Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иные воспоминания поглощают тебя.
* * *Удивительно было слышать гнездяшийся в голосе Нахьи неподдельный страх.
— Не будь дурой. Сознаешь, сколько раз подряд, я приходил в себя, а рядом валялся покойник? Если в тебе есть сила, сопротивляйся ему! Дерись с ним, как можешь.
— Уже. Ты запоздал с советами. Я и прежде говорила ему — «нет».
— Тогда… — Смущённое замешательство.
Внезапно я прозрела насчёт того, что есть, была и есть его жизнь, его существование: в виде другой личины, нежелательной (нежеланной) — лишнего Ньяхдоха. День за днём — игрушкой Арамери. Ночь за ночью — не сон, но забвение; ближе смерти, но глубже беспамятства; как всякий смертный, с выдранным клоком воспоминаний. Ни спокойствия, ни подлинного покоя. А утро за утром — леденящее кровь открытие. Таинственные разверстые раны. Мёртвые любовники. И перемалывающее душу, гнетущее разум осознание: и несть тому конца. Вечная, бесконечная, бессмысленная цепь не-смерти, но и не-жизни. Существования.
— Ты грезишь? — спросила я.
— О чём ты?
— Сны. Видения. Ночью, когда ты… в нём. Его. Так что?
Он хмурился долгие-долгие минуты, Ньяхдох, словно пытаясь выискать в моих словах двойное дно. Хитрость, ловушку. Наконец ответил коротко:
— Нет.
— Совсем ничего?
— Разве что… вспышки, иногда. Озарения. — Пара невнятных жестов, взгляд в сторону, подальше от меня. — Воспоминания, может быть. Я не знаю, что есть это.
Я улыбнулась, чувствуя, как в груди внезапно разгорается нежданное тепло. Он походил на меня. Две души, или, по меньшей мере, два «Я», заточённые в одном теле. Может, отсюда Энэфадех и загорелись самой мыслью этой.
— Выглядишь устало, — сказала, — тебе надо немного поспать.
Он нахмурил брови.
— Да нет. Я и ночью порядком отсыпаюсь…
— Засыпай, — скомандовала я, и он, как подкошенный, повалился на бок. (В иных обстоятельствах при виде этой картины я бы посмеялась от души.) Подойдя к кровати, я подхватила Нахью за ноги, перекинув и те на постель, а после, устроив погружённого в сон поудобнее, опустилась рядом, на колени, и, почти касаясь губами уха, приказала отчётливо:
— Приятных снов тебе. — Черты лица неуловимо изменились, смягчившись и сгладивши морщинки, испещрявшие лоб и виски.
С чувством глубокого удовлетворения, я поднялась на ноги и вернулась к окну. Ждать. Мне оставалось только ждать.
* * *Почему я не могу вспомнить, что случилось дальше?
Ты как раз вспоминаешь…
Нет, почему я не помню сейчас? Они возвращаются ко мне, воспоминания, покуда я говорю о них, но лишь тогда и только тогда. А всё, что кроме, — пустынная, бездонная бездна. Громадная, зияющая чёрная дыра.
Ты вспоминаешь.
* * *В тот миг, когда красновато-алый солнечный изгиб потонул за узкой полосой горизонта, комната ощутимо дрогнула, а с нею затрясло и весь дворец. Столь сильно, что у меня даже непроизвольно заклацали зубы. Волны за спиной проносились одна за другой, казалось, стремясь наружу, вон из комнаты; и когда наконец сошли на нет, тьма в комнате сгустилась. Я терпеливо ждала, заговорив, лишь когда волоски на загривке встали дыбом.
— Доброго вечера, лорд Ньяхдох. Вам уже лучше?
Единственное, что пришло в ответ, — низкий, перекатывающийся полувыдох-полухрип. Вечернее небо по-прежнему нависало, испещрённое разномастными полосами солнечного света — ржаво-золотистыми, и багрово-рдяными, и лилейно-фиолетовыми, — мерцающими столь насыщенно, ровно сколы драгоценных камней. Падший всё ещё был не в себе.
Я обернулась. Он ссутулился на кровати. По сию пору обретаясь в невзрачной, человеческой личине; одни только волосы, извиваясь, кружились и реяли вкруг падшего, хотя в комнате господствовало безветрие. Стоило мне осторожно всмотреться в это тёмное мельтешение, и оно как по мановению ока сгустилось, расползлось, всё больше и больше подёрнулось сумраком, — спрядаясь, сплетаясь ночным покровом. Плащом тьмы. Чарующим, и потрясающим в своём великолепии. Падший отворотил лицо от тягучих, медлительных разноцветных лучей и оттого пропустил мгновение, покуда я придвигалась поближе, — пока не застыла у него перед носом. Тогда он и поднял взгляд, отгородясь рукой, словно щитом. От меня? Удивлённо вскинув брови, я улыбнулась.
И весь этот долгий мой взгляд руку его сотрясала крупная дрожь. Я взялась за ладонь, убеждаясь, сколь суха холодная прежде кожа. (Только сейчас я заметила, что та была коричневой. Моя работа?) Прикрытые рукой, виднелись глаза, уставясь прямиком на меня, ныне — два сгустка тьмы, немигающие и безмолвные. Бездумные, как у зверя.
Обхватив его за подбородок, всей своей волей повелела ему вернуться к себе, из безумия — к здравому уму. Недоумённо заморгав ресницами, он слегка нахмурился, а после глянул на меня прояснившимися, словно путаница в его голове улеглась, глазаии. Напрягшаяся в руке ладонь стала прежней, прохладной.
Как только я убедилась, что всё в порядке, то высвободила его пальцы. Расстегнув ворот блузы, сдёрнула с плеч, сбрасывая комком на пол. Расщёлкнув застёжками юбки, стянула, вместе с бельём, и смахнула туда же, вниз. Нагая, я ждала, предлагая, нет, принося в жертву всё, что у меня оставалось.
24. Если я попрошу…
И тогда… тогда…
Ты помнишь.
Нет. Нет, я не могу, никогда.
Отчего ты боишься?
Я не знаю.
Он причинил тебе боль?
Я не помню!
Так сделай это. Думай, дитя. Ты сильнее этого, я создала тебя такой. Звуки? Ароматы? Каковы они на вкус? Как ты их ощущаешь? Чему подобны воспоминания?
Как… словно лето.
Да, верно. Вот они — душные, парящие, влажные от росы и перегноя, долгие летние ночи. Знаешь ли ты… Земля поглощает всё дневное тепло — и возвращает назад, сумрачными ночными часами. Всю ту энергию, что попросту парит, пропитывая воздух, ожидая, чтобы пригодиться. Пятнами взвеси оседая на коже. Открой рот и она совьётся на языке.
Я помню. О боги, я вспомнила.
Я так и знала. Знала, что ты вспомнишь.
* * *Тени по углам, казалось, сгустились ещё сильнее, когда Ньяхдох поднялся с кровати. Он навис надо мной тёмным пятном, и в этой клубящейся завеси, в этой темени я поначалу не могла различить даже его глаз.
— Зачем? — спросил он.
— Я так и не дождалась ответа.
— Ответа?
— Сможешь ли ты убить меня? Убьёшь, или нет, если я попрошу?
Что толку притворяться, что колени мои не подрагивали от страха? Что тот не копошился — в колотящемся до одури сердце, в сбившемся, учащённом дыхании? Эссуй, сладостное предчувствие угрозы; эссуй, предкушающий трепет каждой клеточки тела. Но потом он потянулся, медленно, неторопливо (так что тысячи возможных картин промелькнули, терзая меня, в воспалённом воображении), — и кончики пальцев цепко ухватились за мою руку, притягивая ближе. Одно лишь касание, и весь страх мой обратился нечто иным. Другим. Боги… Богиня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Мой лёд, твоё пламя - Стрельникова Кира - Фэнтези
- Каменное эхо - Андрей Имранов - Фэнтези
- Корпорация Деда Мороза - Анна Бербеницкая - Фэнтези
- Книга вымышленных миров - Макс Фрай - Фэнтези
- Дорога в Проклятые земли - Деметрий - Фэнтези
- Ловушка для наследника - Мария Скорнякова - Фэнтези
- Выбор павшего. По следу памяти. - Дарья Гущина - Фэнтези
- Наследники Скорби - Красная Шкапочка - Фэнтези
- Могила повелителя - Виктор Ночкин - Фэнтези
- Совсем другая сторона - Мария Галина - Фэнтези