Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столбик пепла осыпался в рукав. Галя стерла нарисованные усы, расстегнула стоячий ворот доломана и обнажила шею, тонкую, изящную, с двумя полумесяцами шрамов справа и слева, под гландами. Получив деньги за «Тиару для пролетариата», она легла под скальпель хирурга и удалила перепонки между пальцами, но с шеей ничего поделать не могла. Всю жизнь, на всех интервью ей задавали один и тот же вопрос: умеет ли она дышать под водой? И Галя терпеливо разжевывала: не умею, это не жабры, а врожденное кожное образование, жаберные крышки, и они сросшиеся. Кеша говорил, они ничуть ее не портят, но Кеша никогда не целовал ее туда. Ни разу не целовал ее горло.
Галя огладила шею рукой. Перепонки и недоразвитые жабры – наследство по папиной линии. Отец вышел из Черного моря в восемнадцатом. Неизвестно, сколько ему было: двести, триста лет? Но Советская власть, пропагандирующая равенство между людьми и амфибиями, дала ему образование. Он экстерном окончил школу, затем училище. Мама практически не рассказывала о нем. Бабушка говорила, он был хорошим, но чужаком. Судьба, говорила бабушка, властна и над людьми, и над глубоководными.
Слова Кукушкина что-то поменяли в жизни Гали. Будто прежде никто не замечал, что она «другая», но Кукушкин открыл обществу глаза, и понеслось. Ее гнобили в старших классах, на переменках, в раздевалке бассейна, ей подкидывали рыбьи головы в портфель, а много позже она находила рыбу и гадкие рисуночки в гримерках. Девочки гораздо хуже, злее Агнии поймали Галю в туалете и сняли колготы с трусами, чтобы проверить, есть ли у нее внизу чешуя.
– Отомсти им, – сказала бабушка.
– Как?
– Уж точно не так, как Кукушкину. Стань знаменитой. Это будет лучшая месть.
В «Щепку» Галю не приняли. Послевоенная пресса, будто заразившись чумой от вчерашнего врага, клеймила евреев и глубоководных. Приемная комиссия едва ли не носы зажимала прищепками, хотя Галя никогда ничем не воняла. Зато ей неожиданно подфартило с ВГИКом. И басня, и проза, и «Младой Дионис» возымели эффект. Галю взяли в творческую мастерскую профессора Бибикова.
Она плыла к славе против течения, добивалась успехов вопреки. После очередного конфликта отмокала в ванне, набирала в легкие воздух и подолгу лежала, глядя в будущее сквозь воду. Умерла бабушка… не застала дебют внучки в комедии, снятой на Киевской киностудии в пятьдесят третьем.
Потом был «Мосфильм». Две неплохих, но малозаметных картины и оглушительный успех «Яддит-Го, прощай». Галя исполнила роль санитарки Нади, выхаживающей красноармейца. Красноармеец – его сыграл Слава Тихонов, лучший Галин партнер по съемочной площадке – был убит, но воскрешен внегалактическим ужасом Гатаноа, и теперь у него в запасе семь дней. Чтобы сражаться с фашистами, приносить жертвы Старым Богам или просто любить…
Лирическую, воспевающую гуманизм драму посмотрели в прокате двадцать миллионов человек. Она стала событием десятого Каннского фестиваля, получила «Золотую оливковую ветвь» в Италии; Галю не выпустили за границу. И пока ее лицо – и лебяжью шею с зачаточными жабрами – печатали на обложках «New York Magazine» и «Советского экрана», Галя лежала в остывшей воде, в ванне с открытыми глазами. Триумф совпал с первой изменой мужа, о которой она узнала. Вместе с букетами, лестными статьями критиков и письмами от поклонников посыпались анонимки и рыбьи потроха. Эпоха затягивалась на шее гарротой. После гибели Хрущева культ Сталина приобрел новые, чудовищные формы, и выяснилось, что супруг Кеша был членом культа. Это подкосило Галю сильнее, чем Кешины шашни с моделью Ив-Сен Лорана.
Сигарета истлела. Галя прикурила новую. Дверь каморки отворилась, и в одиночество Гали вторглись телеса Бруно Каминского. Драматург сопел и тер платком вспотевшую лысину. В лысине отражалась лампочка. Под мышкой Бруно сжимал портфель из шкуры Себека.
– Вот вы где, Галчонок! А я вас по всему театру ищу. В гардеробной сказали, вы не уходили, так я давай сусеки обыскивать…
– Бруно Генрихович. – Галя не стала изображать радушие. Мужланские шуточки Каминского, его манера притискиваться к собеседнику пузом и славословить вождей, посасывая оливки, бесила Галю со времен вечеринок на Мосфильмовской улице, организовываемых супругом. И как она раньше не замечала поразительное сходство Бруно и Кеши? Не внешнее, нет. Хуже. – Я здесь обкатываю монолог…
– Не буду мешать! – Каминский заполнил собой каморку. – Ах, Александр Сергеевич, сукин сын, вылитый Ржевский. А вы кто же, Галчонок? Надежда Дурова?
– Денис Давыдов.
– Узнаю, узнаю. Я, собственно, по какому делу. Завтра в Большом дают «Неведомых существ ночи». Из Франции с гастролями прилетает сам Эрих Цанн. Вы же с Иннокентием Михайловичем будете? Такое событие нельзя пропустить!
– Вряд ли, – сказала Галя. – Завтра у нас обоих дела.
– Жаль, жаль. Эрих Цанн – это, знаете ли, имя.
– Все? – с нажимом спросила Галя.
– Исчезаю. Ах, Галчонок, как говорил мне Станиславский, талант – душа. Исчезаю. – Он взялся за ручку двери. – Ах, да. Я, собственно, по какому делу.
Галя заскрипела зубами.
– Я тут закончил новую пьесу. Галчонок, доложу вам, это вещь не слабее «Вишневого сада». Совершенно случайно… – Он вынул из портфеля толстенную стопку страниц с машинописным текстом. – На досуге… Ваш тонкий вкус… Иннокентий Михайлович…
– У нас сейчас нет времени. – Галя забрала бумаги, осыпав их пеплом.
– Не тороплю… Впрочем, стоит одну страничку… не оторветесь… запоем…
– Это все ваши дела?
– Да. Исчезаю. Собственно… речь идет о комсомолке и секретаре комсомольской организации… название, послушайте: «Всеми щупальцами за!». Остроумно, а? Комедия положений. Комсомольцы в Средней Азии осваивают целинные земли и находят золотую статуэтку. Ктулху фхтагн, всегда фхтагн, ахах-ах. И понеслось. Юмор – вы меня знаете. И не без звонкой пощечины всякого рода авантюристам и крохоборам. Готовый сценарий…
– Бруно Генрихович…
Каминский ее не слышал.
– В режиссерском кресле вижу Абрамчика Роома. Пускай Рязанова. Но актеры, Галочка. Вы и Смоктуновский. Бесценно!
– Бруно Генрихович, я не хочу ваших щупалец.
– Нет? – Каминский не смутился. – Быстрицкая согласится. Тогда давайте договоримся так: вы даете пьесе зеленый свет, а я…
– Простите, вы меня с кем-то путаете. – Галя сунула драматургу стопку бумаг. – Я ничего не решаю.
– Но Иннокентий Михайлович… Я бы мог лично… но у него столько дел на студии…
– Мы с Иннокентием Михайловичем больше не вместе.
– Вот как… – Каминский опешил.
– Мы развелись. И он похлопотал, чтобы моя карьера в кино была заморожена, пока я на коленях не приползу к нему просить прощения. Чего, как вы своим скудным умишкой понимаете, не случится. Но Иннокентий Михайлович не оставил меня без грошей и организовал выступление перед гидромеханизаторами Сибири.
- Неадекват (сборник) - Максим Кабир - Ужасы и Мистика
- Хуже, чем смерть - Максим Кабир - Ужасы и Мистика
- Улица мертвой пионерки (СИ) - Кабир Максим - Ужасы и Мистика
- Страж портала. Из записок психиатра - Андрей Собакин - Ужасы и Мистика / Эзотерика
- 1408 - Стивен Кинг - Ужасы и Мистика
- Зелёная нить прощения - Мария Эрфе - Короткие любовные романы / Ужасы и Мистика
- Зов Ктулху - Говард Лавкрафт - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Голбец - Ярослав Костюк - Альтернативная история / Мистика / Периодические издания / Ужасы и Мистика
- Девушка из золотого атома (сборник) - Рэй Каммингз - Ужасы и Мистика