Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прижав бедром гениталии Марины, Маша стала двигаться, кровать заскрипела, и словно спала непроницаемая пелена, долгое время скрывавшая что-то, родное и знакомое: с каждым скрипом, с каждым движением навалившегося тела тьма начинала становиться ТЬМОЙ, обретая свой прежний знак Тайны и Стыда.
Открыв, как утверждает текст, к этому моменту уже окончательно перешедший на парикмахерское наречие, “розовую дверь и навсегда впустив поток испепеляющих лучей”, Марина обречена вести двойную жизнь распутной девственницы. Для мужчин она – послушный робот секса, для женщин – амазонка однополой страсти. Перечень ее первых 29 побед, казалось бы, должен убедить нас в том, что Марина с наслаждением освоилась со своей ролью. Но дневник лесбийского эроса – лишь путь к бездне.
Падение в нее делает наглядным центральный и поворотный эпизод книги, открывающий ее заключительную часть. Без нее невозможно оценить замысел романа. Только в контексте целого обнажается искусная архитектоника самого композиционно цельного произведения Сорокина. Поскольку книга выстроена строго симметрично, то без ее второй половины абсолютно непонятна первая.
Ровно посередине текста с героиней происходит роковой переворот, ведущий к прозрению. Как все важное в книге, об этом рассказывает один из Марининых снов, которые играют роль арий в опере: останавливая действие, они объясняют внутренний смысл происходящего. В ниспосланном ей сновидческом откровении Марина познает всю глубину своего падения в пучину порока. Сразу за этим следует травестия сакрального мотива: три дня смертельного пьянства, и новая жизнь, начавшаяся с любви к секретарю парткома.
Сексуальный акт с ним пробуждает в Марине женщину, а в романе – метаморфозу. Героиня приобретает символические черты. Теперь она олицетворяет бердяевское “вечно-бабье в русской душе”. Марина провела свою порочную жизнь неоплодотворенной девой. И только твердая мужская сила государства смогла в процессе полового акта, принявшего метафорический характер, устранить дисбаланс власти и народа и установить незыблемый порядок.
Марина изогнулась, развела ноги, принимая гениталиями толчки горячего прибоя, постанывая от удовольствия. Вдруг впереди на бескрайней глади моря вспух белый кипящий холм, распустился живописным взрывом, который стремительно потянулся вверх, застыл во всей подробной форме Спасской башни.
Совокупление с “Кремлем” привело Марину к оргазму, совпавшему с зазвучавшим по радио советским гимном. Его слова о “союзе, сплотившем народы” рифмуются с пережитым Мариной и позволяют вникнуть в сокровенный смысл происшедшего слияния.
В оргиастическом порыве бесплодная до тех пор героиня впервые соединилась со своим народом.
Изжив тему пола, книга забывает о сексе и, послушно следуя за сюжетом, меняет жанр: любовный роман становится производственным. Прозревшая Марина обретает высший смысл существования по месту новой работы – на Заводе Малогабаритных Компрессоров (ЗМК, как сокращает Сорокин, отправляя читателя к “Замку” Кафки). Здесь, в цеху, без отрыва от производства, происходит таинственная и величественная сублимация эротической энергии в механическую. На смену фрейдистской мистерии пола приходит марксистская мистерия труда.
Они оказались в просторном светлом помещении, полном станков, людей, света, звуков и запахов. Здесь все двигалось, мелькало, блестело, гудело и грохотало, посверкивая подвижным металлом <…>
Марина любовалась пляской отслаивающейся стружки. Извиваясь и крутясь, стружка падала на широкую ленту, которая медленно ползла и сваливала ее в просторный ящик.
Влившись в трудовую массу, Марина оказалась сакраментальным сталинским “винтиком”. Если раньше она была безработным украшением социальной машины, то теперь ее можно считать функциональной частью слаженного коллектива. Стремясь от него не отличаться, Марина перевыполняет план и берет общественные нагрузки. Теряя вслед за индивидуальностью половые признаки, Марина поглощается коллективным телом, снимающим все различия и способным изъясняться лишь набором обезличенных клише.
Утро действительно необыкновенное, благодаря чистому безоблачному небу и теплой безветренной погоде <…> Матч обещает быть интересным. Ведь обе команды в прошлом первенстве показали высокие результаты.
Пользуясь языком армейской многотиражки (“в меню был борщ и калорийное второе блюдо”), роман быстро превращается в диалог партийной передовицы с самой собой. Текст перестает быть читабельным. Типографские каракули, выполняя декоративную роль, занимают лишенную даже абзацев страницу, расцвеченную полузабытыми аббревиатурами: ПНР, ГДР, СЕПГ.
Собственно, это и есть язык коллективного тела, переварившего Марину. Доведя повествование до очевидного вывода, Сорокин длит игру, покрывая листы партийной глоссолалией.
…партия и государство усилили борьбу с такими позорными явлениями, как разбазаривание государственных средств, хищения. Это линия, которая будет проводиться постоянно и неукоснительно. Ставится задача…
Невыносимый, не уступающий терпению даже дотошного читателя финал необходим роману из соображений не семантики, а дизайна.
Бессмысленный конец книги уравновешивает “по массе” жизнеподобное начало. И то, и другое – текст, одинаково неспособный, как всякий текст, захватить действительность и представить ее.
“Словам не больно”, – любил повторять Сорокин, заканчивая роман, посвященный любовным приключениям языка накануне падения тоталитарного режима.
Впрочем, это уже не имеет отношения к героине. Ее тридцатая любовь, любовь к народу, оказалась самой успешной: Марина растворилась в любимом без следа.
Нью-Йорк, июнь 2014
Издательство Corpus выражает благодарность Елене Пастернак, Александру Тимофеевскому, Нелли Константиновой, Ирине Тархановой и Марии Голованивской за бескорыстное предоставление текстов эссе.
Примечания
1
хорошего тона (англ.).
2
хорошего тона (франц.).
3
Здесь: потрясающе (франц.).
4
дурной тон (франц.).
5
адского вихря (итал.).
6
Кстати (франц.).
7
крайних пределов [лат.).
8
Откровенно? (франц.)
9
Я вас люблю! (франц.).
10
обворожительна (франц.).
11
Одно слово, только одно, ради бога (франц.).
12
Натали, одно слово, одно (франц.).
13
в расцвете лет (франц.).
14
молодым человеком (франц.).
15
наедине (франц.).
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Медная пуговица - Лев Овалов - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Победивший дракона - Райнер Мария Рильке - Зарубежная классика / Классическая проза / Разное
- Сэндитон - Джейн Остин - Исторические любовные романы / Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
- Когда горит снег - Александр Перфильев - Классическая проза
- Любовник леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс - Классическая проза
- Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Классическая проза