Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императрица злобно добавила:
– А любой масон либо жулик, либо дурак. Однако масоны бывают разные. Когда к Ивану Перфильевичу Елагину, можно сказать – первостатейному масону, якобы верующему, что все люди равны и братья, два повара-француза, служащие у него, явились и предъявили форменные масонские грамоты на вступление в его ложу, что они рыцари высоких масонских степеней, то Иван Перфильевич страшно разозлился, затопал ногами и закричал: «Пошли вон, дураки, на кухню, нашли меня равнять с собой». Или когда граф Александр Сергеевич Строганов пригласил Калиостро добывать философический камень, то я над ним посмеялась. Впрочем, Калиостро хотел женою своею светлейшего опутать – так я его выслала, но есть и такие масоны, которые токмо масонством прикрываются, а делают иное дело.
Безбородко кивнул головой:
– Известно, карьер свой строят.
Екатерина покачала головой:
– Я не о них. Речь идёт о московских мартинистах. Люди сии – фанатики – ставят целью своей через приобщение подлого народа к наукам и просвещению низвергнуть строй государственный. Сообщество это охватило в Москве всех, начиная с главнокомандующего графа Захара Чернышёва, правителя его канцелярии Семёна Гамалеи, его адъютантов Тургенева и Ртищева и кончая Татищевым, Лопухиным, Трубецкими, Черкасскими, Херасковым, Вяземским и многими другими. Распространяя во множестве книги, открывая типографии, всякого рода семинарии для молодых людей, издавая газеты и журналы, участники сего комплота[20] хотят подготовить мнение общества ко главному – освобождению крестьян от крепостной зависимости.
Безбородко покачал головой:
– Извините, ваше величество, но по слабости ума моего всё слышанное для меня крайне сумнительно. Мыслимо ли, чтобы дворяне лучших родов пошли на такое дело и при попустительстве главнокомандующего. Но если и сие откинуть, то где взять средства для столь огромных предприятий и где найти сему руководителя?
Императрица взяла из секретера пачку бумаг, перевязанную красной ленточкой.
– Есть и деньги и руководитель у этой группы, мартинистами именуемой, но ничего общего с Сен-Мартеном не имеющей, ибо Сен-Мартен был мистик и теозоф, а эти люди суть практические организаторы политической пропаганды против правительства. Душа всего дела – Новиков, отставной поручик Измайловского полка. О том, какие средства у них, можете судить по тому, что один надворный советник, Походяшин, дал оному Новикову миллион рублей, а Трубецкие, а Черкасские, а Татищев с его богатством…
– Это Пётр Алексеевич…
– Вот именно… Это, кажется, ваш друг? Что же касаемо Новикова, то мы его не трогали, хотя, издавая «Трутень», «Живописец» и «Кошелёк», он уже тогда с толикой яростью осуждал власти предержащие, отрицая право помещиков на владение своими крестьянами и нападая на французское засилье в России, что нам пришлось издания сии закрыть. Правда, потом Новиков выпустил «Древнюю Российскую Вифлиофику» и «Опыт исторического словаря о российских писателях», как бы отойдя от политики. Но, переехав в Москву, он возымел снова свои намерения и создал там столь сильную организацию противу правительства, что долее сего терпеть невозможно… Возьмите бумаги, ознакомьтесь с ними, верните их мне. После сего поезжайте в Москву, изучите дело и дайте мне о том подробный отчёт…
Великий канцлер встал, поклонился, принял бумаги, поцеловал руку императрицы, попятился к двери.
Екатерина взяла золотой колокольчик, позвонила два раза. Вошёл тихими шагами камердинер Захар Константинович Зотов, седой бритый человек, умевший всё видеть и слышать и ничего не выражать на своём лице. Императрица что-то написала на листке бумажки.
– Отдадите Александру Васильевичу.
В дверь царапались, и она приоткрылась. В комнату, переваливаясь на кривых лапах, вошёл сэр Томас Андерсен, прыгнул на диван, свернулся на подушке, стал смотреть на хозяйку.
Постучали. Задыхаясь от поспешной ходьбы, Храповицкий с поклоном вручил исписанный лист.
Екатерина поискала очки, надела их.
– Так это и есть список чиновников иностранной коллегии?.. В… В… Вот оно – Вальц Иван Иванович, надворный советник, секретарь государственной Коллегии иностранных дел…
Взяла лист бумаги, стала что-то быстро писать.
Храповицкий ждал, почтительно склонив голову. Наконец она кончила, подписалась, отдала ему бумагу.
– Прочтите у себя, действуйте немедля, сегодня же ночью…
Когда Храповицкий спустился к себе в кабинет и взглянул на бумагу, пот с него полился градом. Указ гласил:
«Действительному Статскому Советнику, Обер-секретарю Тайной Экспедиции Сената С. И. Шешковскому, Действительному Статскому Советнику, нашему кабинет-секретарю А. В. Храповицкому.
…Повелеваем вам, взяв помянутого Вальца без огласки под арест в крепость, допросить его во всех обстоятельствах открывающегося его деяния, равно как и в том, не имел ли он и с другими иностранными министрами, поверенными в делах и их канцелярскими служителями каких-либо по делам сношений, с кем именно, когда, что точно сообщал и открывал и по каким причинам или побуждениям, но понеже[21] не довольно, чтоб собственные его деяния открыты были, а надлежит для пресечения зла для службы нашей, чтоб и другие подобные тому, ежели они есть паче чаяния, найдены были, для того вы не оставьте верным и ясным образом его спросить, кого он знает в тесном сношении с министрами иностранными, поверенными в делах и канцелярскими их служителями, какие известны ему касательно того подробности, доказательства или признаки и где подобные сношения, свидания или переговоры производятся. Допрос его нам представьте, произведя дело сие с крайнею и непроницаемою тайной, да отнюдь не забирая и не требуя ни оговоренных, ниже каких-либо от кого бы то ни было справок без точного нам доклада и нашего повеления».
В это время в кабинете императрицы часы пробили пять ударов. До окончания её рабочего дня и выхода на «малый приём» оставался час. Екатерина была трудолюбива по природе. Поэтому, выбрав новое перо и подвинув ближе пачку голубоватой, вержированной,[22] с золотым обрезом бумаги, она надела очки и взялась за следующую работу. Это были дополнения к ранее изданному её сочинению, под названием «Антидот», выпущенному в ответ на книгу аббата Шаппа о бедственном положении крестьян в России. Императрица писала быстро, без помарок:
«Русский крестьянин во сто раз счастливее и зажиточнее, чем ваши французские крестьяне, – ему известно, сколько он должен платить. В России назначают повинности лишь в той мере, в какой крестьянин может их выполнить. Кроме этого, благодаря тому, что в России каждый гражданин Согласно указу может иметь свою типографию и издавать книги, всегда находится много людей, которые, пользуясь этим правом, защищают интересы крестьян…»
Когда она закончила эти строки, раздался сердитый собачий лай: сэру Томасу Андерсену надоело ждать – он хотел есть и, видимо, считал, что хозяйка его занимается бесполезным делом.
6
РАДИЩЕВ
Пока императрица пыталась разделаться с аббатом Шаппом, далеко от «Северной Пальмиры», в маленьком городе Кузнецке Пензенской губернии, на почтовом дворе по комнате шагал молодой ещё человек с живыми глазами и подвижным лицом. Шляпа и плащ валялись на лавке рядом с дорожным поставцом[23] и чемоданом. Станционный смотритель, старый, сгорбленный, с седыми нависшими бровями, в затрёпанном кафтане, пробегая мимо, спросил:
– Вы, сударь, чего дожидаетесь?
– Лошадей. Мне в Верхнее Аблязово.
– Обычно тарантас приходит поутру. Нынче что-то запоздал…
Не успел он сказать это, как снаружи донёсся звук громыхающего по булыжнику железа. Молодой человек выскочил на крыльцо и увидел рыдван: верх кожаный, высокие колёса обиты железными ободьями, две лошадёнки с подвязанными хвостами и засохшей комьями грязью на брюхе, уныло мотая головами, понуро брели к станции. Кучер, сидевший на облучке, – борода лопатой, на голове шапка с осыпавшимся павлиньим пером, в поддёвке и лаптях – соскочил на землю и стал привязывать вожжи к столбу.
– Откуда вы? – закричал ему приезжий.
– Мы, – продолжая топтаться у столба, отвечал тот, – мы-то из Аблязова.
– Мне как раз туда нужно.
– А раз надо, так и поедем.
Недалеко от Кузнецка раскинулось село Преображенское (иначе Верхнее Аблязово), каких было много на Руси в те времена – рубленые избы, соломенные крыши, колодцы с высокими журавлями, рядом речка, над которой ивы склонили ветви почти до самой воды, за ней холм, на холме – помещичий дом с белыми колоннами.
В недавнее смутное время, когда пугачёвцы ввели новое крестьянское правление и кругом шли бои, соседние помещичьи дома превратились в пепелище, а село это и именье при нём как стояли, так и остались. Поэтому не тронул его и Михельсон, который, гоняясь за Пугачёвым, оставлял на своём пути виселицы и разорённые крестьянские хаты.
- Век Екатерины Великой - София Волгина - Историческая проза
- Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Екатерина I - А. Сахаров (редактор) - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Донесённое от обиженных - Игорь Гергенрёдер - Историческая проза
- Дельцы. Автомобильный король - Эптон Синклер - Историческая проза
- Фаворит. Том 1. Его императрица - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза