Форма входа
Читем онлайн Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник) - Светлана Аллилуева
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Меня заколотила нервная дрожь, когда приехали забирать тело. Уже на носилках я впервые увидела отца нагим. Красивое тело, совсем не стариковское. Меня кольнула ножом в сердце боль. Я ощутила и поняла, что значит быть «плоть от плоти». Человек, давший мне жизнь, ушел, а я осталась и буду жить. Всего этого нельзя понять, пока не увидишь смерть родителя.
Тело увезли. Все вышли, сняли шапки. Меня кто-то обнял за плечи. Это был Булганин. Я упала ему на грудь и наконец-то разрыдалась…
Мне позвонила Валечка и сказала, что на второй день после смерти отца, когда даже еще не было похорон, по распоряжению Берии собрали всю прислугу, охрану и объявили, что все вещи должны быть немедленно собраны и вывезены. Все должны покинуть дачу. Люди, прослужившие здесь по 10–20 лет, были выброшены на улицу. Им никто ничего даже не объяснил…
Из интервью с академиком Сергеем Сергеевичем Дебовым, которому было поручено вскрытие и бальзамирование тела Сталина:
«Когда я приехал по срочному вызову, тело Сталина уже было доставлено в лабораторию. По иронии судьбы наш институт, который занимался проблемами сохранения тела Ленина в Мавзолее, находился прямо напротив особняка Берии, на противоположной стороне Садового кольца, рядом с Планетарием. Я впервые увидел Сталина. Впечатление было тяжелое. Он лежал обнаженный на операционном столе. Олицетворял бога, а тут мертвый.
Работу начали около часа ночи шестого марта, а закончили к утру. Был приглашен скульптор Манизер. Он сделал посмертную маску и слепки рук. Не знаю, где это теперь. Нервировала обстановка: хоть мертвый, а вождь. И охраны было видимо-невидимо. Взять скальпель и сделать первый надрез было страшно. Собрались светила медицины. Первый разрез не решался сделать никто. Наконец, директор лаборатории академик Мордашов скомандовал: «Начинайте!» Старший научный сотрудник Кузнецов сделал первый разрез: вскрыл грудь. Ну а дальше пошла работа.
Никаких следов отравления, яда не было обнаружено. Обширнейшее кровоизлияние в мозг. Помощь ему действительно оказали слишком поздно. Единственное, чему подивились, – это сросшиеся третий и четвертый пальцы на левой ноге и совершенно стертые ступни ног, оттого что большую часть жизни проходил в сапогах.
Перед тем, как положить забальзамированное тело в гроб, нужно было его одеть.
Какой-то генерал поехал на Кунцевскую дачу за вещами. Привез китель, который он носил, не новый, привез ботинки. Когда я их увидел, то спросил у военного, адъютанта видимо, почему у Сталина старые стоптанные ботинки. «У него других не было. Он в этих всегда ходил», – был ответ. Ну а дальше положили в гроб и увезли в Колонный зал».
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«В дни перед похоронами я долгие часы стояла у гроба и смотрела на людей, проходивших через Колонный зал. Они вели себя по-разному. Кто нес цветы, кто смотрел с любопытством, очень многие плакали. Мне было страшно оттого, что мои собственные чувства были противоречивы: я одновременно испытывала боль и облегчение, ругала себя, что я плохая дочь. Почему-то подумала, что, если бы я родилась в лачуге безвестного грузинского сапожника, как легко и естественно было мне, вместе с другими, ненавидеть того далекого тирана, его партию, его дела и слова. Разве не ясно, где черное, а где белое? Но я родилась его дочерью. В детстве любимой… Странная мысль… В момент последнего прощания, когда следовало поцеловать лоб покойного и все вокруг смотрели на меня и ждали этого, я так и не смогла сделать это. Опять пришел тот детский ужас, испытанный мной на похоронах мамы…
Я ни разу не была в Мавзолее, когда отец там лежал, ни разу не была и потом на его могиле у Кремлевской стены. Мне кажется, что его там нет. Я не чувствую его присутствия. Мечтаю, пока я жива, перенести его прах в Гори и матушки его, Екатерины Георгиевны. Все-таки это его родина, родной город. Это был бы лучший вариант. В Гори чудное кладбище, дивное, на холме. Земля такая сухая, горы кругом, изумительная река. Вид совершенно потрясающий.
Я верю в загробную жизнь. Я верю, что все, кто от нас ушел, кто нас любил, следят за нами, знают, как мы живем, что делаем. Я не чувствую его недовольства мной из-за того, что я уехала. Я как-то ощущаю его любовь, мамину любовь, всех моих дорогих тетушек и дядюшек, дедушки, бабушек. Кажется, все они меня поняли и простили. Вот если бы я это сделала еще при жизни отца, тогда другое дело…»
Расставаясь с нами в тот день, Светлана Иосифовна просила передать ее письмо тогдашнему руководителю Грузии Э. А. Шеварднадзе с просьбой о перезахоронении отца из Москвы в Гори. Она просила с письмом не тянуть. «Боюсь, что они сами могут это сделать втихаря, как воры. Шеварднадзе может все устроить по-другому, если захочет».
Это послание мы передали, что называется, «в белы руки». Он ответил, что готов всячески содействовать и помочь. Однако без решения российского правительства это невозможно. Мы говорили с В. С. Черномырдиным, в то время российским премьером, он – с Ельциным. Ответ был следующий: «Нам сначала с Лениным надо разобраться, а уж потом будем решать проблему перезахоронения Сталина». Как видим, не разобрались до сих пор…
Глава вторая
«На свете счастья нет, но есть покой и воля…»
В поисках себя
На следующий день мы вновь встретились в отеле. Начался разговор с благодарности Светланы за традиционные русские «гостинцы», бутылку водки и баночку черной икры, которые мы привезли ей из Москвы. «Сберегу все это до встречи с моей «американской» дочкой Олей. Сложилось так, что она в Штатах, а я здесь. Пока денег на дорогу нет ни у нее, ни у меня. Поднакопим, может быть».
С таких вот бытовых деталей и начался наш разговор, а вернее, уже не обращая внимания на камеру, Светлана Иосифовна продолжила свою «исповедь».
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«Нас с детства учили, что мы хозяева своей судьбы. Живем, как хотим, как думаем. Да, ничего так не идет, как планируешь. Ни для кого: ни для простых людей, ни для крупных политиков. А уж у членов их семей судьбы, вообще, ужасные. Ты себе не принадлежишь и ничего не можешь с этим поделать. Это надо принять, как крест какой-то. Не рыпаться особенно. А вот мировоззрение мое менялось – с детства и по сей день. Мы были пионерами, мы были комсомольцами. Когда я училась в университете, меня все время тащили в партию. Я упиралась. К этому времени мы уже прошли все курсы марксизма-ленинизма и понимали что почем. Очень скептически ко всему относились. Вам это может показаться странным, но так было. Я долго отговаривалась. Мол, я еще не готова, еще не могу, это очень ответственный шаг и т. п. Но, видимо, райком очень нажимал, и меня буквально втолкнули в 49-м в кандидаты, а через год и в члены партии. Ну и сидела я на этих партсобраниях, как все.
Я занималась новой историей. Так настоял отец, а я не смела перечить. Пошла на исторический факультет, а сама мечтала о филфаке. Мое собственное желание – западная филология. Языки – английский, французский, испанский. Очень любила Испанию. После окончания университета в школе преподавать я не хотела и быстро переключилась на литературу. Это уже в Академии общественных наук. Религия меня тогда еще не интересовала. Уже в 60-х годах я к этому пришла.
Бывают удивительные вещи в жизни. Начинаешь верить в Книгу судеб, в которой все про тебя написано. Посещали меня и мысли о самоубийстве. Я вспоминала о маме и страшилась сама себя. Как-то один из моих друзей позвал меня с собой в церковь. В результате я стала постоянной прихожанкой. Меня крестили. Вдруг открылся огромный мир. Это был важный шаг. Я все время исповедовалась у священника, которому бесконечно доверяла. Мне кажется, что он жалел меня. Как-то батюшка сказал мне: «Ты все спешишь, и от этого все твои беды. Вот подожди – явится принц заморский…» А ведь провидцем оказался!
Даже учась в университете, я не могла избавиться от чекиста, который всегда маячил у меня за спиной. Мне было стыдно перед однокурсниками. Я умоляла отца, чтобы он избавил меня от него. «Ну что же, – сказал отец, – черт с тобой! Пускай тебя убьют». Сказал, конечно, полусмеясь, но слежка прекратилась.
После смерти отца всем родственникам дали пенсию. Получила ее я и мои дети, а вместе с пенсией и кое-какие привилегии. Но тогда я уже не жила среди кремлевской элиты. Я жила вне их. Сама по себе. Я увлекалась искусством, живописью, музыкой, литературой, особенно поэзией. И друзьями моими были замечательные актеры, киношники, режиссеры, писатели, критики, поэты, художники. Эти люди – мои вторые университеты: Алексей Каплер, Роман Кармен, Фаина Георгиевна Раневская, Сергей Аполлинариевич Герасимов с Макаровой, Лепешинская, Мессерер, Давид Самойлов, Константин Симонов. И потом эти замечательные женщины, мои тетушки, вернувшиеся из лагерей, ссылок и тюрем.
Все они были очень милы и добры ко мне. Никто не думал, что раз я дочь Сталина, то прочь от нее. Никто меня не обвинял в том, что я имела какое-то отношение к политике.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник) - Светлана Аллилуева бесплатно.
Похожие на Дочь Сталина. Последнее интервью (сборник) - Светлана Аллилуева книги
- Один год дочери Сталина - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
- Далекая музыка дочери Сталина - Светлана Аллилуева - Биографии и Мемуары
- Рауль Валленберг. Пропавший герой - Даг Аландер - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дороги и судьбы - Наталия Иосифовна Ильина - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля - Михаил Полторанин - Биографии и Мемуары
- Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин - Биографии и Мемуары
- Беседы с Маккартни - Пол Дю Нойер - Биографии и Мемуары
- Рядом со Сталиным - Иван Бенедиктов - Биографии и Мемуары
