Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет и нет. Мы обручены. Твои родители не позволят поломать уговор. И Тибор… Если ты не образумишься, я всех натравлю на тебя!
— Не грози, — сказала она устало. — Мне и так страшно.
Эти слова поразили Пера. Он стоял опустошенный, растерянный и, когда Ула тронулась с места, не пытался больше ее остановить.
Мать встретила Улу неласково.
— А, королева явилась!
— Как Тибор? — спросила Ула.
— Лежит. Пойди полюбуйся, как твой агр отделал брата. Может быть, совесть у тебя, наконец, заговорит.
Ула, едва сдерживая слезы, прошла к Тибору. Вопреки ожиданию он неплохо выглядел и был в обычном для себя веселом настроении.
— Сестренка пришла проведать умирающего? А я, как видишь, в полном здравии.
— Правда, Тибор?
— Так, ерунда, остались синяки.
— И ты на меня не сердишься?
— С чего ты взяла? Ну, порезвилась, подкинула мяч агру, за что и была коронована. Да я рад за тебя, и твой агр, видно, совсем неплохой парень.
— Тибор, — она прижалась щекой к его груди, — ты меня воскрешаешь!
— Честно говоря, я принял его за пентюха, а у него, оказывается, есть характер. Конечно, ты понимаешь, будь я настороже, ему никогда бы со мной не сладить.
— Конечно, братец, ты самый сильный и ловкий игрок в Университете.
— Смеешься?
— Нет, я совершенно серьезно.
— А почему у тебя глаза заплаканы? — Он взял ее за подбородок, пытливо всматриваясь.
— Так… — Она отвернула лицо.
— Ну, ну, мне ты можешь признаться.
Ула расплакалась, и Тибор принялся ладонью вытирать с ее щек слезы, поглаживая другой рукой по спине. — Успокойся, ничего ведь страшного не случилось.
— Ты не представляешь, как он меня при всех…
— Кто он? Объясни толком.
— Профессор Чейз.
— А, этот выскочка… Что же Пер, неужто он за тебя не заступился?
Она достала платок, начала приводить себя в порядок.
— Не знаю, я убежала, и Пер догнал меня на улице. Он настаивал, чтобы мы скорей поженились.
— И правильно. Все пересуды на твой счет разом прекратятся.
— Тибор, — сказала она просительно, — не сердись, но я не могу выйти за него замуж.
— Как это? — Он приподнялся в кровати. — Что между вами произошло, поссорились?
— Ничего. Просто я его не люблю.
Он присвистнул.
— И давно ты это поняла?
Она кивнула.
— Послушай, Ула, не знаю, как мать с отцом, а я буду последний, кто станет тебя понуждать к этому браку. Я вообще нахожу идиотским обычай с детства навязывать суженых. Слава богу, меня они не удосужились оженить по своей прихоти! Но мне всегда казалось, что он тебе нравится. Может быть, это простая размолвка? Помиритесь. Хочешь, я поговорю с ним по-мужски?
— Нет, Тибор, ничего не получится.
— Скажи мне честно, уж не влюбилась ли ты в кого другого?
Она промолчала.
— Ладно, не буду пытать.
Ула с благодарностью подумала, что у ее буйного и взбалмошного брата, грубого в своем прямодушии, хватило такта не ворошить ее смятенные чувства. И тут же сделала еще одно открытие: у него хватило проницательности понять, что с ней происходит.
— В конце концов, найдешь другого, все мы примерно одинаковы, — философски заметил Тибор. — Единственное, что я тебе скажу: не забывай о своем клане, без него не проживешь. — И после небольшой паузы вдруг спросил: — А все-таки, почему ты подбросила ему мяч?
— Сама не знаю, затмение нашло… Хотя, может быть, из жалости. У него был такой растерянный вид, когда ты его атаковал.
— А-а… — протянул Тибор.
Раздался стук, дверь отворилась, на пороге появился Капулетти-старший.
— Привет, дети. Тибор, я заберу у тебя Улу, мне надо с ней поговорить.
В отцовском кабинете Ула забралась на мягкую широкую софу, поджав под себя ноги. Это было ее излюбленное местечко, в детстве она проводила здесь целые часы, листая популярные издания по математике и изредка поглядывая на отца, склонившегося над заваленным рукописями письменным столом. Время от времени он прерывал свое творчество, чтобы пофилософствовать с дочкой на отвлеченные темы. Ула мало что понимала, но ей нравилось чувствовать себя взрослой, и она важно кивала, как полагается солидному собеседнику. Мать, заставая их за этим занятием, выговаривала мужу, чтобы он не забивал ребенку голову всякой чепухой, а лучше бы преподал ей элементарные правила поведения. Капулетти протестовал, доказывая, что детский ум — это чистая доска, на которой с самого начала следует записывать вечные истины: пусть они недоступны ей сейчас, зато когда-нибудь обязательно воскреснут в памяти и сослужат свою службу, а без такого фундамента математической культуры ничего путного из нее не выйдет. Он нервничал, срывал и вновь водружал на нос гигантские роговые очки, но в конце концов махал рукой, усаживался за стол и через секунду забывал и Улу, и все на свете.
Ах, как давно минула эта безмятежная пора, как сложно стало жить!
Капулетти долго мялся, перебирал бумаги, а Ула, не желая помочь, бесстрастно следила за ним своими большими оранжевыми глазами. Только легкое дрожание век выдавало владевшее ею беспокойство.
— Видишь ли, девочка, в жизни бывают моменты… — начал он, запнулся и решил подойти с другого конца. — Я никогда не воспринимал тебя как несмышленыша, которого надо учить жизни. Ты взрослая девушка и умница, ты поймешь.
И опять он растерялся, ощущая на себе ее пристальный сосредоточенный взгляд. Капулетти отвернулся и продолжал, уставившись в потолок:
— Словом, я просто передам тебе содержание разговора, который состоялся у меня сегодня с ректором…
Приветствие ректора сразу его насторожило.
— Проходите, Капулетти, всегда рад вам и очень сожалею, что на сей раз беседа у нас пойдет о неприятных вещах. — Он пригласил гостя сесть, нервно поправил галстук, взлохматил пятерней свои пышные седые волосы.
— Я хочу прежде всего знать, как вы сами оцениваете происшествие на стадионе?
— Что вы имеете в виду? — осведомился Капулетти.
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду — поведение вашей дочери и то, что за этим последовало.
— Я не нахожу в нем ничего предосудительного.
— Вот как? Более чем странно. Мата демонстративно отдает свой мяч юноше из другого клана, а тот всенародно увенчивает ее короной. И вы находите, что это в порядке вещей?
— Ну, может быть, несколько необычно, не более того.
— Поразительно! — Ректор всплеснул руками. — Неужели я должен разъяснять вам, почтенному человеку, что наше благосостояние покоится на системе профессиональных кланов?
— Мне это известно. Но мне известно также, что между кланами должно существовать полное равенство. И потом, почему мимолетный каприз своенравной девчонки (это место из своей беседы с ректором Капулетти со свойственной ему деликатностью отредактировал) должен потрясти нашу систему? Хороша она была бы, если б подобные пустяки могли нанести ей ущерб.
— В том-то и дело, что все начинается с пустяков! — воскликнул ректор. — Да поймите же вы: это не случайный эпизод, за ним стоит нечто серьезное. Впрочем, вам неизвестны некоторые факты, и мне следовало, конечно, сразу вас с ними ознакомить. Так вот, слушайте: профессор агрохимии Вальдес обнаружил, что этот агр, его зовут Ром Монтекки, штудирует азы математики. Видимо, ему удалось выкрасть учебник.
Капулетти побледнел.
— Вы хотите сказать…
— Делайте выводы сами. Он явно влюблен в вашу дочь и ищет способа с ней сблизиться. Ясно как дважды два, говоря вашим языком.
— Ну, это еще ничего не значит. Ула разумная девушка и настоящая мата, я за нее ручаюсь.
— Хотелось бы верить. Но ее поступок на стадионе говорит, что она не осталась равнодушной к ухаживаниям агра. Вы представляете, как это безумное увлечение может отразиться на ее судьбе? Впрочем, дело не только в ней и этом Монтекки. Будучи билом, я мог бы махнуть рукой, предоставив матам и аграм самим улаживать свои клановые междоусобицы. Но как ректор я обязан думать об опасных общественных последствиях этого небывалого в нашей истории инцидента. Вообразите, что произойдет, если, следуя их примеру, другие юноши и девушки начнут завязывать любовные отношения с партнерами из чужих кланов, да вдобавок возьмутся осваивать их языки, пренебрегая собственной профессией? Результатом может стать только деградация профессиональной культуры, застой производства, распад налаженного социального механизма, нравственное разложение, всеобщее одичание! Вот куда ведет ниточка от безобидного на первый взгляд… гм… контакта между матой и агром. — Потрясенный нарисованной им гнетущей картиной, ректор вновь взлохматил свою шевелюру. И поторопился выложить еще один пришедший на ум аргумент. — Понимаете, в течение пятисот лет аграм или билам, не говоря уж о матах, не приходило в голову, что можно искать себе пару вне своего клана. А раз появившись, такая мысль начнет неизбежно расползаться. Дурной пример, как известно, заразителен.
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Станционный Cмотритель - Георгий Юров - Городская фантастика / Попаданцы / Социально-психологическая
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Три закона. Закон первый – Выживание - Елена Пост-Нова - Прочие приключения / Социально-психологическая
- Путеводитель - Сергей Елисеенко - Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Мелкие детали - Генри Каттнер - Социально-психологическая
- Душа дома - Сергей Тарасов - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Эра Водолея, или Каждый имеет право знать [СИ] - Сергей Галихин - Социально-психологическая