Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, еще просто задержка?
– Я-то откуда знаю. Сходи к доктору. Только в консультацию вашу не ходи. Там не доктора, а черт знает что. Дай мне книжку мою записную. В сумке лежит.
Полина достала бабушкину огромную записную книжку.
– Так, посмотрим. – Бабушка листала записную книжку, внимательно вглядываясь в каждую страничку. – Ох, не разбери поймешь меня. Тоже дура, как и все вы. Вот спрашивается, как можно в книжку записать доктора-гинеколога Тамару Михайловну Андрееву? На букву «Д», на букву «Г», на букву «Т» или на букву «А»?
– Наверное, все-таки на «Г». Гинеколог.
– А вот и нет! На букву «Р». Нашла. Роддом на Фурштадской, это бывшая ваша улица Петра Лаврова – убийцы.
– Почему убийцы? Он же вроде философ был?
– Ну, да! «Народная воля», наверное, известная подпольная философская организация. Все они философы, а самый главный у них – Ленин.
– Буль, сейчас уже обратно переименовали. И Петра Лаврова, и Воинова, и Каляева.
– Есть бог на свете, – бабушка перекрестилась. – А Чайковского?
– Оставили. Он же композитор.
– Это Петр Ильич композитор, а этот Николай, тоже, как и Лавров ваш, народоволец, это потом уже он эсэром заделался. Конечно, он из них самый толковый был, хоть и после революции, а ошибки свои признал и стал антисоветчиком. Это революционэры наши ленинградские обделались, когда улицы в честь своих идеологов и героев переименовывали. И чего им в результате осталось? Только постную мину сделать и сказать, мол, Николай Чайковский тут ни при чем, мы за композитора Чайковского старались. Он, видите ли, на этой Сергиевской проживал. Смешно, ей богу! Петр Ильич на Сергиевской всего-то один год и жил. Ну да ладно, пусть будет улица композитора Чайковского.
– Буль, ты так переживаешь, как будто всех их лично знала. И Петра Лаврова, и Каляева.
– Не знала, слава тебе господи. Я ж в революцию совсем еще сопливой девчонкой была, но нашу жизнь до этого безобразия хорошо помню. И камин в парадной, и ковровую дорожку на лестнице, и канделябры бронзовые, и зеркало, и Глафиру, домработницу нашу, помню. Да упокоится ее душа. И как из нашей собственной квартиры коммунальную сделали, тоже помню. И как потом ночами мы не спали, ждали, что придут. Они ночами приходили и забирали. Так я ночей уже до смерти боялась. Чего уж тут удивляться, что я всех подряд революционэров недолюбливаю.
– Наша квартира была коммунальной?! – Ничего такого Полина не помнила.
– А как же! Это уж после войны дед твой, царствие ему небесное, обмен с разменом и доплатами учинил, чтобы нам свое же вернуть. Ну до чего ж хороший человек был Иннокентий. Вот бы тебе такого найти, я б тогда спокойно померла. А то у одной хоть и хороший мужик, да ни рыба ни мясо, а у другой и вовсе недоразумение. – Бабушка вздохнула и махнула рукой. – Ты как себя чувствуешь-то? Не тошнит?
– Не-а. Вот только… – Полина задумалась.
Она действительно чувствовала себя очень хорошо, однако последние дни у нее не было никакого желания покурить. Более того, курение вызывало у нее отвращение. Но не говорить же об этом бабушке.
– Что?
Ну вот. Проболталась, теперь бабушка ни за что не отцепится.
– Да так, буль, ничего.
– Ну-ну! Небось курить совсем не хочется?
Полина аж рот разинула. Ну и умная же у нее бабушка, как только догадалась.
– Дура ты, Полина, думаешь, я не знаю, что ты втихаря в форточку куришь. Я и сама в твоем возрасте курила. Тоже дура была. Уж очень мне папиросы с мундштуком нравились. Красиво. Мне очень шло, между прочим. – Бабушка при этих словах кокетливо поправила прическу.
Полина представила бабушку с длинным мундштуком. Картина получилась просто восхитительная, почему-то черно-белая, какая-то киношная.
– А потом, когда забеременела в первый раз, все, как отрезало. Как только этот мундштук видела, так сразу нехорошо мне становилось. И вино пить не смогла. Тот же эффект. Так что ты, Полина, беременна. Факт.
– Буль, а чего ты потом курить опять не начала?
– Так дурой быть перестала. Ты же знаешь, что я в семье у нас самая умная. Вот помру, тогда уже ты будешь. На мать твою надежда совсем плохая. Поэтому перестань быть дурой и ступай к врачу. Она женщина толковая и все тебе грамотно объяснит и про аборт, и про наркоз, и про последствия.
Чтобы сходить в роддом к врачу, которая принимала только в дневные часы, Полине, к неудовольствию Петровича, пришлось взять день за свой счет. Докторша была дамой в возрасте и Полине очень понравилась. Она подтвердила бабушкин диагноз о беременности, рассказала, где и за какие деньги можно безболезненно от ребенка избавиться, а потом в красках расписала Полине последствия первого аборта. И Полина тут же решила, что будет рожать ребеночка, тем более что за это время уже как-то привыкла к присутствию его у себя в животе. Ребеночек-то ничем не виноват. Это Полина полная дура, почему ребеночек через ее дурость должен жизни лишаться? Интересно, что Скворцов скажет?
Такие вот мысли теснились у Полины в голове по дороге домой. Она вышла из метро на Петроградской, и тут же подошел нужный автобус. Повезло. Автобус был полупустой, и Полина заняла свое любимое место у заднего окна. Ей нравилось стоять здесь, смотреть из этого огромного окошка на людей и на машины. Автобус вывернул на Кировский проспект и не спеша потащился в сторону дома. Кировский уже переименовали в Каменноостровский, но Полина еще не привыкла к этому названию. Вон, бабушка всю жизнь к советским названиям привыкала и не особо-то и привыкла. А Полина ведь родилась в городе Ленинграде и жила всю жизнь на площади Мира, что на Кировском проспекте Петроградской стороны. Сейчас, никуда не уезжая, можно сказать, живет в другом городе и площадь Мира теперь Австрийская.
Из окна автобуса Полина разглядывала знакомые с детства дома и переживала за то, что они буквально разваливаются на глазах. В городе царила откровенная разруха. Ну как в таких непонятных условиях ребеночка рожать? Ведь никакой уверенности в завтрашнем дне у Полины не было. Это у всего советского народа в полном составе такая уверенность была.
От печальных мыслей ее отвлекла старуха, стоявшая рядом у заднего окна.
– Ишь, морды черномазые, понаехали! – злобно проворчала она, глядя на дорогу.
Полина очнулась от своих дум и увидела, что за автобусом едут потрепанные «жигули», из окон которых, размахивая руками, выглядывают два парня. Парни были очень даже симпатичные и привлекали внимание не кого-нибудь, а именно Полины.
– Почему черномазые? – спросила Полина у старухи.
Негров в машине вроде бы не наблюдалась.
– А какие они, по-твоему? – удивилась старуха.
– Да вроде бы нормальные. Даже симпатичные.
– Вот найдут тебя изнасилованной с перерезанным горлом, тогда и поймешь, какие они симпатичные!
Полина аж отшатнулась. Ничего себе мысли у старушки.
В это время гаишник остановил «жигули». Один из парней выскочил из машины и с тоской посмотрел вслед удаляющемуся автобусу. Лицо его показалось Полине смутно знакомым. Она улыбнулась и помахала ему рукой.
Вечером, когда Скворцов пришел с работы, Полина рассказала ему про беременность и поделилась всеми своими сомнениями, включая неуверенность в завтрашнем дне. Скворцов никакой такой неуверенностью не страдал и беременности Полины обрадовался.
– Не бойся, Полька, проживем как-нибудь! А давай в деревню жить уедем! На свежий воздух. Козу заведем. Козье молоко очень полезное.
Полина представила, как она доит козу, а Скворцов играет на гитаре. Картина ей совершенно не понравилась.
– Нет, Вадик, я надеюсь, что ситуация у нас еще не до такой степени аховая, чтобы на козу рассчитывать.
– Вечно тебе не нравится все, что я предлагаю, – обиделся Скворцов.
– Это потому, что ты ничего путного обычно не предлагаешь. Ну что за фантазии такие? Деревня, коза…
– Ничего не фантазии, а конкретное предложение.
– Конкретное? Тогда скажи, пожалуйста, где находится эта деревня, где нас ждут не дождутся, и сколько стоит коза?
– Ну-у-у, я так глубоко вопрос не изучал.
– Тогда не мели чепухи. Я козу доить не собираюсь. – Полина разозлилась, и в первую очередь на себя. Ну чего она, спрашивается, с ним в полемику вступила. С фантазером.
Скворцов насупился и достал сигареты.
– Вадик, в присутствии беременных курить нельзя. Это для ребенка вредно.
– Может мне вообще уйти? – Несмотря на решительность в голосе весь вид Скворцова говорил о том, что конечно же он никуда уходить не собирается.
– Я этого не говорила. – Полина подошла к обиженному Скворцову и поцеловала его в щеку. – Иди курить на лестницу. Только пепельницу возьми, а то соседи ругаться будут из-за окурков.
Скворцов обнял Полину и поцеловал ее в макушку. Вот, кстати, еще одно положительное качество ее супруга. Он никогда долго на нее не обижался.
– Извини. А чего еще нельзя? Сексом-то можно заниматься?
- Гиблое место - Ирина Мясникова - Современные любовные романы
- Сводная сестра мажора (СИ) - Черника Ника - Современные любовные романы
- Фиктивная жена миллионера (СИ) - Черника Ника - Современные любовные романы
- Мороженое со вкусом чили (СИ) - Лера Черника - Современные любовные романы
- Раиет (ЛП) - Коул Тилли - Современные любовные романы
- Реальная любовь (ЛП) - Райдер Сара - Современные любовные романы
- Моя жизнь- это мы (СИ) - Кейт Ринка - Современные любовные романы
- Мистер Уэст (ЛП) - Льюис Р. Дж - Современные любовные романы
- Жизнь на кончиках пальцев - Маруся Новка - Драма / Современные любовные романы
- Измена пахнет расставанием (СИ) - Бледная Ляся - Современные любовные романы