Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну вот и дождались десанта. Что делать-то? Немедленно плыть к своим батареям или проследить место, где французы высадятся? А зачем ему знать это место, если он и описать его толком не сможет. Но с другой стороны, если туман рассеется, его тут же заметят. Оказаться в плену у вражеской армии, даже если это французы, увольте, господа!
Ладно, не надо торопиться. Туман словно ожил, обрел плоть. Серо-голубые слои, как пласты перебродившей простокваши, двигались перед глазами. Мутно, темно, чистый морок! «На Феофана туман к урожаю на лен и коноплю», — вспомнилось вдруг.
Фрегата уже не было видно, одни лишь голоса, как бесплотный дух, висели в тумане. О чем говорят — не разобрать, слышно только, как бьют весла по воде. Не похоже, что это десант. Может быть, французы всего-то одну шлюпку и спустили? И тут Матвей услышал смех — ее смех, звонкий и переливчатый. Что-то он ей сказал, а она ему ответила, словно жемчуг россыпью бросила на серебряный поднос, а потом понятная фраза. Ах, это французское «мерси»! Коротко, как вздох, а по-русски длинно и шероховато: «Благодарю вас, господа!»
И тут он увидел их. Шлюпка ткнулась носом в песок. Даму на руках вынес на сухое место какой-то французик. Не разглядишь издалека, мундир на нем или партикулярное платье. Значит, прав он был, никакой это не десант. И что удивительно, на даму Матвей почти не смотрел. И не страх был тому виной. Просто он ощущал себя разведчиком в чужом стане, а потому не мог себе позволить слюни распускать.
Все, надо сматываться. Он остался невидимым только потому, что противников было слишком много, все беспечно дышали, сопели, разговаривали. А вслушайся кто-нибудь, всмотрись внимательно в туманную мглу — и все, была бы тебе, князь, крышка. Матвей налегал на весла что есть силы, но в воду опускал их очень осторожно.
Назад он плыл долго. По течению лодка сама несет, а тут поди выгреби, на левой руке ладонь сбил до крови. Но главное, добрался без приключений, найти в тумане свой причал помог Господь Бог, а может, интуиция. В минуты опасности все чувства обостряются до крайности, каждая жилочка в организме помогает выжить.
Доложил по начальству, так, мол, и так, видел в наших водах французский фрегат, который под прикрытием тумана выслал к берегу шлюпку. Но когда туман рассеялся, никакого фрегата уже не было. Доклад Матвея не подвергли сомнению. Один только шутник из штаба предположил: «А не был ли сей объект „Летучим голландцем“?» И вдобавок обидно подмигнул Козловскому. А все прочие приняли слова поручика с полным доверием, но ходу дела не дали.
Не до того. Во-первых, был корабль, да сплыл, ну и что теперь? А во-вторых, случилось невероятное событие. Пока Козловский на реке прохлаждался, прибыли подводы с пушками. Матвей обрадовался такому совпадению. Ведь в противном случае его бы стали подробно расспрашивать о ночном приключении. Значит, вы, поручик, фрегат не с берега узрели, а из лодки. А куда вы плыли и зачем? Ах, за карасями? Не отмоешься ведь потом! И хорошо, что про даму он ни словом не обмолвился, а то бы дал пищу полковым острословам. Они бы всласть языки почесали.
Теперь о пушках. Вдруг ни с того ни с сего по почте были присланы телеги с мортирами. Тайный груз этот, прикрытый соломой, шел через Пруссию, имя адресата — герцог Вейсенфельский. То есть груз предназначался для саксонцев, но то, что его пруссаки пропустили, было большой загадкой. Все очень озаботились получением пушек, тут же пошли разговоры, что Миних вот-вот назначит штурм Гегельсберга, который давно всем мозолит глаза.
На следующий день еще одна неожиданность. По почте переслали целый мешок писем для господ офицеров, и в числе прочих Матвей получил послание от Лизоньки Сурмиловой. Прорвалась его возлюбленная через военные препоны.
Матвей с трепетом прижал Лизонькины строки к своим губам. Прекрасная дева, ты хранишь верность воину. Спасибо, я твой пленник навек, беда только, что в буднях жизни я совсем позабыл твои милые черты.
А если поподробнее говорить, то он никогда их и не помнил. Много ли они виделись? Вечер в Париже вообще не в счет, он тогда не о любви, а о выгодной женитьбе думал. Сказать, что краткая встреча в замке Гондлевских оживила милые черты, он тоже не может. Они там вообще друг друга не узнали. И только на бумаге слова любви были привычными и понятными, до мелочей знакомыми, как тропка в родительской усадьбе.
В тот же вечер Матвей сел писать ответ. В письме было много нежных слов, описаний жестоких сражений, а также пересказ невинного сна. Он видел свою возлюбленную (поверь, прекрасная!) на палубе корабля. Тревожно кричали чайки, туго бились на ветру мокрые от соленых брызг паруса, а Лизонька стояла, держась ручкой за канат, и смеялась. Шейку ее обхватывал розовый легкий шарф, и концы трепетали под нежным бризом.
Описывая мнимый сон, Матвей так разволновался, что бросил из рук перо и забегал в нетерпении по комнате. Ах, кабы Лизавета вот так же куда-нибудь путешествовала, он бы любил ее еще больше. Хотя больше, кажется, нельзя. Письмо он так и не окончил.
Предчувствия о скором штурме не подтвердились. Активные военные действия начались только тогда, когда прибыли первые русские корабли с артиллерией. Миних давно лелеял мысль о ночной атаке Гегельсберга, который в диспозициях был обозначен как «укрепленный пригорок». Стоит установить на этом пригорке артиллерию, и весь город находился бы под пушечным прицелом. И он заставит Данциг сдаться.
Не откажу себе в удовольствии воспользоваться здесь цитатой из «Записок о России генерала Манштейна». Без помощи этого господина автор просто не в состоянии выговорить половину военных терминов.
«8 мая в сопровождении графа Ласси и генерала Бирона (брата фаворита) Миних отправился на рекогносцировку укреплений этой горы; справа, со стороны ворот Оливы, крутизна почти неприступная; на вершине ее правильный кронверк с равелином, контрэскарпом и гласисом, все это исправно обнесено палисадом и штурмфалами и снабжено несколькими орудиями.
Но слева, в стороне Шейдлица, есть только одно земляное укрепление без прикрытого пути и без гласиса, ров сухой и без палисада; только одна берма снабжена изгородью. Итак, решено было с этой стороны начать атаку».
Русские разделились на два отряда, в одном было три тысячи человек, в другом пять тысяч. Начало атаки было успешным. Солдаты скрытно подошли к самой подошве горы, первые гренадеры уже вошли на вал и овладели батареей.
Но нашу армию встретил шквальный огонь. К несчастью, не только оба командира отрядов были убиты, но множество офицеров и инженеров пали под первыми выстрелами. Войска пришли в беспорядок. Им бы грамотно отступить, но в то время как разумные спасались бегством, ожесточенные рубаки только разогрелись битвой. По русской привычке — гори все огнем! Пусть я погибну, но и вас, гадов, с собой на тот свет утащу. Приказов начальства они просто не слышали. Генералу Ласси пришлось покинуть траншею и самому идти увещевать солдат отступить.
Высота Гегельсберг не была взята. Потери русских оказались огромны. В числе раненых, вынесенных с поля битвы, находился и князь Матвей Козловский. Рана его была не смертельна, осколком раздробило левое плечо, но на санитарные носилки его погрузили в бессознательном состоянии. Князь был не только ранен, но и контужен взрывом.
7
Военная хроника того времени сообщает, что в штурме Гегельсбрега русские потеряли две тысячи человек убитыми и ранеными, в том числе сто двадцать офицеров. Кто их точно считал — погибших? Уже в самих числах видно, что цифру округляли, плюс-минус пятьдесят человек, а может, и того больше.
Лазарет устроили в длинном, приземистом, вросшем в землю здании, находившемся рядом с кирхой. Когда-то здесь был склад. Место это подвергли активной бомбардировке вначале сами поляки, потом русские. Окрестное население разбежалось, склад же давно разграбили. Ветер гулял в палатах под сводами. Похожие на бойницы окна давали мало света. Гулкое эхо разносило стоны раненых. Большая часть их лежала прямо на полу. Некоторым счастливцам достались матрасы.
И лекари, и похоронная команда работали не покладая рук. Сюда же к лазарету подносили покойников, но иногда в нагромождении трупов вдруг обнаруживали шевелящегося, еще живого человека. Его тут же брали на руки и волокли к докторам.
В лазарете уже установился зловредный, пропахший кровью и потом воздух. От духоты было совершенно нечем дышать. Евграф, который находился при Матвее неотлучно, сообразил вытащить князя из страшного помещения. Походную кровать он разместил в тенечке под двумя кленами. Оба дерева цвели, еще безлистые ветви их были все в зеленых «кудряшках». Здесь и нашел князя Козловского наш старый знакомец агент Петров.
Обстоятельства сложились таким образом, что Козловский оказался в данный момент последней надеждой Петрова. Агент остался без связи. И зачем Миниху понадобилось так не вовремя штурмовать эту проклятую высоту? Потери велики, но на то и придумана война, чтоб людей жизни лишать. Плохо то, что цепочка, связывающая Петрова с Петербургом, была разрушена. В ночном штурме погиб курьер-штабист, мотающийся постоянно с депешами в Варшаву и обратно. Конечно, курьеру найдут замену, но Петров не имел права просто так пользоваться официальной военной почтой. Он хоть и числился по сыскному делу, это письмо предназначалось исключительно для Бирона. Отдать реляцию в случайные руки значило рассекретить себя и, главное, подставить под удар благодетеля, то есть Бирона.
- Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина - Историческая проза / Советская классическая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Карл Великий (Небесный град Карла Великого) - Анна Ветлугина - Историческая проза
- Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Анна Ветлугина - Историческая проза
- Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский - Историческая проза
- Святослав. Возмужание - Валентин Гнатюк - Историческая проза
- Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза
- Там, где вызывали огонь на себя. Повести и рассказы - Михаил Папсуев - Историческая проза