Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не оттого ли, думаю, что, расставшись с книгой Андрея Макаревича, имею я возможность славно, весело, зачастую по-раблезиански, а порою, как теперь любят говорить, и духовно пообщаться с одним из самых знаменитых — впрочем, слава есть пустяк, — с одним из настоящих героев нашего обалденного времени, действительно любимым сразу двумя, если не тремя, поколениями россиян? Нет, решаю, дело совсем не в факторе личного знакомства и даже многолетней дружбы, поскольку, оказывается, чертовски много было для меня белых пятен, так сказать, в нравственной, музыкальной, а также художественной географии судьбы Автора, ну и конечно, в биографической истории его личности.
Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что Автор с огромным душевным и писательским тактом оставил нас с тобой, Читатель, за невидимой оградой неких заповедных территорий, днем и ночью охраняемых преданными Ангелами личной жизни, пожалуй, бдительней, чем гигантская кавказская овчарка, не случайно носящая имя Батя, сторожит его, Автора, деревенское жилище. Тем не менее Муза Андрея Макаревича, мемуариста, так свободно и непринужденно водит его перышком, что Читатель, благородно увлеченный вдумчивым всматриванием в подробности детской жизни Автора и в образы любимых, близких ему людей — раз; в грустные, порою остроумно нарисованные картинки трагически абсурдной совковой жизни былых времен — два; вслушиванием в мир авторских мыслей и чувств, а также сопониманием интереснейших размышлений о музыке, живописи, подводной охоте и поварском искусстве — три и т. д. и т. п.; — Читатель, хочу я сказать, нисколько не чувствует себя посетителем частного музея, в богатейшие, надо полагать, запасники которого, увы, никогда его, беднягу, не допустят. То есть стиль мемуаров Андрея Макаревича наверняка сообщит впечатлениям просвещенного Читателя именно полноту, а не чувство муторной недосказанности, недостаточности, иначе говоря, некоторой ущербности, вызывающей у потребителей желтой прессы зверский аппетит на доклевывание остатков добычи стаи папарацци. Или же заставляющей прочь от себя отшвырнуть четвертьправду мемуаров — их сейчас более чем навалом на книжных развалах Отечества — как государственных деятелей времен первой оттепели, так и крупных гэбистов эпохи застоя.
Одним словом, стиль повествования вдохновителя и организатора коллективных побед «Машины Времени», если же без шуточек, то человека, с обликом которого никак не вяжется представление о фигуре мемуариста, делает его книгу совершенно свободной от той недоброкачественности текста, к которой принято относиться как к литературности, поскольку литературность — откедова на нее ни глянь — есть родственница, хоть и дальняя, самой пошлости.
Мне вдруг подумалось: какая выгодная позиция у послесловия по сравнению с предисловием. Вполне можно было бы занять целую страничку всего одним словом СПАСИБО.
…Юз Алешковский
Вклейка
Это мои прабабушка и прадедушка
Мой дедушка Марк. Я его так и не видел
Моя бабушка Мария Моисеевна — судмедэксперт на Петровке, 38
Дед Григорий
Баба Лида с маленьким папой на руках
А здесь отец уже на фронте
Вот таким я отца помню
Видимо, сразу после войны
Мама и папа, конец 40-х
Это моя мама. Красавица! (А кепочку она папину надела!)
Я с мамой на даче в Загорянке
Когда папа приезжал на дачу, была такая радость!
А это в Москве
Очень нравились самолеты
Я с сестрой на руках
С ней же через 15 лет
Первое сентября
Десятый класс. Я, Мазай, Борзов.
Максимально допустимая степень битловости
Подпольный сейшен в Инязе. 1973
Это уже подпольный Питер. 1976
Костюмчики шили сами или с помощью подруг
Кадр из фильма «6 писем о бите». Я, Кава, Гуля. 1976
На съемке фильма «Душа» с Боярским
Мишка Меркулов, Маргулис, Юрка Ильченко и я. 1978
Мы с Рыженко
Таллин. 1977. Во грива была!
Кутиков тоже хорош
Я и Кутя
1978. После сейшена. Не повязали!
Тбилиси-80
Костюмчики от Славы Зайцева (в шляпе Мелик-Пашаев)
Питер. 1980. Ефремов, Кутя, я, Петя
1983. Чистая битлятина
Примерно тогда же. Я, Кутя, Ефремов, Рыженко и Зайцев (сидит)
После концерта с «Наутилусом»
Во дураки!
А тут вполне нормальные, только молодые
На концерте Маккартни. И как я рядом оказался?
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Убийства от кутюр. Тру-крайм истории из мира высокой моды - Мод Габриэльсон - Биографии и Мемуары / Прочее домоводство / Менеджмент и кадры
- Прощание с иллюзиями: Моя Америка. Лимб. Отец народов - Владимир Познер - Биографии и Мемуары
- Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Записки иноагента - Андрей Вадимович Макаревич - Биографии и Мемуары
- «О, возлюбленная моя!». Письма жене - Вольф Мессинг - Биографии и Мемуары
- Воспоминание о развитии моего ума и характера - Чарлз Дарвин - Биографии и Мемуары
- Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном - Мария Башкирцева - Биографии и Мемуары
- Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Гармония волны. История серфера - Никита Замеховский-Мегалокарди - Биографии и Мемуары