Форма входа
Читем онлайн Московские тетради (Дневники 1942-1943) - Всеволод Иванов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
В Сибири был у меня знакомый писатель Антон Сорокин, принесший мне много пользы, а того более вреда. Ему казалось, что обычными путями в литературу не пройдешь. И поэтому он, живя в Омске, прибегал к рекламе, называя себя "Великим сибирским писателем", печатал свои деньги, имел марку - горящую свечу. Однажды он напечатал визитные карточки. Под своей фамилией он велел тиснуть : "Кандидат Нобелевской премии". Я сказал ему: "Позвольте, Антон Семенович, но ведь вы не получали Нобелевскую премию?" Он, криво улыбаясь в подстриженные усы, ответил: "А я и не говорю, что получил. У меня напечатано - кандидат, а кандидатом себя всякий объявить может".
Боюсь, что Союз писателей заказывает мне на визитной карточке: "Кандидат Сталинской премии".
[...] Исправил, наконец, роман.
Из ... черт ее знает, не то Пермь, не то Вятка! ... приехал А. Мариенгоф. Вошел походкой, уже мельтешащей, в костюмчике, уже смятом и не европейском, уже сгорбленный, вернее, сутулящийся. Лицо красноватое, того момента, когда кожа начинает приобретать старческую окраску. Глаза сузились. Боже мой, смотришь на людей и кажется, что состарилась за один год на целое столетие вся страна. Состарилась, да кажется, не поумнела! Недаром же в этой стране родился такой сатирик - Салтыков-Щедрин, - перед которым и Свифт, и Рабле, а тем более Вольтер - щенки в сравнении с догом.
Темный двор. Темнейшая лестница. Идем, держась за перила. Зажигаем спички и стараемся, экономя спички, при свете этой тонкой щепочки разглядеть возможно больше этажей. Нашел номер квартиры. Дверь на замок не заперта. Отворяем. Длинный темный коридор. Налево - двери. Там живут. Направо - ниши, в них две ступеньки вверх почему-то, и там тоже двери, тоже живут. Дом лишен электричества. Открываем дверь, - посередине комнаты печечка и в ней чуть-чуть светит огонек. Вокруг печки - люди. "Нет, здесь не живет", - отвечает либо женский, либо старческий голос. В другой комнате и печки нет. Светит коптилка. Вокруг коптилки - люди. "Нет, здесь не живет". А вокруг снега, утопающие во тьме, голод, мороз, война. Ух, страшно на Руси, Михаил Евграфович!
10 декабря. Четверг
[...] Из Свердловска приехала О. Д. Форш, бодрая, веселая, говорящая много о работе и упомянувшая раза три-четыре о смерти. Она рассказывала, как ездила по Средней Азии, как видела Джамбула, который сердился на фотографов, съевших его яблоки. Перед уходом она сказала:
- Мне очень любопытно узнать, что происходит сейчас в Германии. Робеспьер, Демулен и прочие вожди французской революции родились в масонских клубах. А народ легковерен и глуп. Мне помнится, Штейнер ругал русских, "свиней, нуждающихся в пастухе". Где-то там в теософических кругах, родился и воспитан этот истерик, марионетка Гитлер, за спиной которого стоят ... не теософы ли" Это ужасно интересно.
Будучи в юности антропософкой, она и сейчас считает движение это мощным, из которого можно вывести гитлеризм. Уэтли - "Основания логики", которого я читал недавно, говорит в одном месте: "Слабый довод бывает всегда вреден, и так как нет такой нелепости, которой бы не признавали за верное положение, коль скоро она, по-видимому, приводит к заключению, в справедливости которого уже прежде были убеждены".
11 декабря. Пятница
Вечером пошли к академику Комарову, президенту Академии наук. Ольга Дмитриевна обещала прочесть свою пьесу, еще не оконченную, - "Рождение Руси" о Владимире Святом, (Киевском). На улицах тьма невыразимая, идут трамваи с фиолетовыми фонарями, с лицом, приплюснутым к стеклу, ведут их вожатые, на остановках темные толпы, говорящие об очередях и где что выдают. Какой-то любезный человек проводил нас до самых дверей особняка Комарова. Лестница. Трюмо. Вешалка. Лепные потолки и стены окрашены голубой масляной краской, запах которой все еще стоит в комнатах. Горят люстры. Много книг. Мебель в большом зале в чехлах, а на стене ковер с вытканным лицом Комарова. Вот уж подлинно "Комарик"! Сидит старичок с разными глазами, словно бы фарфоровыми, да притом взятыми из разных лиц, на груди орден и значок депутата, седая жена с черными бровями и пушком на верхней губе, скупая и злая.
[...] Пьеса Ольги Дмитриевны похожа на ее жизнь в этом тепло натопленном доме, но холодном по существу своему. Балаган, годный, может быть, для оперы, куда можно совать всяческую чушь, но для драмы? А, может быть, как раз и для сцены хороша будет? [...] Признаться, мы покривили душой, чтобы старуху ободрить - расхвалили. Ведь у нее, бедняги, даже калош нет, и Фадееву пришлось писать наркому о калошах, на что сегодня получили сообщение, и Кашинцева, секретарь Фадеева, сообщила о том Тамаре.
12 декабря. Суббота
Эренбург, в новом костюме, однако кажущемся на нем засаленным, сидит в кресле и потягивает коньяк. У ног вертится облезшая черная собачонка, которую "кормили всем, даже сульфидином, но не выздоравливает". Я посоветовал давать водку. Костюм осыпан пеплом, губы толстые, еле двигаются и цвет у них изношенной подошвы. Он важен необычайно.
- Меня удивило, - говорит он, - что Пастернак ко мне не зашел. Ведь хотя бы из любопытства. [...]
Он не глуп. Я стал говорить, что сейчас люди устали - романы не должны быть длинны, а фразы надо делать короткими. Он сказал:
- На меня удивлялись и негодовали, что я пишу без вводных предложений. Но ведь науськивают без вводных предложений?
Затем я стал выспрашивать, что он думает о дальнейшем. Он сказал, что война кончится так же, как и началась, - внезапно, внутренним взрывом. Я сказал, что это аналогия с 1918 - 1919 годом. Он сказал, что, возможно, он ошибается, но американцы произведут внутренний переворот в Германии, перетянув к себе, скажем, Геринга, как перетянули они Дарлана"...они готовы контактовать с кем угодно, лишь бы в Германии не было Советов. И германцев они не так уж ненавидят. Англичане испытывают к германцам большую ненависть, а мы этого не понимаем, и американцы нам ближе". [...]
Читал старенькую книжку Бэна "Об изучении характера" (1866 год), где доказывается, что френология - последнее достижение науки, - и доказывается очень убедительно, также как был недавно убедителен Фрейд, Кречмер и как будут в дальнейшем убедительны сотни ученых, объясняющих человеческие поступки и мечты. Позвонил ночью Минц и предложил поехать в Латышскую дивизию под Сталинград. Наверное, поеду. ... Ведь дело идет о войне, да еще вдобавок современной.
Рассказывал Эренбург. В Совнаркоме мучились: как писать какого-то награжденного "Ёлкин" или "Елкин". Молотов полушутя позвонил в ТАСС и сказал: "А мы, знаете, решили ввести букву "ё". И - началось. Стали ломать матрицы, вставлять в машину "ё", доливать на словолите шрифты, на пишущих машинках буквы нет, так две точки над "ё" ставили руками, полетели приказы... Переполох продолжается - доныне. На другой день, к удивлению страны, появилось "ё", видимо, для того, чтобы удобнее писать на заборах "...на мать"!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Московские тетради (Дневники 1942-1943) - Всеволод Иванов бесплатно.
Похожие на Московские тетради (Дневники 1942-1943) - Всеволод Иванов книги
- Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Роковые решения вермахта - Зигфрид Вестфаль - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II) - Анна Тютчева - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневник для отдохновения - Анна Керн - Биографии и Мемуары
- Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - Александр Васькин - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
