– это ставят они тебе в большую вину. Ты близко подходил к ним и все-таки прошел мимо – этого они никогда не простят тебе. 
Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает.
 «Каким образом хотели вы быть ко мне справедливыми! – должен ты говорить. – Я избираю для себя вашу несправедливость как предназначенный мне удел».
 Несправедливость и грязь бросают они вослед одинокому; но, брат мой, если хочешь ты быть звездою, ты должен светить им, несмотря ни на что!
 И остерегайся добрых и праведных! Они любят распинать тех, кто изобретает для себя свою собственную добродетель, – они ненавидят одинокого.
 Остерегайся также святой простоты! Все для нее нечестиво, что не просто; она любит играть с огнем – костров.
 И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повстречается.
 Иному ты должен подать не руку, а только лапу – и я хочу, чтобы у твоей лапы были когти.
 Но самым опасным врагом, которого ты можешь встретить, будешь всегда ты сам; ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах.
 Одинокий, ты идешь дорогою к самому себе! И твоя дорога идет впереди тебя самого и твоих семи дьяволов!
 Ты будешь сам для себя и еретиком, и колдуном, и прорицателем, и глупцом, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем.
 Надо, чтобы ты сжег себя в своем собственном пламени: как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом!
 Одинокий, ты идешь путем созидающего: Бога хочешь ты себе создать из своих семи дьяволов!
 Одинокий, ты идешь путем любящего: самого себя любишь ты и потому презираешь ты себя, как презирают только любящие.
 Созидать хочет любящий, ибо он презирает! Что знает о любви тот, кто не должен был презирать именно то, что любил он!
 Со своей любовью и своим созиданием иди в свое уединение, брат мой, и только позднее, прихрамывая, последует за тобой справедливость.
 С моими слезами иди в свое уединение, брат мой. Я люблю того, кто хочет созидать дальше самого себя и так погибает. —
 Так говорил Заратустра.
   О старых и молодых бабенках
  «Отчего крадешься ты так робко в сумерках, о Заратустра? И что прячешь ты бережно под своим плащом?
 Не сокровище ли, подаренное тебе? Или новорожденное дитя твое? Или теперь ты сам идешь по пути воров, ты, друг злых?» —
 – Поистине, брат мой! – отвечал Заратустра. – Это – сокровище, подаренное мне: это маленькая истина, что несу я.
 Но она беспокойна, как малое дитя; и если бы я не зажимал ей рта, она кричала бы во все горло.
 Когда сегодня я шел один своею дорогой, в час, когда солнце садится, мне повстречалась старушка и так говорила к душе моей:
 «О многом уже говорил Заратустра даже нам, женщинам, но никогда не говорил он нам о женщине».
 И я возразил ей: «О женщине надо говорить только мужчинам».
 «И мне также ты можешь говорить о женщине, – сказала она, – я достаточно стара, чтобы тотчас все позабыть».
 И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
 Все в женщине – загадка, и все в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.
 Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребенок. Но что же женщина для мужчины?
 Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.
 Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; все остальное – глупость.
 Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть еще горькое.
 Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребенок, чем женщина.
 В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!
 Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями еще не существующего мира.
 Пусть луч звезды сияет в вашей любви! Пусть вашей надеждой будет: «о, если бы мне родить сверхчеловека!»
 Пусть в вашей любви будет храбрость! Своею любовью должны вы наступать на того, кто внушает вам страх.
 Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и никогда не быть второй.
 Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет для нее цены.
 Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина еще дурна.
 Кого ненавидит женщина больше всего? – Так говорило железо магниту: «Я ненавижу тебя больше всего, потому что ты притягиваешь, но недостаточно силен, чтобы перетянуть к себе».
 Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.
 «Смотри, теперь только стал мир совершенен!» – так думает каждая женщина, когда она повинуется от всей любви.
 И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности. Поверхность – душа женщины, подвижная, бурливая пленка на мелкой воде.
 Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина чует его силу, но не понимает ее. —
 Тогда возразила мне старушка: «Много любезного сказал Заратустра, и особенно для тех, кто достаточно молод для этого.
 Странно, Заратустра знает мало женщин, и, однако, он прав относительно их. Не потому ли это происходит, что у женщины нет ничего невозможного?
 А теперь в благодарность прими маленькую истину! Я достаточно стара для нее!
 Заверни ее хорошенько и зажми ей рот: иначе она будет кричать во все горло, эта маленькая истина».
 «Дай мне, женщина, твою маленькую истину!» – сказал я. И так говорила старушка:
 «Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!» —
 Так говорил Заратустра.
   Об укусе змеи
  Однажды Заратустра заснул под смоковницей, ибо было жарко, и положил руку на лицо свое. Но приползла змея и укусила его в шею, так что Заратустра вскрикнул от боли. Отняв руку от лица, он посмотрел на змею; тогда узнала она глаза Заратустры, неуклюже отвернулась и хотела уползти. «Погоди, – сказал Заратустра, – я еще не поблагодарил тебя! Ты разбудила меня кстати, мой путь еще долог». «Твой путь уже короток, – ответила печально змея, – мой яд убивает». Заратустра улыбнулся. «Когда же дракон умирал от яда змеи? – сказал он. – Но возьми обратно свой яд! Ты недостаточно богата, чтобы дарить мне его». Тогда змея снова