Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вошли Прозоровские, она, «непоседа-царевна», не преминула толкнуть отца. Царь заметил Прозоровских и ласково поглядел на бледное, задумчивое, но прелестное личико княжны. Она заметила, заметила и сочувственно остановившийся на ней взгляд юной царевны — и слабый румянец окрасил ее матовые, нежные щечки.
Собор горел тысячами огней, которые, отражаясь в золотых и серебряных окладах икон, на лампадах и паникадилах, наконец — на золотых и парчовых ризах духовенства, превращали храм в какое-то волшебное святилище. «Пещь», освещаемая громадными витыми свечами в массивных «шандалах», смотрела чем-то зловещим.
Вдруг весь собор охватило какое-то трепетное волнение: все как бы вздрогнули и, оглядываясь ко входу в трапезу, чего-то ожидали.
Это начиналось шествие — начало «действа». Это шествовал сам святитель, блюститель патриаршего престола, ростовский митрополит Иона[25] (патриарх Никон, после неудачной попытки 19 декабря воротить свое значение, предавался в этот час буйному негодованию в своем Воскресенском монастыре). Впереди святителя шествовали «отроки» с зажженными свечами. Они были одеты в белые стихари, и юные, розовые личики их осенялись блестящими венцами: что-то было в высшей степени умилительное в этих полудетских венчанных головках.
По бокам «отроков» шли «халдеи» в своих «халдейских одеждах»: они были в шлемах, с огромными трубками, в которые была вложена «плавучая трава», со свечами и пальмовыми ветками.
Процессия двигалась дальше по собору между двух сплошных стен зрителей, напутствуемая тысячами горящих любопытством, тревогой и умилением глаз.
Князь Прозоровский украдкой наблюдал за дочерью. Он видел, что глаза ее блестят, нежные щечки рдеют румянцем. Она была вся зрение. Он глянул на державное место — на царицу, на юную царевну. И у них на лицах такое же оживление и восторг.
«Ох, женщины, женщины! — думалось ему. Вы — до старости дети: дай вам куклу, игрушку, действо — и вы все забыли… за куклою — жених забыт!..»
Святитель вошел в алтарь. За ним вошли и «отроки», только северными дверями.
Халдеи остались в трапезе.
Началось пение поддьяков, к которому присоединились свежие, звонкие голоса «отроков».
VIII. «Пещное действо»[26]
Собственно «пещное действо» совершалось уже после полуночи, в заутрени, за шесть часов до рассвета.
Внутренность собора еще ярче, чем во время вечерни, горит тысячами огней. Царская семья опять на державном месте, но более торжественно разодетая. Духовенство и святитель еще в более пышных ризах.
И Прозоровские, князь и юная княжна, тоже на своих местах. Только у последней глазки немножко заплаканы: «кукла» ненадолго утешила бедную. В молодой душе засело что-то более могучее и оттеснило собой весь остальной мир. Она думает о гонцах из Польши, о последнем весеннем вечере, когда так безумно пел соловей в кустах. Отец видит это и страдает.
Предшествуемый «отроками» со свечами и «халдеями» с пальмовыми ветвями, святитель опять проходит между стенами молящихся и входит в алтарь. И «отроки» входят туда же.
Утренняя служба началась. Хоры певчих с особенною торжественностью и силой исполняли каноны. Собор гремел богатыми, могучими голосами, которые всегда так любила Москва.
Во время пения седьмого канона, где, как известно, упоминаются «три отрока», когда хор грянул — «Отроци богомудрии», и когда ирмосы и причеты чередовались по клиросам, на иконостасное возвышение выступил «отроческий учитель» и сотворил по три земных поклона перед местными иконами.
Затем, подойдя и поклонившись святителю Ионе, восседавшему на возвышении против «пещи» в сонме соборного духовенства, возгласил:
— Благослови, владыко, отроков на уреченное место предпоставити!
Святитель поблагословил его «по главе» и, с своей стороны, возгласил:
— Благословен Бог наш, изволивый тако!
«Отроки» в это время стояли в стороне, лицом к святителю и ко всему собору молящихся.
— Бедненькие! — не вытерпела царевна Софья, вся превратившаяся в зрение.
«Учитель» отошел к «отрокам», обвязал их по шеям убрусами, и, когда святитель сделал соответственный знак рукою, передал их на жертву «халдеям».
«Халдеи», взяв «отроков» за концы убрусов, повели их к «пещи»: один «халдей» шел впереди, ведя первого «отрока», за ним два остальные, держась руками друг за друга, а другой «халдей» позади «отроков».
Вот, наконец, «отроков» привели к «пещи».
— Дети царевы! — громко возгласил первый «халдей», указывая пальмовою веткой на «пещь». — Видите ли сию пещь, огнем горящу и вельми распаляему!
— Сия пещь, — пояснял другой «халдей», — уготовася вам на мучение.
«Отрок», изображавший собою лицо Анании, гордо выпрямился и сказал:
— Видим мы пещь сию, но не ужасаемся ея: есть бо Бог наш на небеси, Ему же мы служим, — той силен изъяти нас от пещи сия!
— И от рук ваших избавит нас! — повторил за ним «второй» «отрок», изображавший Азарию.
— А сия пещь будет не нам на мучение, но вам на обличение! — с силою и твердостью заканчивал Мисаил.
— Вот так молодцы отроки! — вырвалось у царевны Софьи. — Не убоялись пещи огненной.
Она сказала это так громко, что даже святитель Иона улыбнулся и многие обернулись к державному месту. Софья сидела вся красная, и мать укоризненно качала ей головой.
Между тем протодиакон, стоя в царских вратах, зажигал «отроческия свечи», а «отроки», готовясь к мучению, безбоязненно пели:
«И потщимся на помощь…»
Свечи зажжены, пение отроков окончено. Тогда протодиакон с зажженными свечами направился к святителю и вручил ему свечи.
Затем «отроки» поочередно подходили к святителю и, получив от него по свече, кланялись и целовали его руку.
Тогда «учитель» развязывал каждого из «отроков», и святитель благословлял их на мучение.
Выходили затем «халдеи» и вели такой разговор!
— Товарищ!
— Чего?
— Это дети царевы?
— Царевы.
— Нашего царя повеления не слушают?
— Не слушают.
— А златому телу не поклоняются?
— Не поклоняются.
— И мы вкинем их в печь?
— И начнем их жечь!
— Ах, злые, гадкие мучители! — опять вырвалось у юной царевны! но она, спохватившись, сама зажала себе рот рукой.
Тогда «халдеи» взяли под руки Ананию и втолкнули в «пещь».
— А ты, Азария, чево стал? — обращались они ко второму «отроку». — И тебе у нас то же будет.
Брали затем и Азарию и также толкали в «пещь». Потом и Мисаила ввергли к братьям на мучение.
Едва «отроки» ввергнуты были в «пещь», как выходил чередной звонарь с горном, наполненным горящими угольями, и ставил его под пещь. Протодиакон же возглашал:
— Благословен еси Господи Боже отец наших! Хвально и прославлено имя твое во веки!
«Отроки» повторяли за протодиаконом этот стих, и «халдеи», ходя около печи со свечами, пальмовыми ветвями и трубками, бросали из трубок «плавучую траву» и махали пальмовыми ветвями, как бы раздувая огонь.
В это время протодиакон читал «песнь отроков».
— И прави путие твои, и судьбы истины сотворил еси!
Чтение протодиакона поддъяки сопровождали пением, которое так оживляло и разнообразило оригинальное «пещное действо».
Прозоровский украдкой взглянул в это время на дочь и увидел, что его «девочка опять нашла свою куклу». Это его успокоило.
— Ты не притомилась, девынька? — шепнул он ей.
— Нет, батюшка, — таково хорошо действо! — был ответ и ласковый взгляд ясных глаз.
Между тем протодиакон возглашал:
— И распаляшеся пламень над пещию!
А «отроки» как бы подкрепляли его возглашение:
— Яже обрете о пещи халдейстей!
В это время выступал из сонма духовенства соборный ключарь и подходил к священнику под благословение.
— Благослови, отче, ангела спущати в пещь.
Священник благословлял его, а диаконы брали у «халдеев» трубки с «плавучею травою» и огнем. Протодиакон же громогласно возглашал:
— Ангел же Господень сниде купно со Азариною чадию в пещь, яко дух хладен и шумящ!
В этот момент сверху появляется ангел с крылами, со свечою в руке и с громом спускается в «пещь».
При виде с громом спускающегося ангела «халдеи», которые очень высоко держали пальмовые ветки, разом попадали, а дьяконы опаляли их свечами.
Но скоро «халдеи» опомнились от ужаса, но еще боялись подняться.
— Товарищ! — заговорил первый «халдей».
— Чево? — спросил второй.
— Видишь?
— Вижу.
— Было три, а стало четыре.
— Грозен и страшен зело, образом уподобися Сыну Божию.
«Отроки» же между тем ухватились за ангела — два за крылья, а один за левую, конечно, босую ногу. Затем ангел стал подниматься вверх вместе с «отроками», а потом сбрасывал их в «пещь» обратно.
- Ванька Каин - Даниил Мордовцев - Историческая проза
- Гроза двенадцатого года (сборник) - Даниил Мордовцев - Историческая проза
- Москва слезам не верит - Даниил Мордовцев - Историческая проза
- Великий раскол - Даниил Мордовцев - Историческая проза
- Золото бунта - Алексей Иванов - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Тайна президентского дворца - Эдуард Беляев - Историческая проза
- Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Тайны Зимнего дворца - Н. Т. - Историческая проза
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза