– Ещё как будешь! У нас кого народ уважает и добром и через сотни лет вспоминает? Да тех, кто его порол беспощадно, головы ему рубил, из тачанок расстреливал, в лагерях гноил. Ивана Грозного, Петра Первого, Ленина, Сталина… А убери плеть – и что? Когда председатель колхоза их на работу гнал, стучал кнутовищем в окна – вскакивали как миленькие и пахали за милую душу. И сыты все были, и детей обували-одевали, и по путёвкам оздоровляться в санатории ездили. Убрали председателя с кнутом, и колхозники поспивались все к чёртовой матери! Я, кстати, об этом хозяину здешнему так и сказал, полковнику Марципанову. Правильно, говорю, вы народ в лагерь загнали. Целее будет! Ну, он меня и поставил библиотекарем. А книги я терпеть не могу. От них гуманизмом за версту смердит. А в гуманизме да либерализме и есть настоящее зло!

Входная дверь в библиотеку заскрипела пронзительно. Библиотекари вскочили из-за стола. Культяпый успел убрать дымящуюся банку с окурками.

В помещение, пригнувшись под косяком, вошёл начальник КВЧ подполковник Клямкин.

– Фу, накурили как… Вы мне книжный фонд не спалите! – добродушно попенял он. А потом обратился участливо к Богомолову: – Ну, как, освоились на новом месте?

– Так точно, гражданин начальник! – преданно выкатив глаза, отрапортовал тот.

– Прекрасно, прекрасно… Я, знаете ли, ваши стихи прочёл. Мне… гм… о них доложили. Некоторые, скажу откровенно, за душу берут. «Я сибирского рода, я ел хлеб с черемшой, я плоты… э… мне… там-та-ран-там…. гонял как большой…»1 Или вот это: «Меж болотных стволов красовался восток огнеликий. Вот наступит сентябрь, и потянутся вновь журавли…»2 Великолепно!

Но стихи есть стихи. Лирика, понимаешь. А у нас с вами, пропагандистов, есть и более серьёзные, масштабные, прямо скажу, задачи.

Иван Михайлович вскинул брови, подался вперёд и изобразил на лице готовность выполнить любое задание руководства.

– Нам писатели здесь нужны. Жаль, что вы, мастера пера, нынче редко к нам попадаете. Раньше, старики рассказывают, вашего брата чаще сажали. И у нас никаких проблем ни со стенгазетами, ни с многотиражками не было. От желающих за пайку стишок к дате революционной скропать или памятный адрес юбиляру-чекисту сочинить отбоя не был. А нынче… – Он с сожалением махнул рукой. – Ну, да ладно. Воюют не числом, а умением. А вы у нас – во! Талантище! Матёрый, можно сказать, человечище! Короче, надо будет вам к ноябрьским праздникам пьеску написать.

«Приплыл…» – с ужасом пронеслось в голове Богомолова. Но вслух он произнёс, выговаривая слова солидно, весомо, словно в родном Доме писателя с коллегами о нелёгком своём ремесле рассуждал:

– Надо будет подумать… А по тематике о чём эта вещь должна быть?

– Да по нашей тематике. Лагерной, – охотно объяснил подполковник. – У нас же театр здесь свой. И для осуждённых, и для администрации, жителей посёлка спектакли разыгрываем. Да пьесы все старые. Тренёв «Любовь Яровая» да «Свадьба в Малиновке». Надоело всем. Актёры ещё только на сцену выходят, а из зала им уже реплики подают. Пора репертуарчик сменить. Я тут на досуге полистал книжки – ну, Островский там, «Гроза» да «Бесприданница». Старорежимное всё. Неактуальное. А мне нужно, – загорелся глазами он, и чахоточный румянец ярко запылал на его ввалившихся щеках, – что-нибудь эдакое… остросовременное… И чтоб воспитательный момент присутствовал. Одна пьеса, скажем, для заключённых…

– Так вам две нужно? – упавшим голосом уточнил Иван Михайлович.

– Как минимум. Для заключённых и для вохры. Для зеков сюжетец примерно такой. Один осуждённый собирается в побег. А другой его отговаривает. Дескать, что ты на воле, дурак, делать будешь? Зима скоро, а план по заготовке дров бригадой ещё не выполнен. Ну, вы со своей фантазией, я думаю, развернёте, сценки пропишете. А конец должен быть такой. Того, что в побег пошёл, бдительный часовой подстрелил. Приносят его, раненного, в барак. А там все зеки поужинали уже, сидят у тёплой печки и песню поют. Ну, куплетики вы сообразите, а я мелодию подберу. Что-нибудь задушевное. И раненый перед смертью раскаивается, что побегушником стал.

– А вторая? – обречённо вздохнул писатель.

– А вторая для наших чекистов. Для воспитания стойкости боевого духа. Я уже даже название для пьесы придумал – «Бессменный часовой». Я об этой истории когда-то давно в журнале «На боевом посту» прочёл. Это ещё до революции на Западной Украине было. Взорвали, отступая, русские войска продовольственный склад, под землёй расположенный. А часового там забыли. Когда Красная армия в 1939 году в эти места вернулась, вспомнили и про склад. Откопали, а им с порога: «Стой, кто идёт?» Часовой тот двадцать пять лет на посту в подземелье, в полной темноте простоял. Консервами питался, подсолнечным маслом винтовку смазывал. Вот вам пример стойкости для чекиста!

– Да-а, – без энтузиазма протянул писатель. – Сроки только… поджимают.

– Эт точно, – согласился замполит. – До ноябрьских праздников полтора месяца. Да ещё на репетиции хотя бы месячишко надо… Короче, сроку тебе – по неделе на пьесу. Дашь текст мне, я почитаю, поправлю… с идеологической точки зрения. Договорились? Ну, твори, вдохновляйся!

И вышел.

Культяпый тут же свернул толстенную козью ножку, ловко выбил кресалом искру, запыхтел, окутав себя серым облаком дыма. А потом заметил язвительно:

– Вот как с вашим братом – интеллигентом творческим, надо. Поставил по стойке смирно, объявил социальный заказ на произведение той или иной тематики – и вперёд, изволь исполнять. И правильно. А то разбаловались, херню всякую сочиняете, на потребности народа не реагируете… Попробуй-ка теперь пьески не сочинить и в установленные сроки не уложиться!

– И что будет? – со страхом, понимая уже, каким окажется ответ, спросил Богомолов.

– В лучшем случае, если задание замполита не выполнишь, опять на глиняный карьер тачку толкать поёдешь. И будешь пырять там до старости…

– А в худшем? – побледнел писатель.

– А в худшем тебя в первый же день, как стукача кумовского, на объекте прихлопнут. Сунут башкой в формовочную машину, и кирпичей наштампуют. На косточках твоих да крови замешанных.

Иван Михайлович едва в обморок не упал.

– Не дрейфь! – подбодрил его, хлопнув дружески по плечу, Культяпый. – Это там, на воле, при капитализме вашем вы, литераторы, можете годами вдохновения ждать. А здесь сказано – сделано. Пойдём, я тебе стопку писчей бумаги дам да машинку печатную из сейфа достану. Садись за стол и стучи по двенадцать часов в сутки. И чтоб через две недели две пьески было, если жить хочешь!

Глава тринадцатая

Золотисто-зелёным платком окутала озябшую тайгу осень. Эдуард Аркадьевич упивался бездельем.

Дед поселил его при себе, во флигеле в глубине двора. Над тесовой крышей уютного, ладно срубленного из крепкой лиственницы домика нависали две могучие берёзы, переплетаясь в вышине жёлтыми кронами.

По вечерам становилось зябко уже, и Марципанов-младший полюбил топить печь. Молчаливый бесконвойник, облачённый, чтоб отличаться от прочих зеков, в синюю, вроде фабричной спецовки, униформу, приносил объёмистую охапку дров, разжигал огонь, и Эдуард Аркадьевич, не закрывая дверцы, подолгу сидел бездумно перед очагом на низкой табуреточке, изредка подбрасывая в пламя поленья и шевеля угли кочергой.

Всё произошедшее с ним в последнее время настолько походило на сон, что он решил целиком отдаться воле подхвативших и понёсших его в неизвестность событий, никак не стараясь предугадать и изменить своё будущее.

Днём он бродил по посёлку, вполне ухоженному, но всё равно будто осевшему, оплавившемуся от старости. Народа ему попадалось немного – служивые из вохры, затянутые в портупеи, их жёны, как правило, толстые и бесформенные, с глупо-заполошными лицами, старики, все как на подбор, отличавшиеся несмотря на очевидную дряхлость, пронзительным и колючим чекистским взглядом, от которого холодок по спине пробегал. Изредка мелькали спешащие по хозяйственным делам бесконвойники, вышедшие за какие-то особые заслуги перед администрацией из зоны на вечное поселение, – бывшие зеки, измождённые, старые, так и не ставшие на воле полноценными гражданами этой непризнанной таёжной республики и оттого пугливо снимавшие шапки и торопливо кланяющиеся каждому встречному.

Дед не докучал особо внуку, не дёргал по пустякам, несколько раз передав привет и поинтересовавшись, не требуется ли чего, через домоправительницу Октябрину. И когда однажды спозаранку он прислал за Эдуардом Аркадьевичем вестового, пригласив на аудиенцию не домой, а в штаб, бывший правозащитник понял, что разговор состоится серьёзный.

– Ты понимаешь, Эдик, – говорил внуку Марципанов-старший четверть часа спустя, – наша пропаганда никуда не годится. Мы построили общество будущего, но так и не можем доходчиво объяснить его преимущества согражданам из числа спецконтингента. Да, марксизм-ленинизм – мощнейшее идеологическое оружие, позволившее нам на протяжении довольно длительного времени, не изменив своим принципам, выстоять во враждебном окружении. Но учение классиков нуждается в постоянном творческом развитии. А наш главный идеолог, подполковник Клямкин, как заезженная пластинка, уже несколько десятилетий талдычит и зекам и сотрудникам об одном и том же – преимуществах социалистического способа хозяйствования перед капиталистическим, о том, что коллективное владение средствами производства выгоднее, чем частное… Но большинству из наших граждан такие абстрактные понятия, я извиняюсь, до фени!

1 ... 84 85 86 87 88 89 90 91 92 ... 135

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Аномальная зона - Александр Филиппов бесплатно.

Похожие на Аномальная зона - Александр Филиппов книги

37 ночей - Кристина Новосельцева - Русская современная проза
За два часа до снега - Алёна Марьясова - Русская современная проза
Зона затопления - Роман Сенчин - Русская современная проза
36 и 6 - Елена Манжела - Русская современная проза
Мелгора. Очерки тюремного быта - Александр Филиппов - Русская современная проза
Концерт для дамы с оркестром. Фильм на бумаге - Александр Про - Русская современная проза
На этом свете (сборник) - Дмитрий Филиппов - Русская современная проза
Незаметная вещь - Валерий Панюшкин - Русская современная проза
Нельзя молчать! Путеводитель по закулисью самого скандального телешоу России - Андрей Заокский - Русская современная проза
Пространство опоздания - Владимир Шали - Русская современная проза

Оставить комментарий