Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я узнал, что Джон Бакал занимается астрофизикой, и вскоре даже попал к нему на ланч. В итоге он пригласил меня вернуться в Принстон через месяц с визитом. Как мне стало известно, за это время он провел «сбор разведданных» – связавшись с самыми известными израильскими учеными, такими как Ювал Нееман, чтобы узнать их мнение по поводу меня. Что бы они ему ни сказали, когда я приехал во второй раз, Джон пригласил меня в свой кабинет и предложил престижную пятилетнюю стажировку – но при условии, что я буду изучать астрофизику.
Конечно же, я сказал «да».
* * *Когда мне впервые посоветовали посвятить свою профессиональную карьеру астрофизике, я даже не знал, что заставляет Солнце светить. Тот факт, что Бакал занимался изучением процессов возникновения слабовзаимодействующих частиц (нейтрино) в горячих недрах Солнца, сделал мою неосведомленность в этой теме еще более удручающим обстоятельством. До этого времени мое внимание было сосредоточено только на той плазме, которую можно обнаружить и использовать в земных условиях.
Ради справедливости следует сказать, что Бакал знал, какими исследованиями я занимался раньше. Тем не менее он оставил свое предложение в силе. То, что он пошел на риск, удивило меня тогда, а сейчас кажется еще более удивительным. (С тех пор состояние академических кругов сильно изменилось, и я сомневаюсь, что сегодня кто-то обладает смелостью сделать такое предложение молодому ученому.) Я был и остаюсь благодарен ему. Дав свое согласие, я решил доказать, что чутье не обмануло Бакала, а также и всех тех замечательных ученых, которые помогали мне на моем пути.
Хотя мне пришлось поднапрячься, чтобы освоить базовую терминологию по новой теме, чтобы я мог по крайней мере сам писать свои статьи, в целом область была мне знакома. Плазма – это состояние, в которое материя переходит при высоких температурах, когда атомы превращаются в море положительно заряженных ионов (ядер атомов, потерявших почти все электроны) и отрицательно заряженных ионов – этих самых отделившихся свободных электронов. Несмотря на то что большая часть обычного вещества в современной Вселенной (включая недра звезд) находится в состоянии плазмы, данная область исследований изучает плазму в лабораторных условиях, которые значительно отличаются от таковых в космосе. Опираясь на имеющиеся у меня знания и наработки, свое первое крупное исследование в астрофизике я посвятил процессу и хронологии превращения атомарной материи во Вселенной в плазму. Так началось мое увлечение ранней Вселенной, так называемым «космическим рассветом», или, говоря иначе, условиями, при которых формировались первые звезды.
После трех лет работы в IAS по совету коллег я начал подавать заявки на место младшего преподавателя в разные институты, в том числе на кафедру астрономии Гарварда. Я оказался на втором месте в их списке. Кафедра редко предлагала постоянное место работы младшему преподавателю, поэтому многие кандидаты, включая человека, которому эта должность была предложена до меня, думали дважды, принять ее или нет.
Что касается меня, я согласился с радостью. Я помню, как обдумывал тогда свое решение. Я полагал, что если мне не предложат в итоге постоянную должность, то я смогу уехать на отцовскую ферму или вернуться к своей первой академической любви – философии.
Я приехал в Гарвард в 1993 году. Три года спустя я получил там постоянное место.
* * *С тех пор я пришел к убеждению, что Джон Бакал не просто верил в то, что я смогу переключиться с физики плазмы на астрофизику, но он также видел во мне родственную душу, а возможно, и более молодую версию себя. Бакал в свое время поступил в колледж, чтобы изучать философию, но вскоре пришел к выводу, что физика и астрономия дают более полное понимание самых основных истин Вселенной.
Я пережил подобное осознание после того, как покинул Джона и IAS. Став в 1993 году младшим преподавателем в Гарварде, я решил, что слишком поздно кардинально менять карьеру и возвращаться к философии. Что не менее важно, у меня было ощущение, что мой «брак по расчету» с астрофизикой на самом деле воссоединил меня с первой любовью, просто она была одета в другое платье.
Я начал понимать, что астрономия обращается к вопросам, которые раньше относились строго к сфере философии и религии. Среди этих вопросов самые большие из самых главных – «Как появилась Вселенная?» и «Как возникла жизнь?». И я обнаружил, что, глядя в бескрайние просторы космоса и созерцая начало и конец всего, можно найти основание для ответа на другой вопрос: «Какая жизнь стоит того, чтобы жить?»
Часто ответ находится прямо перед вами. Нужно лишь набраться смелости, чтобы признать это. В декабре 1997 года, будучи с визитом в Тель-Авиве, я отправился на свидание вслепую с девушкой по имени Офрит Ливиатан. Она понравилась мне с первого взгляда, и это обстоятельство изменило все. Несмотря на географическое отдаление между нами, мы становились все ближе и ближе друг другу. Я никого не встречал, кто сравнился бы с ней, и уверен, что никогда не встречу.
Задолго до того, как были получены и подтверждены доказательства существования Оумуамуа, я четко осознавал, что во всех аспектах жизни принятие фактов, которые вам известны, честное изучение их – с удивлением, смирением и решимостью – способно перевернуть все, но только если вы готовы принять возможности, которые эти факты предоставляют. К счастью, в тот момент своей жизни я смог это сделать.
Я и Офрит поженились два года спустя, и в итоге она, как и я, нашла свое место в Гарварде, став директором университетской программы семинаров для первокурсников. В нашем старом доме в пригороде Бостона, который был построен незадолго до того, как Альберт Эйнштейн создал свою специальную теорию относительности, мы вместе воспитали двух наших дочерей. Причинно-следственная цепочка, чьим первым звеном было решение моего деда уехать из Германии в 1936 году, протянувшаяся затем через встречу моих родителей в Бейт-Ханане, затем, через Офрит и меня, – к нашим дочерям Клил и Лотем, которые выросли в Лексингтоне, – эта невидимая нить наводит меня на мысль, что только тонкая грань разделяет философию, теологию и науку. Наблюдая за тем, как мои дети постепенно вступают во взрослую жизнь, я чувствую, что самые обычные, земные дела в нашей жизни имеют совершенно чудесное сходство с абсолютно космическими процессами, восходящими
- Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Маленькая всемирная история - Эрнст Х. Гомбрих - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- 27 принципов истории. Секреты сторителлинга от «Гамлета» до «Южного парка» - Дэниел Джошуа Рубин - Зарубежная образовательная литература / Менеджмент и кадры / Самосовершенствование
- Звук. Слушать, слышать, наблюдать - Мишель Шион - Зарубежная образовательная литература / Музыка, музыканты
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература
- Реанимация. Истории на грани жизни и смерти - Мэтт Морган - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Медицина
- Псковская земля. Русь или Европа? - Юлия Игоревна Андреева - Зарубежная образовательная литература / История / Прочее
- Все ее мурашки. Как доставить удовольствие женщине - Белинда Без Табу - Зарубежная образовательная литература / Менеджмент и кадры / Психология / Эротика, Секс
- Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина - Зарубежная образовательная литература / Обществознание / Природа и животные
- Эмоциональность. Как чувства формируют мышление - Леонард Млодинов - Зарубежная образовательная литература / Психология