Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При всей очевидности того, что смерть угрожает прежде всего «всему земному» и «делам людским», поэт продолжает свой поиск: кому и чему, все-таки, эти угрозы не страшны? И вот один из ответов Бунина в стихотворении «Ночь»: «Ищу я в этом мире сочетанья Прекрасного и вечного»… Вполне возможно к таковым отнести звезды, они ведь и вечные и прекрасные. И «грустно светят» они оттого, хочется верить, что сочувствуют человеку, обреченному на такую краткую жизнь и неминуемую встречу его с безобразной старухой — смертью.
Давно известно, что все конечное потому и существует, что оно пронизано бесконечностью. Людские поколения приходили и затем навсегда исчезали, но оставались и продолжали светить звезды, на которые они, что не трудно предположить, взирали с любовью и печалью. Иными словами, именно звезды могли объединить и сохранить память обо всех когда бы то ни было смотревших на них людей. И невольно думаешь, что звезды могли бы рассказать, что люди во все времена, как и живущие сегодня, так же радовались жизни и страдали, так же надеялись на счастье и знали, что у счастья не бывает счастливого конца, так же любили, верили и сомневались, что существует любовь, над которой бессильно время и смерть.
Ищу я в этом мире сочетаньяПрекрасного и вечного. ВдалиЯ вижу ночь: пески среди молчаньяИ звездный свет над сумраком земли.…………………………………………….Как ныне я, мирьяды глаз следилиИх древний путь. И в глубине вековВсе, для кого они во тьме светили,Исчезли в ней, как след среди песков………………………………………………..Но есть одно, что вечной красотоюСвязуетнас с отжившими. БылаТакая ж ночь — и к тихому прибоюСо мной на берег девушка пришла.…………………………………………….Ищу я в этом мире сочетаньяПрекрасногои тайного, как сон.Люблю её за счастие слияньяВ одной любви с любовью всех времён! (1,149,150).
Иными словами, у Бунина, как и у всякого большого поэта, мир времени включен в мир вечности, а земная жизнь лишь часть жизни мировой. Он неоднократно будет стремиться определить хотя бы для себя, что же по прошествии времени остается от всего, когда уже ничего не остается. Именно с этим в известной степени были связаны его поездки в любимые им страны древней цивилизации и посещение кладбищ с тысячелетней историей. Отчасти это и было своеобразным выходом из мира Времени в мир Вечности. В стихотворении «Надпись на чаше» (1903) он пишет: «Древнюю чашу нашел он у шумного синего моря, В древней могиле… То, что гробница хранила три тысячи лет, как святыню, И прочитал он на чаше»:
Вечно лишь море, безбрежное море и небо,Вечно лишь солнце, земля и её красота,Вечно лишь то, что связует незримою связьюДушу и сердце живых с темной душою могил (1, 190).
Невольно возникает вопрос, какая существует связь между «душой живых» и «душой могил»? Речь, возможно, идет о грани, у которой жизнь человека, данная ему на немного дней, соприкасается с вечностью. По принципу из вечности пришел и в неё же вернулся. «Из Беспредельного не только всё происходит, но и всему суждено в него вернуться. Оно создает миры и вновь их в себя поглощает.
Оно признает всякого индивида, в силу его отдельного существования, виновным в нарушении единства и подлежащим уничтожению…
Всякое умирание есть потеря индивидуальности, приобщение к Целому, искупление вины перед Беспредельным!
В своих подсознательных глубинах человеческие души могут обнаруживать единство через, казалось бы, неодолимые расстояния веков и стран» [323]
Известно, что память — одна из форм борьбы духа с беспощадно исчезающим временем. Именно памяти дано остановить и сохранить мелькающие мгновения жизни и тем самым одержать победу над Временем, всё и вся пожирающем. Ощущение вечной связи с прошлым весьма наглядно заявляет о себе, по словам В. Соловьева, в мгновениях «задушевной» жизни (сон; прозрения; экстазы), в мгновениях, истине открывающих окна в Вечность. Такие «прозрения» нередко посещают поэта Бунина. В них прогадывают и его воспоминания о былом, и его мечты, и его представления о мире, каким он хотел бы его видеть. И это очень важно для внимания внутреннего облика не только его лирического героя, но и самого Бунина. Верно ведь говорится: скажи мне, где твое сердце, я скажу каков ты.
Зарницы лик, как сновиденье,Блеснул — и в темноте исчез.Но увидал я на мгновеньеВсю даль и глубину небес………………………………………Не так же ль в радости случайнойМечта взмахнет порой крылом —И вдруг блеснет небесной тайнойВсё потонувшее в былом (1,139, 140).
Для Бунина — поэта действительно характерно это стремление остановить мгновение, запечатлеть его и тем самым если не увековечить, то хотя бы на более долгий срок уберечь и сохранить. Но подчас в центре его внимания не столько факт появления того или другого мгновения жизни, сколько сам процесс возникновения его из небытия, едва уловимое прикосновение к вечности и затем — полное исчезновение. Причем, для того, чтобы могло состояться это увековечение, этому мгновению необходимо попасть в поле зрения человека или, скажем, отразиться в зеркале водной глади.
Вышло облачко на полденьНад равниной водяною.Не затем ли ты возникло,Чтобы в вечном отразиться?»
Вышло облачко высокоСтало тонкое, сквозное,Улыбнулось одиноко —И угасло в ярком зное (1, 142-143).
Это облачко так естественно сравнить с жизнью человека, его личностью: и то и другое — лишь временное выражение вечной истины. В самой постановке таких вопросов, в более чем пристальном интересе к ним Бунина отчетливо видны свойственные ему как страстная жажда жизни, так и страстное сожаление об уходящей жизни. Он рвался вдаль, тосковал о недостижимом и боялся, что когда-нибудь эта даль перестанет манить, а невозможное станет возможным… Именно в связи с этим никогда не прекращающимся состязанием жизни и смерти он, как художник, стремился хоть на мгновенье обнажить таинственные глубины бытия и души человеческой, пребывающей в потоке повседневности. Он снова и снова всматривается в небо, очень часто — в ночное, как бы желая сказать, что наша истинная жизнь на звездах, а мы прикованы к земле.
Обращение к небу и звездам позволяет не только почувствовать «миры иные» в их космической высоте, «иное бытие», но также — радость и печаль человека. И то и другое связано с проблемой вечности: первое — с любовью к такой краткой жизни, а второе — с поистине мистическим ужасом небытия, которому не будет конца. Свет звезд потому и влечет человека, что он «Предвечный», Божественный, то есть навсегда, был и будет: «Гляди смелее в сумрак звездный — Предвечный свет таится в нем!» Иными словами, вечность все-таки существует, и хочется верить, что она где-то там, на далеких звездах. Но есть и другой смысл в звездном свете, такой, который не оставляет никаких надежд человеку, хотя и подсказывает ему, что надо очень и очень дорожить каждым днем и мгновением жизни, ибо впереди «Вечная ночь»:
И осенние звезды, угрюмо мерцаяБезнадежным мерцанием тусклых лучей,Говорят об иной — о предвечной печалиЗапредельных Ночей (1,161).
Как справедливо замечает исследователь, искусство, и в частности — поэзия Бунина «дает почувствовать божественный смысл любого случайного мига бытия и любой его частицы», и функция её в том, чтобы «актуализировать в каждом чувстве причастность к Универсуму и общей для всех душе» [324]. И это особенно наглядно, когда произведение создается, скажем так, по внушению природы. В этом случае, по словам Шеллинга, художник вкладывает в свое творение, помимо того, что входило в его замысел, некую бесконечность, не доступную ни для какого «конечного рассудка». Иными словами, природа есть видимый дух, а дух — невидимая природа.
Как уже отмечалось, особое, исключительное внимание Бунин уделял категории времени прошедшего и в связи с этим высоко ценил воспоминание, которое позволяло обрести и сохранить утраченное, и в этом прошлом обнаружить «вечно-настоящее». Бунин нередко размышляет о том, что прошлое, и даже давно минувшее продолжает и, подчас, самым активным образом вмешиваться в настоящее, воздействовать на него, так или иначе влиять на человека или принимать какое-то участие в его жизни, а то и непоправимо портить её. Это касается и давно потухших звезд, свет которых мы продолжаем видеть; это имеет отношение и к истинной красоте, для которой нет срока давности; это и просто след от некогда живших «избранных» людей, они, как и красота, делают жизнь ныне живущих более осмысленной и человечной.
- Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах - Геннадий Прашкевич - Публицистика
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов - Прочая документальная литература / Публицистика
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза
- Очерк и публицистика - Борис Куркин - Публицистика
- Русская война - Александр Дугин - Публицистика
- Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия - Виктор Суворов - Публицистика
- Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая - Публицистика
- Татаро-монгольское иго. Кто кого завоевывал - Анатолий Фоменко - Публицистика
- Священные камни Европы - Сергей Юрьевич Катканов - Публицистика