсюда и песня тянется через восемь веков с одними и теми же лицами, с одними и теми же действиями этих лиц. Если в народных песнях обыкновенно смешиваются лица, действия и местности, то тем большее смешение должно было господствовать в нашем народном эпосе именно по продолжительности и однообразию воспеваемого явления. Одно и то же происходило и при Владимире I, и при Владимире Мономахе, и при Димитрии Донском, и при Алексее Михайловиче, потому, как раз пропелась песня о Киеве, о ласковом князе Владимире и об известном числе богатырей, так к этим местностям и лицам и начало приставляться все последующее из той же бесконечной борьбы, из того же бесконечного ряда подвигов. Мамай осаждает Киев, тут же и Куликово поле, тут же и Ермак, ставший племянником князя Владимира.

Но, кроме борьбы с степняками, были и другие исторические явления, которые не могли не поразить воображение народа, не могли не отозваться в его песнях, как, например, борьба с Литвою. Поразил воображение народа первый царь Иоанн Грозный, покоривший три царства татарских, страшными казнями выводивший измену из Москвы и Новгорода. Грозный в песне так говорит на пиру: «Повынес я порфиру царскую из Царяграда, и повывел я измену с каменной Москвы, уже я выведу измену из Новагорода». Осталось в народной песне страшное событие в семействе Грозного – убиение сына отцом. Спелась песня и про таинственное лицо самозванца, и про жену его, чародейку Марину, и про любимца народного, князя СкопинаШуйского. Наконец, от царствования Алексея Михайловича в песне осталась память о знаменитой борьбе с Польшею за русские земли. Песня начинается собором: царь Алексей Михайлович выходит из церкви, от долгой обедни, становится на Лобное место и объявляет боярам, купцам и солдатам: «Пособите государю думу думати: надо думать крепка дума, не продумати». Король (шведский?) просит Смоленска, а вместо его дает Химскую (Китайскую) землю. Соглашаться ли на промен? – спрашивает царь. За бояр отвечает князь астраханский, говорит, что Смоленск – строение не московское, а литовское, что в городе нет ни стрельцов, ни казны и потому надобно согласиться на мену. Государю не полюбились эти речи; он обращается к купцам, вместо которых отвечает князь бухарский, говорит то же самое, что и астраханский. Государь обращается к солдатам, вместо них отвечает Данила Милославский, что Смоленск – строение московское, а не литовское, что в нем много стрельцов, много казны, что надобно за него стоять. Обрадованный государь жалует Милославского смоленским воеводою, астраханского князя вешает, бухарскому рубит голову. Любопытно, что правительство допускало на соборах свободу мнений, но народ, верный старым вечевым обычаям, не допускает ее в произведениях своей фантазии и заставляет царя казнить смертию людей, мнения которых не понравились.

Понятно, что появление в XVII веке богатыряказака, какого еще не бывало, Стеньки Разина, сильно отозвалось в песне; сам старматер казак Илья Муромец является при Разине есаулом только. Так, самый видный из богатырей отодвигается уже на второй план. Но в Великой России новое богатырство, или казачество, благодаря существованию крепкого государства никогда не играло главной, исключительной роли; Разины, богатыри, которые в старину, в богатырские эпохи, делались основателями государств, тут гибли от государства, да и не много было Разиных; вот почему в Великой России имена старых богатырей и сохранились. Другое дело в Малой России: здесь казачество разгулялось широко, его деятельность, его борьба с крымцами, турками и поляками явилась на первом плане, исключительно овладела безраздельно народным вниманием и воображением; здесь казак Хмельницкий чутьчуть не сделался основателем нового государства, родоначальником новой династии, здесь поэтому старый казак Илья Муромец не удержался при нем даже и есаулом, здесь старые богатыри совершенно исчезли. Притом же в широкой степи было очень бурноветрено: здесь старина, как и все, плохо держалась, разносясь буйным ветром на все четыре стороны. На севере, в лесу, все удобнее удерживалось, удерживалась и старина.

Кроме своих песен и сказок, русский человек охотно слушал и читал сказки иноземные в переводе, каким бы путем они к нему ни приходили, лишь бы удовлетворяли потребности высвободиться из узкой среды будничной жизни, перенестись в другую, новую, более широкую сферу, к делам выше обыкновенных. Сначала эти иноземные сказания, византийские, переходили на Русь в южнославянских, сербских и болгарских переводах, потом, в XVII веке, западноевропейские сказания переходят преимущественно при посредстве польской литературы. Так, уже давно любимым чтением русского грамотного человека были сказания о подвигах Александра Македонского. В XVII веке была известна у нас в русском переводе знаменитая в средневековой европейской литературе троянская история Гвидона Мессинского. В западноевропейских литературах XVII век был временем упадка рыцарского романа, который уже становится здесь чтением простонародья; у нас же во второй половине XVII века западный, рыцарский роман в переводе с польского усердно читается в высшем грамотном обществе, что́ свидетельствует значительное количество списков, является во дворце, между книгами царевичей, под названием «потешных книг». Это явление служит также указанием того возраста, в каком находим народ наш в описываемое время, возраста детского, когда фантазия преобладает и требует чудесного; рыцарский роман – родной брат нашей богатырскоказацкой песне и сказке, а потому должен был найти радушный прием в русском обществе XVII века, и западный богатырь Буовод ’Антона стал таким русским Бовойкоролевичем. Посредством переводов с польского русские люди XVII века познакомились с нравоучительными повестями. В начале XVII века толмач греческого и польского языка Федор Гозвинский перевел басни Эзопа, который, по словам переводчика, «нравоучительная к нам сей беседует и в притчах полезная к житию дарует». Этот перевод не был единственным в XVII веке. В то же время переводились с польского огромные средневековые сборники нравоучительных повестей – Gesta Romanorum (дела римские), Зерцала, собрания анекдотов о знаменитых людях, особенно из греческой и римской истории, так называемая «Апофегмата»; наконец, переводились с польского сборники фацеций, т. е. смешных и скандалезных рассказов и анекдотов, острых слов и шуток (смехотворные повести). Знакомство с иностранными повестями не осталось без влияния, и мы видим в XVII веке попытки к русской повести, где описываются любовные и другие похождения русских людей. Одна из дошедших до нас таких повестей, более древняя, еще связана теми условиями, в которых в старину обыкновенно являлась в русской литературе повесть, сказание, т. е. условиями религиозными. Любовные и служебные похождения одного купеческого сына в царствование Михаила Феодоровича озаглавливаются так: «Повесть зело предивная града Великого Устюга купца Фомы Грутцына о сыне его Савве, как он даде на себе диаволу рукописание и как избавлен бысть милосердием пресвятой богородицы казанские». Другой дошедший до нас образчик русской повести, «История о Фроле Скобееве», уже свободен от этих древних условий.

1 ... 82 83 84 85 86 87 88 89 90 ... 144
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Чтения и рассказы по истории России - Сергей Соловьев бесплатно.
Похожие на Чтения и рассказы по истории России - Сергей Соловьев книги

Оставить комментарий