Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одуванчик звонко хлопнул себя по лбу:
— Степка, мы не репортеры, а слепые щепки! Все ясно! Вопрос о заказах для «Красного судостроителя» решен… — Он заорал, вскочил на стул: — Ура, братцы, живем! Живем и процветаем! Степка, как мы не догадались? Слезы разлуки ослепили нас…
Журналисты оставили свои занятия.
Одуванчик вдохновенно развивал тему:
— Почему Кутакина так неожиданно отозвали вместе со всей комиссией в Москву? Почему он никому не показал телеграмму и пил валерьянку? Я знаю, что он пил ее… Почему он смотал удочки, ни с кем не попрощавшись? Да просто потому, что вопрос о заказе решен. Ух, какие гостинцы ждут Кутакина в ВСНХ!
Журналисты верили и не верили Одуванчику. На всякий случай они отнеслись к его догадке скептически:
— Посмотрите, какой Аргус!
— Не смеши девушек, рифмоплет!
— Брехло и трепло!
— Долой мою голову вместе с тюбетейкой, если «Красный судостроитель» не получит заказ!..
— Ваша голова и тюбетейка в полной безопасности, — сказал Дробышев, входя в комнату литработников. — Есть сообщение из Москвы, из ВСНХ, что «Красный судостроитель» получает большой заказ — неожиданно большой заказ на шахтные вагонетки. Шахтерская вагонетка вывезет завод к благоденствию. Я прямо из окружкома. Там еще продолжается совещание… За мной, товарищи!
Журналисты, зашумев, перекочевали в его кабинет, устроились где и как пришлось — на стульях и на подоконнике, а Мишук уселся на корточки, прислонившись спиной к стене. Дробышев выложил на стол свой блокнот с заметками, сделанными в окружкоме, листы с оттиском колонок запаса, пачку рабкоровских материалов, и аврал начался — началась ночь в одну затяжку, по выражению Дробышева.
Тот, кто не наблюдал лично, не участвовал в газетном аврале, тот не может представить, как нарушаются законы естества, когда люди, состязаясь со взбесившимся и летящим временем, все же нагоняют и опережают минуты и часы своим умением работать быстро, неутомимо, напрягая все силы и внимание.
Исчез из редакции Гаркуша, объявился вновь очень скоро и, склеив несколько полосок бумаги в длинную ленту, сел писать, спуская конец ленты мимо чернильницы за край стола. Это была пространная беседа с заведующим биржей труда, которого он разыскал на дому и извлек из-за стола, не дав кончить ужин. В беседе речь шла о том, какие квалификации сможет дать заводу биржа. Сальский, явившийся вслед за Гаркушей, принес разговор с железнодорожниками о необходимости привести в порядок подъездные пути завода и восстановить заводскую грузовую площадку, сгоревшую еще во время войны. Но наибольшую ценность для этого номера газеты представляла его заметка о том, где и сколько металлического лома можно еще собрать в Черноморске для «Красного судостроителя». Пальмин азартно правил рабкоровские заметки, а Нурин и Гакер, увлеченные горячкой, охватившей редакцию, бескорыстно помогали ему.
Одуванчик сбегал домой к Дробышевым и доставил в редакцию Тамару Александровну. Она с деловитостью хорошей хозяйки устроилась за столом Нурина, убрала старые газеты, разложила в строгом порядке ножички, остро заточенные ланцеты, шилья и скребки, раскрыла альбом зарисовок, сделанных ею в разное время на заводе, и принялась резать одноколонные и двухколонные гравюры на линолеуме, сдувая стружку и посвистывая.
Слонялся из комнаты в комнату Одуванчик, получивший приказ написать торжественную оду к случаю, и всем надоедал.
— Двугривенный за оригинальную рифму на «вагонетку»! — выкрикивал он. — Кто даст невиданную рифму на «вагонетку»?
— «Конфетку», — сказала Тамара Александровна, облизнувшись.
Дробышев, Степан и Мишук готовили центральную статью для второй полосы на тему, что уже сделано на «Красном судостроителе» в ожидании заказа и что еще нужно сделать. Ответ на первую половину вопроса содержался в опубликованных «Маяком» смотровых материалах. Степан, листая подшивку «Маяка», подбирал факты по цехам и устно подавал их Дробышеву. Ответ на вторую половину вопроса Дробышев вычитывал из своего блокнота по материалам совещания в окружкоме, которое началось ранним вечером и еще продолжалось. Прохаживаясь по комнате, переваливаясь на коротковатых ногах в черных кожаных крагах, Дробышев диктовал машинистке Полине, недовольной, что ее вызвали из дома. Мишук, сидя за столом Дробышева, писал «Разговор», посвященный заказу, и в то же время прислушивался к словам Дробышева, чтобы в нужную минуту подать голос.
— В литейке бегуны для приготовления земли барахлят. Одно колесо сменить надо… На кислородной установке компрессор проверить нужно — сколько раз об этом говорилось… Под чем листовое железо держать будем? Начнутся осенние дожди — поржавеет все. На складе материалов надо навес строить…
Дробышев на ходу подхватывал факты, поданные Степаном, и дополнения, сделанные Мишуком. Речь его текла плавно, будто он не импровизировал, а читал готовый текст, попутно отмечая абзацы и знаки препинания. Каждую новую главу статьи он начинал подзаголовком: «Слесарный цех, когда покончишь с нехваткой инструмента?», «Литейщики, вы забыли о футеровке ковшей», «Транспортники, узкоколейка котельного цеха разбита. Наладить нужно».
— Так! — одобрял Мишук. — Тут над заголовком пыхтишь, пыхтишь, а вы раз-раз — и готово…
— Французы говорят, что гребень делает петуха… Заголовок делает заметку, статью. Заголовок — флаг заметки. Без флага нет корабля. Прежде чем начать плавание, надо поднимать флаг, — ответил Владимир Иванович.
Но когда статья была закончена, объединяющего заголовка — главного флага — в запасе не оказалось. Дробышев уже просмотрел странички, сданные машинисткой, подчеркнул подзаголовки, отметил абзацы, а под руку ничего не подвернулось.
— Да-а, — бормотал Владимир Иванович, потирая лоб. — Надо что-нибудь такое-этакое-разэтакое, чтобы ахнуло, запомнилось, в душу, в печенки и селезенки вошло. Тихомиров, что предлагаете?
Мишук встал, вышел из-за стола, ступил правой ногой на середину комнаты, весь напружинился и, взмахнув кулаком, отчеканил:
— Даешь вагонетки Донбассу!
— Конечно, даешь! — усмехнулся Дробышев. — Еще недавно это слово не сходило со страниц газет. Историческое слово, слово-монумент. В феврале двадцатого года: «Даешь Дон и Кубань!» В июле: «Даешь Варшаву!» В ноябре: «Даешь Крым!» В марте двадцать первого: «Даешь букварь!» В апреле: «Даешь плуг и коня!» Вот тут «даешь» и кончилось — на мирном строительстве. Теперь заголовок должен не только поднимать, двигать, но и учить. Итак…
— Владимир Иванович, как там насчет опок-опёк? — осведомился Нурин, заглянувший в кабинет Дробышева. — Наборщики играют в шашки. Кто будет им платить за сверхурочную игру в шашки? Вы?
Зашел Наумов, раскрасневшийся, с пиджаком, переброшенным через руку.
— Сажусь за передовую, — сказал он Дробышеву. — Готова статья о «Красном судостроителе»?
— Вот она.
— Покажите… Заголовка еще нет? Тем лучше. Вот заголовок: «Быстрое выполнение заказа Донбасса — дело пролетарской чести рабочих-судостроителей». И вторая строчка: «Чем больше угля, тем больше металла для советской промышленности».
— Уф! — вздохнул Дробышев.
Нурин самолично унес статью в типографию, и Дробышев сказал Степану:
— Вероятно, вас мучит вопрос: не нужны ли вы мне? Нет, мне вы не нужны, но хотелось бы вас задержать. Корректорше будет трудно. Поможем ей?
— Да, конечно!.. Не хочется уходить…
— Чары типографской краски… Их действие кончится лишь тогда, когда мы увидим первый оттиск новорожденного номера.
Они с Дробышевым поднялись в типографию, в наборный цех. Наборщики уже расхватали статью по листку и стали за кассы. «Заказ, большой заказ «Красному судостроителю»!» Эту весть надо было впустить в дома с первыми лучами солнца. Наборщики не говорили о своей радости — они только работали, но как-то по-особому, сдавали почти чистый, требующий лишь незначительной корректуры набор. Орест Комаров, обычно крикливый и бранчливый, переверстывая полосы, был трогательно уступчивым и принимал приказы Нурина без возражений.
— В общем, статейка получилась, — сказал Дробышев, когда они со Степаном кончили читать гранки и отдали их в правку. — Ага, передовая тоже поспела!
— Прочитайте, Киреев! — сказал Наумов, зашедший в корректорскую с рукописью передовой статьи. — Сегодня вы именинник.
Передовая начиналась кратким сообщением, которое, как указывала отметка на полях, должно было быть набрано на две колонки черным шрифтом: «Вчера в Черноморске стало известно, что комиссия Кутакина, тормозившая решение вопроса о предоставлении крупного заказа заводу «Красный судостроитель», отозвана в Москву. Нам сообщили, что вопрос о заказе «Красному судостроителю» решен в Москве положительно. Уже в этом году завод должен дать шахтам Донбасса следующее оборудование…» «Нам также сообщили, что окрисполком утвердил проект Нижнебекильской плотины, которая будет иметь большое значение для бедняцких и середняцких хозяйств засушливой Бекильской долины».
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Матросы - Аркадий Первенцев - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- В тишине, перед громом - Владимир Ишимов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - Дмитрий Снегин - Советская классическая проза
- Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза