Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из разговора Анвар понял: преступники только что совершили кражу, и он пришел сюда вслед за ними.
Теперь ему стала ясна вся картина.
Нужно было действовать, иначе живым отсюда не уйти. Но как? — правая рука еще ничего, а вот левая совсем почти не слушается.
«Нужно, нужно, — шепотом подбадривал себя Анвар. — Неужели я поддамся этим бандюгам». Он встал на колени, а затем поднялся во весь рост. Голова кружилась, в груди что-то хрипело, и он чуть не закашлялся, но, превозмогая боль, сдержался.
Правой рукой Анвар снял с вешалки пальто и другую одежду и бросил на пол, скрутил верхний колпак с крючками, и у курсанта в руках оказался увесистый металлический стержень почти полутораметровой длины.
Стоя на месте, Анвар дотянулся до двери и открыл английский замок. На шум выскочил долговязый парень.
Курсант бросился навстречу и со всего размаха ударил бандита металлической палицей. Тот упал, а Анвар со всех ног побежал вниз по лестнице, машинально таща за собой стержень, который звонко отсчитывал каждую ступеньку. Дальше он ничего не помнил. Очнулся уже здесь, в больничной палате. Рассказ сильно утомил Анвара, и он, поджав сухие посиневшие губы, еще раз напомнил:
— Не забудьте, ребята, его зовут Король, Король с золотым зубом.
Глава десятая
Наша группа занималась поиском преступников. Вчера я вместе с Мирным присутствовал на допросе Люськи — Королевой Людмилы, тридцати пяти лет, нигде не работающей, ведущей разгульный образ жизни — так характеризовалась она в спецсообщении дежурного по городу. Это в ее квартире было совершено преступление. Держалась Люська вызывающе, на вопросы отвечать не хотела.
При осмотре квартиры, когда мы вместе с ней прошли туда, она делала вид, что ничего не произошло.
— Чего вы ищите? Я не пойму, — деланно возмущалась она. — Ни о какой драке не знаю. Пятого вечером меня даже дома не было, если не верите, спросите у Варьки, я все эти дни у нее была. (Она называла имя той женщины, у которой ее через день после преступления разыскали работники милиции.)
Во время этих разговоров Мирный молча ходил по комнате, но вот он остановился в коридоре и, нагнувшись, стал к чему-то присматриваться. Люська побледнела.
— Ну, хозяйка, а это что? — спокойно спросил Мирный. И он показал эксперту на кровь, запекшуюся в расщелине между косяком и линолеумом.
— Это... это ничего, — залепетала Люська.
— Как ничего! Это же кровь — следы драки. Полы ты помыла — это мы видим, и смыла с них кровь — это тоже мы видим. А вот здесь ее ты и не заметила.
Эксперт нагнулся и скребком стал собирать несколько запекшихся капель крови.
— Ой! Я вспомнила, — нашлась Люська. — Это же я пятого числа петуха резала, — сказала она скороговоркой и бегающими глазами посмотрела на нас, как бы проверяя, поверили ее выдумке или нет.
— Ты, Королева, брось выдумывать, — оборвал ее оперработник. — Петуха? — возмущенно повторил он. — Петуха люди на кухне режут, а не в коридоре.
— Он, он у меня... — порывисто дыша, продолжала Люська, — вырвался и с отрубленной головой убежал сюда.
— И лег вот здесь у притолоки, — в тон ей с издевкой сказал эксперт, заворачивая в целлофановый мешочек только что собранное вещественное доказательство.
— Убежал, говоришь, без головы? — стиснув зубы, проговорил оперработник. — Вы не петуха, а нашего работника вот здесь, как решето, ножами искололи, и если бы представилась возможность, то, наверное, и без головы оставили, — произнес он. При этих словах у Люськи подкосились ноги, и она села прямо на пол.
— Умер, значит? — вырвалось у нее. — Я же этого не хотела, — проговорила она, еле шевеля языком.
«Значит, лед тронулся — теперь она все расскажет», — подумал я. Люську повезли в отделение.
На другой день мне не пришлось подключиться к операции. Сразу же после завтрака меня вызвали к Мирному.
— Яхонтов, говорят, вы завели большую дружбу с музыкантами, — вместо приветствия сказал подполковник, как только я вошел в кабинет.
— Есть такой грех, — улыбнулся я.
— Ну, раз так, вам и карты в руки. Курсанты за эти дни поработали здорово, теперь им нужно отдохнуть, — как бы советуясь со мной, размышлял он вслух. — Мне говорил старшина, что вы однажды сюда скрипача приводили и его выступление очень понравилось курсантам, и вы, кажется, договорились о выступлении целого симфонического оркестра.
— Было такое, — коротко ответил я. — Только речь шла не насчет симфонического оркестра. Мой товарищ обещал, если мы захотим, организовать концерт симфонической музыки силами студентов консерватории.
— Тем лучше, — ободряюще сказал Мирный. — Они студенты, вы студенты — лучше поймете друг друга. Завтра будет у вас день отдыха, а вечером симфонический концерт.
— Как, товарищ подполковник, завтра? — удивился я. — Их же предупредить надо.
— Вот вы сейчас пойдете и обо всем договоритесь.
— Так точно, товарищ подполковник, — отрапортовал я.
Выходя, я увидел на лице подполковника улыбку.
«Ох и добрый дядька!» — подумал я.
Наша дружба с Борисом началась с того самого памятного вечера, когда мы познакомились на автобусной остановке. С каждой нашей встречей я все больше тянулся к этому интеллигентному юноше.
Борис никогда не кичился и на мои откровенные восхищения отвечал:
— Леша, мои знания что... Я их просто приобрел из книг. Я завидую тебе. Твоему большому жизненному опыту, его никакие книги никогда не заменят.
Почти каждое воскресенье мы проводили вместе, больше за книгами в их домашней библиотеке, под которую была занята полностью одна стена в гостиной. Я не пропускал ни одного скрипичного концерта с участием Бориса.
Борис, в свою очередь, был частым гостем у нас на заводе.
Иногда он целыми часами стоял и смотрел, как ковш экскаватора загребает породу, а когда я останавливал машину, он, подбегая, кричал: «Ты виртуоз, Леша!»
— Брось ты, Борька, — отмахивался я.
— Вот это труд, я понимаю, — говорил он. — Как ковш бросишь, так куб земли есть, еще ковш — еще куб. Не то, что я — пиликаю на скрипке, и результата не видно.
Я понимал, что это шутка. Попробуй кто-нибудь скажи ему, что он бесполезно пиликает на скрипке, так он сразу прочтет тебе не одну лекцию о музыке, перечислит десятки имен великих композиторов и исполнителей, чья музыка и поныне доставляет людям удовольствие, вдохновляет их на труд и на подвиги.
Когда я впервые сказал Борису, что поступаю в школу милиции, он с удивлением посмотрел на меня и протяжно произнес:
— О-о-о! Вы хотите стать юристом! — и тут же сам ответил: — А почему бы нет? Ведь все великие люди были юристами. — Но вдруг выражение его лица изменилось. — Леша, ты это всерьез?
— Да, Боря, всерьез.
— А зачем это тебе нужно?
— А зачем тебе быть скрипачом? — парировал я.
— Музыка позволяет людям понимать прекрасное, возвышенное.
— А я помогу людям не делать друг другу ничего плохого и спокойно слушать твою прекрасную музыку. Как ты считаешь, это нужно? — спросил я Бориса.
— Ты мог бы стать инженером или педагогом, это у тебя не плохо получается. Но то, что ты сейчас сказал, это очень необходимо людям. Очень необходимо, — повторил он.
Прошло время... Я поступил в школу милиции, и Борис стал частым гостем у нас.
— Ты знаешь, Леша, — сказал он как-то. — Теперь я на милиционеров смотрю совсем по-иному. Ведь я своего лучшего друга только и вижу в этой форме. Мне иногда хочется крикнуть встречному милиционеру: «Как дела, Леша?»
— Вы делаете успехи, Борис Евгеньевич, — отшутился я. — Может быть, и вы наденете милицейскую форму? — И мы дружно рассмеялись.
С каждым приходом Бориса в школу, вокруг нас все чаще и чаще стали собираться ребята. Мы шутили, спорили, а иногда Борис рассказывал нам интересные истории из музыкальной жизни.
Однажды Борис пришел к нам с двумя товарищами. Они втроем: виолончель, рояль, скрипка — дали в клубе концерт, который всем понравился. И чтобы как-то отблагодарить ребят за доставленное удовольствие, я попросил у начальника разрешения показать Борису и его товарищам наш школьный музей криминалистики.
Глава одиннадцатая
Музей криминалистики, куда я привел своих друзей, был своеобразной летописью нелегкой милицейской службы. Каждый экспонат музея свидетельствовал о давно прошедших событиях, рассказывал о героизме работников милиции.
Сабли с золотыми эфесами, обрезы разных калибров, ятаганы, трехлинейки, плетки с набалдашниками — все это было когда-то вооружением басмачей, с которыми в двадцатые годы приходилось бороться отрядам рабоче-крестьянской милиции.
Поравнявшись со стендом, где были различные кастеты и самодельные финские ножи, Борис сказал:
— А ты не находишь, Леша, что между вот этими кастетами и оружием басмача есть что-то общее?
— Да, пожалуй, ты прав, Борис, — ответил я.
- Ветер в лицо - Николай Руденко - Советская классическая проза
- Матросы - Аркадий Первенцев - Советская классическая проза
- Том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице - Анна Александровна Караваева - Историческая проза / Советская классическая проза
- Плавучая станица - Виталий Закруткин - Советская классическая проза
- В двух шагах от войны - Фролов Вадим Григорьевич - Советская классическая проза
- Беспокойный человек - Любовь Воронкова - Советская классическая проза
- Оглянись на будущее - Иван Абрамов - Советская классическая проза
- Ночные смены - Николай Вагнер - Советская классическая проза
- Каменный фундамент - Сергей Сартаков - Советская классическая проза
- Столбищенский гений - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза