В его взводе, а позже в роте, полку знали — Чайковский может простить или понять все, только не обман. И тем, кто хоть раз пытался его обмануть, жизни не было. Долгой безупречной службой, невиданным старанием приходилось таким возвращать себе доверие командира, и далеко не всегда это удавалось.

Воспитывая подчиненных, Чайковский никогда не забывал о своем главном принципе: необходимости быть «универсально передовым», как он выражался.

— Командир, — говорил он, — должен лучше всех своих подчиненных прыгать с парашютом, стрелять, бегать, ходить на лыжах, владеть приемами рукопашного боя, я уж не говорю о теории. Он должен все делать лучше всех! — И, оглядев своих офицеров, добавлял после паузы: — К сожалению, это невозможно, но к этому надо стремиться.

Он старался, чтобы его солдаты были универсалами, овладевали смежными профессиями, могли заменить в боевой обстановке друг друга. Он без конца на занятиях заставлял водителей браться за рацию, радистов садиться за руль, саперов превращал в артиллеристов, а артиллеристов в саперов. В десантных войсках взаимозаменяемость вещь обязательная. Ничего нового и здесь Чайковский не придумал. Просто он доводил этот принцип до конца. Рассказывали, как на одном из учений какой-то въедливый посредник, желая нарушить связь в батальоне, которым командовал Чайковский, выводил из строя одного за другим всех штатных радистов, связистов, но их тут же заменяли солдаты других специальностей. В конце концов посредник махнул рукой:

— Целый батальон — и все радисты! — воскликнул он в сердцах.

Была у Чайковского еще одна черта, крайне опасная для его подчиненных. Он не просто все проверял — это делает каждый командир. Он занимался проверкой постоянно, в самых порой неожиданных обстоятельствах и вроде бы невзначай.

Так, прибыв куда-нибудь в роту и отослав под благовидным предлогом водителя своей машины, он мог вдруг подозвать любого офицера роты и приказать:

— Ну-ка, лейтенант, не откажите, сгоняйте в штаб, папку забыл, вот незадача. Берите машину! Быстренько. — И внимательно смотрел, как тот садится в машину, как разворачивается, как едет, засекал по часам, сколько тратит на дорогу.

Летом он долго и тщательно проверял, как хранятся лыжи, каждую пару. В походе, если встречалась река, солдаты уже знали, что перейти ее по соседнему удобному мосту конечно же не придется, и, завидя воду, заранее готовились преодолеть ее вплавь.

Плавать, ходить на лыжах, ездить на велосипеде обязаны были все его солдаты. Если бы Чайковский мог, он, наверное, бы научил своих солдат водить корабли и самолеты, ездить на лошадях и оленях, разговаривать на хинди и санскрите, производить операцию аппендицита, печатать на машинке и стенографировать. Так, во всяком случае, сказал о нем однажды проверяющий генерал из штаба округа.

Чайковский не открывал Америки и не изобретал велосипеда. Секрет его командирских успехов заключался в том, что он с поразительной настойчивостью доводил до конца каждое свое тщательно продуманное начинание. Поэтому все и настраивались не на час и не на день. Его дело становилось их делом, их привычкой; проходило немного времени, и они уже не представляли, как могло быть иначе.

Экзамены в академию он сдал успешно. И после приказа о зачислении слушателем он и Зоя сложили нехитрые пожитки и покатили в столицу.

Глава III

Пока генерал-майор Илья Сергеевич Чайковский во главе своей орденоносной воздушно-десантной дивизии летел на задание, он напряженно думал о предстоящей операции. Но наступали минуты, когда думалось о другом. Все сильней прорывались мысли о сыне. Илья Сергеевич тяжело переживал его драму. Нет, конечно, внешне это незаметно. Не только подчиненные, но и сам Петр не догадывался о его чувствах. Надо же, чтобы так не повезло!

Илья Сергеевич прокручивает в мыслях всю недолгую жизнь сына — все ее счастливые и драматические минуты.

Он уже представлял сына десантником — натянута тельняшка на могучей загорелой груди, лихо заломлен голубой берет. Полдюжины значков украшают гимнастерку. Вот Петр первым преодолевает полосу препятствий. Ну ладно — не первым, — одним из первых. Вот точно поражает мишень! Вот приемами самбо разбрасывает нескольких нападающих! Вот сидит рядом с ним в самолете. И через несколько минут исчезнет в ночи, а там, на земле, покажет себя. Покажет, какие они десантники, Чайковские… Нет, это не останется мечтой! Это все, все должно осуществиться! А как этого хочет Петр! Да и он, его отец, не меньше. Надо же, чтоб так не повезло! Нелепость!..

А что делал в это время тот, о ком размышлял генерал Чайковский, его сын?

Может быть, он спал той мартовской сырой и ветреной ночью? Или сидел, как прилежный ученик, над книгой? А возможно, в свои семнадцать с половиной лет уже какой час прощался с девушкой у ее подъезда, с девушкой, безусловно, самой красивой, умной, единственной, обладающей всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, — словом, такой, какой каждая девушка бывает хоть раз в жизни в глазах хоть одного человека? Ни то, ни другое, ни третье.

Петр лежал в постели с открытыми глазами и смотрел в темноту. Темнота была относительной: свет уличного фонаря проникал в незашторенное окно и, раскачиваясь на ветру, играл на стене меняющими очертания бледно-желтыми полосами.

Было уже далеко за полночь, а сон не шел. И это беспокоило Петра. По причинам, о которых будет сказано позже, собственное здоровье беспокоило Петра куда больше, чем это бывает обычно в его возрасте. Почему он не спит?

Слонов он уже пересчитал, о всех приятных вещах, в том числе о том, что сказала ему накануне Ленка Соловьева, он подумал, а сон все не шел.

Петр начинает заниматься самоанализом.

Беспокоится за отца? Да нет. Он уверен, что у отца все будет в порядке. Нет, дело не в отце. Ленка — сестра? Это ее румяный помидор Рудик, который названивает ей каждый вечер и которого он вчера отшил, а Ленка расплакалась? Тоже нет, хотя таких слов, как «деспот», «диктатор», он от нее раньше не слышал. Ладно, черт с ней, пусть встречается со своим Рудиком. Весна. Любовь. В конце концов, уже взрослая — четырнадцать лет.

Про аэроклуб и говорить не приходится. Там у него порядок. Там все получается. С самого начала все получалось.

Так что же? Экзамены в училище — вот что!

Даже не экзамены, а медицинская комиссия.

«Умереть со смеху можно, — размышляет Петр, лежа в темноте, с мрачным выражением лица. — Нет, кому-нибудь рассказать, не поверят!» Продолжая лежать, он напрягает мускулы на ногах, на руках, на животе, играет ими. Он вздыхает. Да, вот главная забота. Вот что омрачает жизнь.

И чем ближе прием, тем он больше нервничает. Отсюда и бессонница. Ну не бессонница, конечно, но вот уже третий раз такое с ним — никак не заснет. Надо сбегать к врачу. Нет, к врачу он не пойдет, он и так уже ходит больше, чем нужно, просто стыд. Вон отец — старик, сорок лет стукнуло, а начнешь с ним бороться — и минуты не выдержишь, хотя он, Петр, такие мышцы себе накачал — будь здоров! И зачем качал? С этого все и началось…

Петр закрывает глаза. Он где-то читал, что, если считать слонов не помогает, надо считать баранов, обязательно белых и обязательно прыгающих через изгородь. Почему?

На сотом баране он прекращает это бесполезное занятие и переходит к воспоминаниям. Вот! Надо вспоминать, особенно что-нибудь очень скучное, например уроки по тригонометрии, и сразу заснешь с тоски. Но синусы и косинусы, станцевав иронический танец, исчезают, а сон не приходит. Петр невольно переключается к другим воспоминаниям.

Когда он впервые приобщился к военной жизни? И как? Конечно, прежде всего через родителей, ведь он сын офицера-десантника и парашютистки. С отцом часто бывал на парашютодромах, полосе препятствий, на стрельбище, даже в местном парке культуры и отдыха прыгнул с вышки в четырнадцать лет.

Особенно памятное впечатление оставила у него поездка вместе с отцом к его другу — летчику, командиру истребительного полка. Почему именно эта поездка?

Наверное, потому, что все, что касалось десантных войск, парашютов, было настолько знакомо, близко, так органично входило в его жизнь с самых малых лет, что ощущал он это как родной дом, как школу, — словом, как неотъемлемые элементы жизни. Столкнувшись с армейской обстановкой, другой, непривычной ему, он внезапно осознал особую полноту военной службы, военной жизни и то, что призвана армия защищать.

В авиачасть они выехали морозным январским утром. Долго ехали вдоль окраинных многоэтажных новостроек, миновали маленькие поселки, потом села, свернули с шоссе и углубились по прямой, расчищенной дороге в зимний лес.

Лес сплошной стеной стоял вдоль дороги. Пухлые белые ели были неподвижны, на редких опушках блестели на чистом снегу цепочки следов — то ли заячьих, то ли лисьих. Петр не очень разбирался в этих делах. И сам снег сверкал в лучах утреннего солнца, подмигивал, словно выстреливал бриллиантовые лучики.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 81

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ночное солнце - Александр Кулешов бесплатно.

Похожие на Ночное солнце - Александр Кулешов книги

На краю моей жизни (СИ) - Николь Рейш - Роман
Второй вариант - Георгий Северский - Роман
Зов Тайрьяры (СИ) - Московских Наталия - Роман
Призраки прошлого - Евгений Аллард - Роман
Марш Акпарса - Аркадий Крупняков - Роман
Судьба (книга четвёртая) - Хидыр Дерьяев - Роман
2012 - Александр Лекаренко - Роман
Бегущая зебра - Александр Лекаренко - Роман
Свалка - Александр Лекаренко - Роман
Судьба (книга первая) - Хидыр Дерьяев - Роман

Оставить комментарий