Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройти Крестным ходом стоило десять шекелей — по–нашему, три доллара. Петр Иванович заплатил положенное, за девочку вполовину, и покуривая, ожидал команды.
— Экскьюз ми… — обратился экскурсовод к нему, но присмотревшись, тут же перешел на русский. — Можно вас?
Петр Иванович затушил папиросу и растерялся — все же Иисус Христос, а урны мусорной нет. Сунул окурок Мири.
— Подержи.
Экскурсовод завел его в подсобку, где давали напрокат кресты деревянные в человеческий рост, если не больше. Петр Иванович подошел к крестам.
— Кипарис, по запаху чую.
— Кипарисовый быть не может, — возразил экскурсовод. — Кедровый, наверное, — из Ливана…
— Кедровый тяжелее был бы в два раза. Кипарис, как отдать… Вот этот, думаю, сосна. Не наша сосна, но сосна! Советую его.
Экскурсовод согласился. Петр Иванович взвалил крест на плечо.
— А японский не подошел?
Экскурсовод поморщился:
— Галантерея.
— Почему? Я смотрел — титановый, крепкий. И полегче… Больше ничего брать не будем?
— А что еще? — удивился экскурсовод.
— Ну, венец там?
— Креста достаточно. Это ж символика.
Петр Иванович вышел из подсобки. Подскочила Мири.
— Крест руками не трог, — окоротил ее Петр Иванович. — Символ непосредственно.
— Лэдис энд джентельмен!.. — загундосил экскурсовод. — Виа Долороза…
— Не понял, — пробормотал Петр Иванович, поудобнее укладывая крест. — А я?
— Идем, идем. Я тебе все буду переводить, — дернула его за рукав Мири. — Будешь понимать.
Пошли. Той самой дорогой, которой Петр Иванович с Мири перли от Стены Плача. Только обратно, выходит. Те же лавки, та же небойкая торговля… Вот он в Баку был в командировке — насосы авиационные для МИГ–21 отрабатывали, — его дружок на базар водил, вот это да, базар! Каждый к себе зовет, пробуй, дорогой, на части рвут, мамой–хлебом клянутся, по рукам колотят – звон стоит…
— Стой, — сказала ему Мири. — Кури свой сигарет. Петр Иванович опустил крест на землю, вытер пот, достал «Беломор».
— Про что говорят?
— Здесь Иисуса били, когда он шел на Гольгофу.
— Понятно, — Петр Иванович закурил, потер натруженное плечо.
Японцы во всю щелкали фотоаппаратами. Жестами они вежливо просили попозировать с крестом на плече. Петр Иванович, не вынимая папиросы изо рта, взвалил крест на плечо. Защелкали фотоаппараты. Японцы, сложив руки на груди, — как чурки молятся Аллаху — благодарственно покланивались Петру Ивановичу. Петр Иванович сдержанно кивал им: «Ничего, ничего, пожалуйста…» Собой он остался недоволен. Проверял со стороны: смешон он был или все нормально? Да вроде ничего.
Невдалеке старый араб жарил шашлыки, кебабы. Вентилятор раздувал угли. Готовое мясо шашлычник упаковывал в лепешки, добавляя зелень и соус. Кусок мяса съехал с шампура на землю. Араб поднял его, обдул и сунул в лепешку. Петр Иванович протянул Мири деньги.
— Поди купи две штуки.
— Уже надо идти, — помотала головой девочка. — Потом еще будет.
Петр Иванович взвалил крест на другое плечо, сбил шляпу с головы. Шляпа укатилась к часовне, где, оказывается, бичевали Христа. С алтарной стороны светились мудреные витражи. Пока Мири догоняла шляпу, Петр Иванович хотел узнать у экскурсовода про технологию изготовления витражей, но тот уже забарабанил по–английски. Вернулась Мири, принесла шляпу. Петр Иванович повлек крест дальше.
Возле одной из четырнадцати станций — остановок на последнем мученическом пути Христа — у маленькой часовенки пацанята играли в футбол. Экскурсовод отогнал их. Группа остановилась. Петр Иванович тяжело вздохнул: и здесь они с Мири уже были.
— Здесь ваш Христос упаль первый раз, — прошептала Мири.
— Почему?
— Крест тяжелый несет. Он усталь. Он идет на свою Гольгофу.
Петр Иванович невольно подергал плечом: действительно тяжело.
— А где Голгофа?
Мири пожала плечами.
— Мешаете, господа, — экскурсовод недовольно посмотрел на них. — Вопросы потом.
Солнце уже не висело над головой, но жара и не думала униматься.
На следующей станции Петр Иванович курить уже не хотел — в горле пересохло. Он кивнул Мири: чего здесь?
— Ему пот вытерла проститутка.
— Мария Магдалина? — Петр Иванович сглотнул слюну.
— Нет, другая, Вероника. Он на Гольгофу идет.
Петр Иванович разочарованно вытер пот свободной рукой.
— Вероника какая–то… Магдалины мало им… Голгофа где? Спроси у него, где Голгофа?
— А зачем ты его сам не спросишь? — испуганно прошептала девочка. — Он знает русский язык. Будешь пить? — она достала бутыль с водой.
Петр Иванович смочил волосы под шляпой, поправил крест. Затем дождался паузы.
— Извиняюсь, товарищ. Я, конечно, плохо знаю по религии. Я сам–то христианин… — В подтверждение своих слов он вытянул свободной рукой из–за ворота бечевку, на которой висел его православный крест. Рядом с крестом болтался могендовид. Петр Иванович несвойственным ему суетливым движением запихал крест обратно. — Но не в этом дело непосредственно.!. Я хотел…
Экскурсовод великодушно улыбнулся, вежливо оттеснил его в сторону, нажав на перекладину креста. Петра Ивановича под силой рычага как миленького развернуло от разговора к стене часовни.
— Лэдис энд джентельмен…
— Нет, ты погоди! — Петр Иванович вместе с крестом рванулся к экскурсоводу. — Я тебя только спросить хотел, где Голгофа? А то хожу, как пешка…
Группа недовольно зашумела. Только японцы на всякий случай виновато улыбались, не забывая при этом щелкать фотоаппаратами. Экскурсовод что–то объяснял группе и, раздраженно жестикулируя, кивал в сторону Петра Ивановича.
— Ты руками–то не меси! — окрысился вдруг Петр Иванович, слизывая каплю пота, дотекшую до рта. Достали они его все — евреи эти, японцы, прочие чурки… — Я сам месить умею. Ты скажи, где гора? Голгофа где?
— Так ведь и нет, собственно, никакой Голгофы, — меняя тон, сказал экскурсовод. — Это легенда… Символика. Может, ее и вообще не было…
— Как не было?! — опешил Петр Иванович. — И не будет?! А какого ж хера я эту балалайку таскаю, народ смешу?!
Он мощным движением плеча скинул тяжелый крест, крест, с грохотом упал перед входом в монастырь.
— Полис!.. — послышались голоса из группы. — Полис!..
Мири дергала его за рукав.
— Васин, я боюсь! Идем домой… Петр Иванович потянул девочку к себе. Рука его дрожала.
— Салям алейкум! — крикнул он взбудораженной толпе. — Дуй до горы непосредственно! — И наклонился к Мири. — А ты не тушуйся.
— Домой не пойдем еще, — сказал он строго, уводя Мири в глубь Старого Города. — Надо еще этот пренцидент заесть. Забыть, короче, чтоб. Где здесь кофу можно, лед твой мороженый?..
Мири нашла кофейню. Молодой красивый араб вешал на стену цветной фотопортрет мальчика лет пятнадцати. Хорошая фотка, и пацан красивый, волоокий такой, на девушку похож, только ретуши многовато…
— Он хозяйник, начальник кафе, — сказала Мири, когда араб подошел, улыбаясь, к их столику.
— А мальчик кто? — Петр Иванович показал на стенку, где висела фотография.
Мири спросила.
— Его сын, — перевела она. — Он умер от пули; На территории. Это где живут арабы. Там стреляют пули. Не всегда.
— Скажи ему, что я из Москвы и все такое прочее.., Соболезнование непосредственно сыну…
Мири залопотала. Араб сдержанно улыбался и благодарственно кивал, уважительно поглядывая на Петра Ивановича. Потом принес кофе, пиво, мороженое… На прощание он вымыл кофейную тоненькую чашечку, из которой пила Мири, красиво завернул ее в кулечек, перевязал ленточкой с бантиком и, вопросительно взглянув на Петра Ивановича, с поклоном вручил девочке.
— …Я же ничего против вашей истории не имею, пойми меня, Михаил. Я сам за Иисуса Христа жизнь отдам непосредственно. И за Феликса Эдмундовича. В дивизии его имени даже служил… Но ты мне голову не морочь. Скажи прямо — так, мол, и так: нет Голгофы. И — по рукам!
Мишка почесал лысину, пошебуршил бородJнку, помычал чего–то невыразительное и потянулся к бутыльцу.
Но Петр Иванович не мог успокоиться.
— Выходит, театр разыгрываем под открытым небом непосредственно?! Кресты таскаем?! Может, еще разок распнем кого–нито для хохмы?!
— Может и распнем, — Мишка бубнил чего–то непонятное, Петр Иванович напрягся. — Если из цивилизации исключить художественную ложь, цивилизация рухнет…
Вот те на–а! Петр Иванович лихорадочно припоминал нужные слова.
— Это знаешь, как называется?.. Это цинизьм называется!
А Мишку будто Подменили. Уже не балабон лысый, а прямо лектор политграмоты на их заводе:
— Тот, кто испытал на себе цинизм в квадрате, имеет право на цинизм в третьей степени.
Матушки ты мои, совсем рехнулся парень!..
Дальше, правда, Мишка серьезности не выдержал.
- Тахана мерказит [Главный автовокзал] - Сергей Каледин - Современная проза
- Еще один круг на карусели - Тициано Терцани - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Семья Усамы бен Ладена - Наджва бен Ладен - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Пампа блюз - Рольф Лапперт - Современная проза
- 22:04 - Бен Лернер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Беременная вдова - Мартин Эмис - Современная проза