Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стокгольм, февраль 2000 г.
На следующий день с утра пораньше он взял напрокат машину и поехал на юг, обогнул серое Соленое море, повернул на восток и направился к Балтике по бульварам тяжеловесной помпезности и камня. Большую часть вчерашнего снега задуло в щели и трещины, заключив в белые рамы черепицу и окна домов. Согбенные пешеходы брели по набережным, щурясь от резкого ветра.
Через милю девятнадцатый век уступил место веку двадцатому. Жилые кварталы и серебристые трубы стояли, будто часовые, в окружении лесопарков. Эллиот вел автомобиль, разложив карту города на пассажирском сиденье, переключая радиостанции, если пропадал сигнал или ставили плохую музыку. Сквозь помехи доносились сдавленные, искаженные голоса: немецкие, финские, русские. Они хрипели и бормотали, заглушая музыку на классической станции, потом слабели, становясь едва различимым шепотом. Чем ближе он подъезжал к морю, тем громче становились голоса: видимо, это как-то связано с необычными атмосферными условиями, предположил он. Голоса теснились, накладывались друг на друга, умоляя, угрожая. Ему было не по себе, словно он шел по кладбищу и слышал шепот в ветвях деревьев.
Горизонт темнел, по мере того как город таял в зеркале заднего вида. Фары встречных машин вспыхивали в полумраке, но временами он подолгу ехал по совершенно пустой дороге. Через четыре мили по шоссе 228 снова пошел снег, белые хлопья пухом оседали на дворниках. На местечке под названием Фисксэтра карта закончилась. Еще через милю закончилось и шоссе. Он обнаружил, что петляет по сосновому лесу мимо железных ворот, закрывающих въезды на частные дороги.
От снега асфальт стал скользким. На холме Эллиот не вписался в поворот, потерял управление, машина затормозила, накренилась и замерла у самого края. Он вышел проверить, все ли в порядке. Над левым переднем колесом пара нехороших царапин, но ничего серьезного. Он снова забрался в машину и повел уже медленнее. Он гадал, что будет, если снегопад не утихнет. В Скандинавии следят за дорогами, но снегоуборочных машин что-то не видно. Возможно, летние курорты не главная их забота зимой. Может, считается, что надо сидеть дома, пока все не растает.
Где-то в середине века Зоя начала проводить лето в предместьях Сальтсёбадена, на краю Стокгольмского архипелага. Городок уже полвека был курортом, кто-то из банкиров Валленбергов превратил его в место морского отдыха. В шведский Ньюпорт, Род-Айленд, чье уединенное расположение в верхней части архипелага в равной степени привлекало и яхтсменов, и жаждущих веселья студентов — хотя позднее, в более эгалитарные времена, его роскошные отели принимали политические конференции, шахматные турниры и фестивали независимого кино. Годы шли, Зоя проводила все больше и больше времени в Сальтсёбадене — может, потому, что ей нравился здешний покой, а может, потому, что больше не нравился Стокгольм. Там, под самой крышей своего дома, она написала множество картин по золоту, усердно занимаясь любимым делом, и лишь доведя каждую деталь до совершенства, позволяла миру взглянуть на свои работы.
Это место являлось Эллиоту во сне.
Поначалу городок его не впечатлил: немногочисленное дешевое жилье ютилось на второй береговой линии — молодежные базы отдыха, кемпинг, шале, сдаваемые на неделю, — все закрыто и безмолвно под толстым слоем снега. То, что курорт элитный, становилось очевидно лишь у самого моря. Эллиот ехал мимо пристаней для яхт, белоснежных особняков, великолепного отеля с башенками. Но яхты сбились в кучу под брезентом, и никто не прогуливался по набережной, кроме чаек. Течение несло серые льдины.
Корнелиус распечатал на фирменном бланке «Буковски» схематическую карту городка и необходимую Эллиоту информацию:
Д-р Петер Линдквист
Лэрквэген, 31.
Тел. (08)7170139
Линдквист был врачом Зои, и, поскольку семьи у нее не было, именно ему художница завещала большую часть состояния, включая летний домик и личную коллекцию картин. Подробностей Корнелиус не знал. Линдквист был терапевтом и сейчас отошел от дел. Они с сестрой практически постоянно жили в Сальтсёбадене и заботились о Зое в последние годы. Это он послал коллекцию — всю, как полагал Корнелиус, — в «Буковски» на выставку-аукцион и, как никто другой, был заинтересован в успехе мероприятия.
— Вот увидишь, он само дружелюбие, — сказал Корнелиус на прощанье. — Но ты с ним поделикатнее. По-моему, этот парень старается не высовываться.
Лэрквэген оказалась извилистой улочкой в доброй полумиле от берега, со скромными, как и положено сезонным строениям, домиками из вагонки и камня, стоящими поодаль от дороги. Доктор обитал в облезлом сером здании с провисшей черепичной крышей и рамами, выкрашенными в тусклый зеленый цвет. На флагштоке трепетал выцветший шведский флаг. Эллиот остановился рядом со старым черным «мерседесом». Он видел похожие модели в выставочных залах Южного Кенсингтона — плоские, с квадратным радиатором, угловатые, сплошь прямые линии — старые машины, с любовью отреставрированные и бешено дорогие. У этой же краска по низу дверей и вокруг фар шла пузырями.
Он поднялся на крыльцо. Где-то неподалеку раздавалось громкое механическое жужжание. Он несколько раз постучал и, не получив ответа, пошел на шум, вокруг дома. Он вдруг осознал, как неудачно оделся: кожаные ботинки и серое городское пальто. Он не был готов к поездке в деревню.
В конце узкого дворика женщина в платке скармливала ветки дробилке для щепы.
— Прощу прощения! Здравствуйте?
Женщина не смотрела на него, сосредоточенная на зияющей металлической пасти, которая выхватывала ветки из ее рук.
— Мистер Эллиот, верно?
Голос раздался за его спиной. Эллиот обернулся. Мужчина стоял рядом с «вольво» Эллиота и держал охапку свежесрезанной листвы. На нем были засаленная кожаная куртка и шерстяные брюки, заправленные в ботинки.
— Верно. Доктор Линдквист?
Эллиот вернулся на дорогу, стараясь не поскользнуться на утоптанном снегу.
— Я ожидал вас во второй половине дня.
— Решил выехать пораньше, — улыбнулся Эллиот, окинув взглядом пустую дорогу. — Боялся пробок.
Линдквист, похоже, шутку не оценил. Он повернулся к «вольво».
— Машина помята. Попали в аварию?
Эллиот только сейчас заметил, что передний бампер отошел с одной стороны. Он хотел было соврать, но что-то в поведении Линдквиста подсказало ему, что это плохая идея.
— Да, в паре миль отсюда. Это все гололед. Ничего серьезного.
Он протянул руку. Линдквист неуклюже пожал ее. Вблизи стало видно, что кожа у него ободрана и шелушится, на шее полно засохших царапин — кожа мужчины, не верящего в увлажняющий крем и прочую мужскую косметику. Аккуратные седые усы и очки в тяжелой оправе из тех, что на кинокритике или архитекторе казались бы постмодернистскими, но на нем выглядели убогими и старыми. Под определенным углом выпуклые линзы делали глаза карикатурно выпученными.
— Что ж, я освобожусь через минутку. Полагаю, вам не терпится приступить к работе.
Он обошел дом и бросил поклажу возле дробилки. Пока машина чавкала и жевала, он обменялся парой слов с женщиной. Из вежливости та бросила приветственный взгляд на Эллиота, но липу ее как-то не хватало улыбки.
Доктор Линдквист сказал, что хочет прогреть мотор, поэтому к Зое они поехали на «мерседесе», дыхание паром вырывалось из их ртов, несмотря на астматический обогреватель под ветровым стеклом. За рулем старик несколько подобрел. Он спросил, не утомило ли Эллиота путешествие, и поинтересовался, как идут приготовления к выставке.
— Вы проделали неблизкий путь из Лондона. Надеюсь, вы не будете разочарованы.
Линдквист говорил по-английски как сельский учитель: грамматически правильно и с сильным акцентом.
— В «Буковски» ожидают большого международного интереса к событию. Они уже получили несколько весьма многообещающих запросов.
Эллиот вдруг подумал, что говорит как агент по недвижимости. Линдквист нахмурился.
— Неужели? Ну-ну.
— Вы удивлены?
Машину подбрасывало на ухабах. Они снова ехали на восток по направлению к морю. Эллиот порядком нервничал.
— Я ничего в этом не понимаю: кто из художников значителен, а кто нет. Кому судить?
— Вы когда-нибудь говорили об этом? В смысле, с мадам Зоей?
Линдквист осмотрелся по сторонам, его гигантские глаза на секунду задержались на Эллиоте. Потом он рассмеялся.
— Вы явно с ней не встречались.
— Да, не встречался.
— Если бы вы ее знали, то не задали бы этот вопрос.
— Почему?
Линдквист включил более низкую передачу и уставился на дорогу. Передними расстилалось нетронутое снежное поле. Колеса скользили на поворотах.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Архивы Страшного суда - Игорь Ефимов - Современная проза
- Хроника одного скандала - Зои Хеллер - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков - Современная проза
- Заговор против Америки - Филип Рот - Современная проза
- Американская пастораль - Филип Рот - Современная проза
- Ленкина свадьба - Ирина Мамаева - Современная проза
- Не верь никому - Френч Джиллиан - Современная проза
- В Камчатку - Евгений Гропянов - Современная проза