Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор Сэнбон заскрежетал зубами и застонал.
Ему было страшно и тяжело от сознания собственного бессилия. Но не только. Когда перед глазами замелькали невесть из каких глубин памяти вынырнувшие окровавленные трупы жертв созданных им ниндзя, он понял вдруг, как может понять только человек удручающе трезвый, что последняя лазейка для него закрыта: даже дурман вместо забытья устраивал непрекращающуюся очную ставку с совестью, и самое страшное в этом было то, что Сэнбон не знал, в чем и когда именно он провинился и за какой грех его бросили на этот путь страданий.
А совесть ждала ответа…
* * *Даже сержант, знавший Дикого Билла гораздо дольше всех остальных, никогда еще не видел капитана таким сердитым. Пока он говорил по телефону, его брови то поднимались, то опускались, вызывая на лбу настоящий шторм минутных морщинок, которые тут же распрямлялись и съеживались снова. Наконец разговор был закончен, и. капитан повернулся к собравшимся. Теперь его лицо сделалось неподвижным, но глаза открылись широко, как при удивлении, — должно быть, именно так обозначалась на языке его тела крайняя степень возмущения.
Причина этого прояснилась буквально через секунду. Резко чеканя слоги, он проговорил:
— Американский посол сошел с ума.
При этом заявлении сержант вздрогнул и приоткрыл рот: это доселе неслыханное кощунство превосходило все, ранее ему знакомое.
— Он не дает нам разрешения посетить остров без визы губернатора. Губернатора! Да для того, чтобы он сдвинулся с места, уйдет как минимум год.
«В лучшем случае», — добавил мысленно Джексон, и его лицо вытянулось.
За окном начинало темнеть, словно и небо мрачнело с ними за компанию.
— Выходит, мы не сможем ничего сделать? — не то спросил, не то просто заметил для себя Джексон.
— Губернатор не пускает нас на остров, — капитан развел руками и с каким-то остервенением принялся засовывать их в карманы, видно, для того, чтобы кулакам не захотелось прикоснуться к этому «государственному лицу». — У них, видите ли, очень опасная политическая ситуация.
— У них здесь очень опасная бюрократия, капитан, — не выдержал Джексон, тоже сжимая пальцы в кулаки. — Мы должны сами сымпровизировать…
— Нет, мы должны ждать разрешения, — поникли плечи Дикого Билла.
Как он хотел в этот момент послать ко всем чертям свою службу, губернатора, да и самого посла в придачу!
Джексону было проще. Подождав несколько секунд, не передумает ли капитан, он подбоченился, обвел всех вызывающим взглядом и вновь обратил его к Дикому Биллу:
— Нет, это не пойдет, капитан!
* * *Плохо, когда человек заранее знает о том, когда произойдет самый торжественный момент в его жизни. Лео Деррек не раз прокручивал в уме все свое выступление перед ошеломленной, затаившей дыхание от почтительности публикой, запоминал, что и с какими интонациями произнесет, снова и снова переживал, предвосхищал, проигрывал в уме до мельчайших деталей — и вот его миг настал, но оказался похожим на неудачную репетицию. Вроде бы все было на месте: и губернатор таращил ставшие круглыми глупые глаза, и инспектор Син стоял вытянувшись и вслушиваясь в звучание его голоса, — и все же что-то было не то. Реальность оказывалась беднее мечты, ставшие привычными слова «эпохальной» речи звучали казенно и скучно, удручая отсутствием истинной новизны. Все было не так, все, что ни возьми…
И все же — было.
— Много лет назад, — говорил Лев, прислушиваясь к мегафонным отзвукам — эху своего голоса; окрашенные в металлический оттенок, звуки возвращались к нему маленькими бумерангами, вместо того чтобы литься величественно и плавно, — мы начинали работать на улицах, в грязи, в канаве. — «Наве… аве…» — подгавкивало металлическое эхо. — И тогда мы поняли: чтобы добиться успеха, надо контролировать источник. Поняв это, мы отправились в джунгли. Мы начали с плантаций и фабрик, пока не создали самую большую империю наркотиков в мире. — Приблизительно в этом месте Лео начал понимать, что именно ему не нравилось: вместо миллионных толп, которых, разумеется, и близко не могло быть здесь, но без которых и более высокопарные речи звучали несолидно и тускло, рядом стояло в лучшем случае около двух десятков лиц, которых и так незачем было агитировать. Не глуп ли будет тот, кто станет доказывать профессору математики, что дважды два равно четырем? И все же Лев продолжал, насильно заставляя забыть себя о всем, что его смущало. — Но любой успех возбуждает зависть. Миллионы людей рады были бы уничтожить нас, и миллионы долларов тратятся нашими врагами для того, чтобы уничтожить меня и все, созданное нами за эти годы. Все висело на волоске, кода мы поняли, как можно защитить себя. Итак, с помощью профессора Сэнбона, — Лео повернулся в сторону профессора и, положив руку ему на плечо, вытолкнул его в центр трибуны, под которой расположилась арена, очень напоминающая цирковую. Профессор сразу съежился и как бы стал еще меньше ростом, соперничая теперь лишь с коротышкой Сином. Ему было неловко находиться в центре внимания, тем более когда приходилось принимать похвалы Деррека: не такой работой хотел бы он гордиться. К счастью для него, через секунду Лев забыл о создателе, обращая взор к его творению. — Вот, перед вами — суперниндзя.
Он выдержал паузу, позволяя зрителям рассмотреть полутемный зал, в котором все сильнее становился свет прожекторов, освещающий ряды ступеней, расположенных полукругами, подобно спортивным трибунам. На них, расставив ноги и замерев, стояли ниндзя, устремившие неподвижный, как у слепых, взгляд на Деррека и Сэнбона. Закрытые масками лица казались мертвыми — даже слабое дыхание не колыхало ткань. И таким же мертвым становился доносящийся через динамики голос.
— Настоящие машины — сильные, послушные, бессердечные. И мы можем производить их в любом количестве, столько, сколько нам нужно. — Лев снова смолк, ища взглядом кого-то еще, и чуть заметно кивнул, встретив Кэмоно. — А теперь — смотрите, на что они способны…
Несколько ниндзя рухнули на колени, становясь в сейдзэн, затем сплели пальцы, беря мудру, готовясь продемонстрировать сперва основные стойки и удары, а затем перейти к ката.
Они двигались четко, безукоризненно правильно и механически, как и положено очень совершенным машинам, лишенным как людских недостатков, так и необычных качеств, возникающих только от величайшей дисциплины духа. Быть может, потому незаметно для Льва Кэмоно глядел на них свысока и немного пренебрежительно называл их не иначе как «яцура типчики» — этому слову сложно было найти по-настоящему хороший перевод.
Между тем «суперниндзя» продемонстрировали все возможности простых ударов, затем по невидимой команде нагнулись, выпрямились… змеиными мордами задвигались в воздухе по-особому сложенные кисти, ноги заскользили по земле — точнее, по ткани, которой была покрыта арена, — и началась демонстрация куда более сложных приемов…
Лео чуть заметно вздохнул и покосился на своих главных зрителей. Инспектор Син и губернатор стояли с едва ли не скучающим видом, происходящее больше всего напоминало им не балующий разнообразием безвредный балет.
* * *Ночная вода сделалась такой черной, что казалась тяжелой и липкой, как смола. Весла шевелились в ней с трудом, однако двигались бесшумно. В безлунной, но звездной ночи глаза Алишии поблескивали мелкими точками, становясь загадочными и прекрасными, как сама ночь, и изредка поблескивающее море.
Джо не спрашивал дороги — греб наугад, надеясь все-таки попасть куда надо по одной только интуиции. Судя по тому, что Алишия ни разу не остановила его ни словом, ни жестом, курс был взят правильный.
«…И лишь одно кажется мне странным, — думал о своем Джо, снова и снова погружая плоские лапы весел в морскую смолу. — Неужели же это дело — и никакое другое — действительно является самым крупным в моей жизни, вообще самым значительным из дел? Когда я сражался против Ортеги, я искренне верил, что так и есть и что не было зла большего, чем прячущееся в том человеке. Но вот прошло так мало времени, и все повторяется в более крупном масштабе, и есть само Зло, воплощенное в новом бандите, и снова я верю, что за это дело не страшно умереть… Снова… И оттого мне не хочется думать о будущем, о том, что где-то там, впереди, могут оказаться еще более сложные бои и более крупные зловещие фигуры, а за ними — еще и еще… Как дорого бы я заплатил, чтобы мой враг был не просто красивым и престижным «охотничьим трофеем», а именно Последним на пути бесконечной борьбы добра и зла, — быть может, лишь тогда я перестану сомневаться, что в моих действиях есть какой-то смысл и что Лео Деррек возник вовсе не потому, что исчез Виктор Ортега…»
- Нога - Кожушаная Надежда Павловна - Киносценарии
- Недостойная старая дама - Аллио Рене - Киносценарии