Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарю, что согласились принять меня, мистер Хауден. Я бы хотел обратиться к вам лично с ходатайством от имени Анри Дюваля.
«Начинающие адвокаты нынче куда моложе, чем в наши дни. – заметил про себя Хауден. – Или это просто так кажется старым адвокатам, которые с каждым днем стареют еще больше? Вот интересно, – мелькнула у Хаудена мысль, – а я сам сорок лет назад казался таким же юным и полным сил, как этот коротко стриженный, атлетически сложенный молодой человек, в нерешительности переминающийся с ноги на ногу?»
– Да вы садитесь, – премьер-министр указал на кресло напротив себя, и Элан послушно уселся на краешек. – Вам придется быть очень кратким, мистер Мэйтлэнд, потому что я могу уделить лишь несколько минут.
– Я так и предполагал, сэр. – Элан все время следил за тем, чтобы его голос звучал достаточно почтительно. – Поэтому решил опустить фактическую сторону дела. Думаю, большинство фактов вы уже слышали.
– Слышал ли я! – Хауден с трудом подавил внезапный приступ истерического хохота. – Силы небесные! Да я неделями, кроме них, ничего больше не слышал.
Элан улыбнулся – мимолетной, но необыкновенно теплой мальчишеской улыбкой. Моментально вновь став серьезным, он начал:
– Однако существует множество обстоятельств, сэр, которые не нашли отражения в фактической стороне дела: ужасающее состояние судна, человек втиснут в отвратительный чулан, который ничем не лучше звериной клетки, человеческое существо лишено свободы и надежды…
– А вам не приходило в голову, мистер Мэйтлэнд, – перебил Элана премьер-министр, – что упомянутое судно не принадлежит Канаде, что некоторые из живописуемых вами условий существовали на нем в течение уже значительного времени и что нашей стране нет до них никакого дела?
– А кому тогда до них есть дело? Сэр, я спрашиваю вас, – глаза Элана разгорелись, вся его первоначальная робость улетучилась без следа, – неужели нам нет никакого дела до тех человеческих существ, что не принадлежат к нашему милому тесному кружку?
– Вот вы говорите о милом тесном кружке, – терпеливо и снисходительно ответил Джеймс Хауден. – А вам известно, что показатели Канады в области иммиграции одни из лучших в мире?
Элан порывисто подался вперед.
– Но и конкурентов у нас здесь не так уж много, не так ли?
"Вот это он меня приложил, – подумал Хауден, – прямо на обе лопатки”. А вслух резко произнес:
– К данному делу это не имеет отношения. Существуют законы и правила, и, если мы хотим, чтобы они имели какой-то смысл, их необходимо соблюдать.
– Но некоторые из этих законов весьма условны и деспотичны, – возразил Элан, – особенно в части прав человека.
– Ну, если вы придерживаетесь подобного мнения, можете вполне легально обратиться в судебные инстанции.
– Ваш шеф иммиграционной службы в Ванкувере считает по-другому. Он сказал мне, что судам нечего вмешиваться в это дело.
– Тем не менее, – язвительно напомнил премьер-министр, – вы все же обращались-таки в суд, но дело свое проиграли.
– Да, мы проиграли. И именно поэтому я здесь, – с беспощадной прямотой признался Элан. Потом на лице его вновь мелькнула та же мальчишеская улыбка. – Пришел вас просить. Умолять. Если нужно, встану на колени.
– Не нужно, – улыбнулся ему в ответ Хауден. – Мне бы этого не хотелось.
– Позвольте рассказать вам, сэр, немного об Анри Дювале. – Элан решил, что, если уж ему отведено так мало времени, надо использовать его с максимальной пользой. – Это славный человечек, крепкий и усердный работник. Я убежден, что он станет достойным гражданином. Он, правда, плохо говорит по-английски, у него нет образования…
– Мистер Мэйтлэнд, – решительно и твердо прервал его премьер-министр, – причина, по которой этому человеку не может быть разрешен въезд в Канаду, очень проста. Мир полон людей, которые на первый взгляд заслуживают помощи и содействия. Но в оказании подобной помощи должен же быть какой-то порядок, какая-то программа, какой-то план действий. Именно поэтому у нас и существует закон об иммиграции…
А кроме того, упрямо подумал Хауден про себя, он не дрогнет перед этой нелепой и несоразмерной существу дела шумихой, поднятой взбудораженной публикой. Унижение в аэропорту Оттавы все еще больно ранило его душу. И даже если бы он решился игнорировать угрозу со стороны Харви Уоррендера, уступка сейчас стала бы смехотворным проявлением слабости. Принимаемые им в качестве премьер-министра решения становятся достоянием гласности и известны всем, и с этим нельзя не считаться.
– Анри Дюваль в Ванкувере, сэр. Не в Венгрии, не в Эфиопии, не в Китае, – продолжал убеждать премьер-министра Элан Мэйтлэнд. И с горечью добавил:
– Он здесь. В стране, которая, как утверждается, дает шанс всем сирым и обездоленным.
Сирые и обездоленные… На миг растревоженная память вернула Джеймса Хаудена в сиротский приют. Да, он получил неожиданный шанс – через одного доброго человека – его собственного Элана Мэйтлэнда. Но он по крайней мере родился в этой стране. Хауден решил, что их беседа несколько затянулась.
– Закон об иммиграции есть закон этой страны, мистер Мэйтлэнд. Несомненно, он не лишен недостатков, но народ Канады решил иметь его именно таким. И, к сожалению, закон вынуждает меня ответить вам “нет”.
Обмен прощальными любезностями завершился весьма быстро. Встав, Джеймс Хауден пожал Элану руку.
– Позвольте мне пожелать вам больших успехов в вашей профессии. Возможно, в один прекрасный день вы решите заняться политикой. У меня предчувствие, что вы преуспеете в этой сфере, – заметил Хауден.
– Не думаю, сэр, – сдержанно ответил Мэйтлэнд. – Уж слишком многое в политике мне не по душе.
После ухода Элана Мэйтлэнда премьер-министр развернул второй шоколадный батончик и стал задумчиво грызть его по кусочку, не замечая вкуса. Спустя некоторое время он вызвал помощника и раздраженным голосом потребовал черновик речи, с которой ему предстояло выступать в этот вечер.
Глава 2
В вестибюле отеля “Ванкувер” Элана Мэйтлэнда дожидался Дан Орлифф. Репортер нетерпеливо спросил:
– Новости есть? Элан покачал головой.
– Ну и ладно! – бодро воскликнул Орлифф. – Вы с этим делом держите публику в напряжении, а это чего-нибудь стоит.
– Ой ли? Тогда скажите мне, что может ваша публика, если правительство стоит на своем, как скала? – кисло возразил Элан.
– А вы что, никогда не слышали? Публика может сменить правительство, вот что.
– Это просто чудесно! – язвительно восхитился Элан. – Тогда подождем до выборов, а потом пошлем Анри открыточку с приятной новостью. Если, конечно, сумеем обнаружить, где он мыкается.
– Ладно, пошли, – примирительно предложил ему Дан. – Я отвезу вас в контору, а по дороге расскажете, что говорил Хауден.
Когда Элан вошел в контору, Том Льюис работал в своей клетушке. После беседы в автомобиле Дан Орлифф поспешно укатил, по всей видимости, в редакцию “Пост”. Элану пришлось еще раз изложить все, что происходило во время встречи с премьер-министром, – на этот раз Тому Льюису.
– Вот что я скажу, – не без зависти отметил Том. – Уж если ты вцепился в кость, у тебя ее не отнять.
Элан рассеянно кивнул. Он раздумывал, не позвонить ли ему Шерон, с другой стороны, никакого повода для этого у него не было. После короткой беседы по телефону два дня назад они больше так и не разговаривали.
– Да, кстати, – вспомнил Том. – Тебе посылка. Доставлена шофером и все такое прочее. Лежит у тебя в офисе.
Снедаемый любопытством, Элан заторопился к себе в клетушку. В центре стола он увидел квадратную коробку, обернутую бумагой. Распаковав ее, он открыл крышку. Под несколькими слоями папиросной бумаги он обнаружил глиняный бюст. А рядом записка:
"Я все старалась, чтобы было похоже на мистера Крамера, но каждый раз получалось то, что ты видишь. Поэтому – без булавок, пожалуйста! С любовью, Шерон”.
Элан взял бюстик в руки. Это был, ликующе отметил он, вполне похожий портрет его самого.
Глава 3
Менее чем в четверти мили от апартаментов премьер-министра в отеле “Ванкувер” судья Стэнли Уиллис, член Верховного суда провинции Британская Колумбия, уже около часа беспокойно мерил шагами свой служебный кабинет.
В душе судьи Уиллиса, внешне суховатого, сурового и невозмутимого, шло ожесточенное сражение.
Линия фронта в этой битве пролегла с беспощадной четкостью. По одну сторону находились его судейская целостность, неподкупность и честность, по другую – его собственная совесть. Пересекались они на одном предмете. Анри Дюваль.
Эдгар Крамер заявил помощнику премьер-министра:
- На высотах твоих - Артур Хейли - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Заговор против Америки - Филип Рот - Современная проза
- Дебаты под Martini - Кристофер Бакли - Современная проза
- Повесть об Остролистном холме - Алберт Сюзан Уиттиг - Современная проза
- 1979 - Кристиан Крахт - Современная проза
- Мрак твоих глаз - Илья Масодов - Современная проза
- Сластена - Иэн Макьюэн - Современная проза