дыхание. В унисон. Не прекращая сражаться взглядами.
— Если не хочешь причинять боль мне, то помни, Ю, что каждая твоя рана для меня болезненнее собственной, — сообщаю с устоявшимся, но не всеобъемлющим спокойствием.
Она отвечает громоподобными рыданиями.
У нее трагедия. Ебаный конец света. Понимаю. Знакомо.
— Ты не должен был это знать… Не должен… Не должен… — повторяет, как заведенная. — Боже… Нет, нет, нет… Я этого не переживу теперь…
— Переживешь, — выдаю сдавленно, когда толкается мне в грудь головой, выбивая весь воздух.
Обнимая, восстанавливаю дыхание.
А вот Юнии его не хватает критически. Слышу, как заходится.
— Ну же, Одуван. Проорись. Я все о тебе знаю.
— Все?..
— Все.
— Я… Мне… Мне уйти надо…
— Не надо.
— Пусти… — бьется в панике. — Пусти!
— Не пущу.
— Я тебя ненавижу!
— Ок, — принимаю без каких-либо проблем.
А вот ее следующий выпад пропускаю.
— Я тебя люблю!
Засаживает под дых.
Прищуриваясь, стискиваю зубы.
— Ты слышал?! Ты же мне никогда подобного не скажешь!
— В этом слове ни хрена ценного нет.
— Только для тебя, Ян! Пусти! Пусти! Пусти… Ну, пожалуйста… Пожалуйста!! — от агрессии до жалобной мольбы мечется посекундно. — Пусти!!
— Взрывайся, Зай. Не держи. Держать — моя прерогатива.
Она замирает.
Смотрит глазами, полными слез, дрожит губами и снова нападает:
— У тебя всегда все «терпимо»!
Толкая меня в грудь, снова пытается уйти.
И снова я ей этого не позволяю.
— Да ты… Ты достал меня! Я сейчас… — глядя мне глаза, дышит так часто, что физическое состояние выходит на передний план.
Я боюсь, что этот приступ перерастет во что-то фатальное.
Но тем же ровным тоном подталкиваю:
— Взрывайся.
Она глубоко вдыхает, протяжно выдыхает и, наконец, вопит. Вопит с таким ужасом, что мне, чтобы сдержать собственный рев, приходится окаменеть, остановив все функции.
На финальных аккордах отмираю. Едва успеваю подхватить на руки, когда полностью обмякает. Уверен, что отключилась. Несу к кровати, словно тряпичную куклу.
Господи… В каком аду она побывала?
Господи… Дай мне силы…
За грудиной что-то разбухает и подпирает горло. Глаза режет выедающей слизистую влагой.
Сглатываю. Сглатываю. Сглатываю.
С трудом, сука, эту сырость проталкиваю. Судорожно вздыхаю, когда пути освобождаются, но продолжают неестественно сокращаться.
— Я-я-ян… — шелестит Юния, оживившись. Не давая возможности отстраниться, цепляется за мои плечи. — Я-я-ян…
Слышу, что ей до сих пор не хватает дыхания.
— Я здесь, Ю. Остаюсь с тобой. Вот моя рука. Держи.
— Держу, — шепчет, пока сплетаемся пальцами.
Взглядами сцепляемся, когда сажусь на кровать рядом с ней.
Понимаю, что нужно переключить ее внимание. Отвлечь от того, что тревожит. Полностью придет в себя, будем говорить дальше.
— Можешь спеть, Зай?
— Нечаев, ты в своем уме?.. Нет, это я… Я сошла с ума…
— Спой, Ю.
— Я не знаю, что… — протягивает, продолжая всхлипывать. — Ни одной строчки в голове…
— Як зійдуть сніги із гір потоками, ой, глибокими, навесні. Квіткою наснишся синьоокоювдалині мені, вдалині… — заряжаю приглушенно, чтобы задать старт. Ю затихает. Смотрит и даже не моргает. На миг и дышать прекращает. — Знаешь же эту песню? Ты пела ее на одном из концертов в девятом классе. Ну давай, вспоминай, — шепчу осторожно, чтобы не нарушить исцеляющий вайб, который с первых нот удалось поймать. Неосознанно сдвигаю брови, но продолжаю старательно: — Але осінь отой слід листям не вкрила, бо до тебе навесні я повернусь, мила… Твої руки я візьму знову в свої руки, не розквітне поміж нас жовтий квіт розлуки.
И замолкаю, едва она подхватывает:
— Не ховай очей блакитний промінь, заспівай мені в останній раз. Пісню ту візьму собі на спомин. Пісня буде поміж нас! — дрожь постепенно пропадает из голоса Ю. И пару строк спустя я уже заслушиваюсь его чарующей мелодичностью, жмурясь, как когда-то давно. Сердце становится тяжелым, а дыхание — поверхностным, но я не делаю ничего, чтобы с этим бороться. — Бо твій голос, бо твій голос — щедра повінь. Я мов колос, зелен колос нею повен.
— Жовтий лист спаде, і виросте зелений, а ти в пісні будеш завжди біля мене[1], — присоединяюсь на последних строчках припева.
После этого мы молчим. Но тишина ощущается комфортной.
— В первый год в Германии я много раз пробовал сыграть мелодию к этой песне на гитаре, — делюсь долгие минуты спустя, нежно лаская ее пальцы.
Она в ответ гладит мои. И этого достаточно, чтобы сердце пропускало удары.
— Получилось?
— По-моему, ни хрена похожего, — признаю с подобием на улыбку. — Но для кавера довольно неплохо.
— Сыграешь как-нибудь?
— Обязательно, — обещаю. И сразу же возвращаюсь к серьезному разговору: — Зачем ты это делаешь, Ю?
Она вздыхает и пытается забрать руку.
Сжимаю.
Взгляд тоже удерживаю.
— Когда накрывает тревога, порезы отрезвляют сознание, дают возможность с душевной боли переключиться на физическую и дарят чувство контроля… Я знаю, что это ненормально. Я с этим справилась в конце первого года без тебя. Все, что ты видел — это старые шрамы. После твоего возвращения я сделала два.
— Когда?
Блокируя эмоции, собираю факты для последующего анализа.
— Первый раз, когда ты задержался в командировке, — шепчет, потираясь щекой о подушку. — Меня разобрала паника, что ты снова пропадешь.
— А второй раз?
— Когда ты вернулся… Я боялась идти к тебе в кабинет…
— Чего боялась?
— Того, что из-за тоски не справлюсь со своими чувствами.
— Значит, в прошлом тоже из-за меня началось?
— Ну да… Это всегда было связано с тобой.
— Ю, — выталкиваю сипло, наклоняясь, чтобы прикоснуться к ее лбу своим лбом. — Ментально я всегда с тобой. И я сделаю все, чтобы быть с тобой и физически. Во всех проявлениях. Я вылезу из кожи, Ю. Хребтом лягу. Но если что-то или кто-то в какой-то момент помешает, ты должна понимать, что я вернусь. Всегда. Выбор давно сделан. Ты самый важный человек в моей жизни. Ты — всё.
[1] «Пісня буде поміж нас», Владимир Ивасюк.
43
Знаешь, есть такая форма отношений,
которую называют зависимостью…
© Юния Филатова
Второй раз я просыпаюсь на рассвете. Открывая глаза, с опаской дышу. Боюсь, что снова накроет.
«Раз, два, три, четыре…» — считаю мысленно.
И на пятой секунде с тихой радостью убеждаюсь в том, что сердце бьется спокойно.
Вдыхаю глубоко. Медленно выдыхаю.
Ян обнимает со спины. Одна его рука находится под моей шеей и сжимает плечи, вторая обвивает талию. Нога просунута между моих ног, не позволяя сомкнуться коленям.
Я не помню, в какой момент мы освободились от одежды, однако сейчас совершенно точно оба полностью обнажены.
Мне нравится ощущение давления эрекции Нечаева, но еще больше
