– Хочу жаловать и оборонять свою отчину, как делали отец и деды наши, – сказал им великий князь, – если придет много жалоб на моего наместника – я его обвиню.
Посадники были отпущены. Жаловался великому князю также и наместник, что и псковичи не воздают ему должной чести. Посланы были окольничий и дьяк во Псков – выслушать порознь жалобы Оболенского и псковичей и попробовать помирить их. Посланные ничего не могли поделать. Тогда Василий Иванович приказал явиться к себе в Новгород наместнику и всем жалобщикам на него. Псковичи обрадовались – думали, что теперь найдут управу у великого князя против «лютого» наместника. Чем больше будет на него жалоб, тем лучше, думали они, тем вернее можно будет выиграть дело. Посадники и бояре псковские, враги наместника, оповестили по своей земле, чтобы собирались все, кому есть за что жаловаться на наместника и его людей. Множество псковичей наехало в Новгород. С каждым днем сюда прибывало их все больше и больше. Были тут и такие, которые ничего не имели против наместника, а надеялись великокняжеским судом покончить разные тяжебные дела между собою.
– Копитесь, копитесь, жалобные люди (то есть жалобщики), – говорили бояре великого князя от его имени всем приезжавшим псковичам, – вот придет Крещение Господне, тогда великий князь даст вам всем управу!
Троицкий собор в Пскове. Современный вид
В самый праздник Крещения, после водосвятия, было объявлено псковичам:
– Посадники псковские, бояре и жалобщики! Государь велел вам всем собираться на владычный двор. Государь хочет дать вам всем управу!
Псковичи собрались, как было приказано.
– Всели сполна собрались? – спросили великокняжеские бояре, когда наполнился двор.
– Все сполна! – отвечали псковичи.
Лучших людей, то есть посадников, бояр и именитых купцов, пригласили в палату, а младшие остались на дворе. Тогда им было громогласно объявлено:
– Поимани есте Богом и государем, великим князем Василием Ивановичем всея Руси.
Двор заперли и переписали всех псковичей поименно, а затем развели их по разным домам и приказали домохозяевам стеречь их.
Лучшим людям, собранным в палаты, бояре и дьяки от имени великого князя объявили, что в то время как они, посадники и бояре псковские, жалуются на наместника, многие псковичи жалуются на них и ищут у великого князя управы и защиты от их насилий; а потому следовало бы на них наложить великую опалу и казнь, но государь желает им оказать милость – простить их, если они исполнят волю государеву, а воля его: колокол вечевой снять, вечу во Пскове не быть, а суд править государевым наместникам как во Пскове, так и во всех пригородах его. «Если же государева жалованья не признаете и волю его не исполните, – сказано было в заключение, то государь будет делать свое дело, как ему поможет Бог, а кровь христианская взыщется на тех, кто воли государевой не исполняет».
Как ни горько было на душе у псковичей, оставалось им только благодарить за эту милость – могло быть и хуже.
– На государево жалованье мы здесь челом бьем, но пусть государь и во Псков пошлет с теми же речами! – отвечали великокняжеским боярам псковские посадники и именитые люди. Они целовали крест верою и правдою служить Василию, детям его и наследникам до конца мира.
Скоро весть обо всем этом достигла Пскова. Один псковский купец ехал в Новгород с товаром. На пути он услышал «злую весть» о том, что случилось с его земляками в Новгороде, бросил товар на дороге и поскакал обратно во Псков, чтобы оповестить своих земляков о беде.
Страшная весть: «Великий князь наших переловил в Новгороде!» – быстро разнеслась по городу. Напал страх и трепет на псковичей. Поднялась тревога. От ужаса и тоски, по словам летописца, у псковитян «горло пересохло и уста слиплись»: много Псков видел бед и невзгод, но такой скорби еще не было. Ударили в вечевой колокол. Собралось вече.
– Запремте город, будем обороняться от государя! – кричали некоторые.
Но более благоразумные удерживали слишком рьяных и непокорных.
– Ведь наши посадники и бояре, наши лучшие люди в руках государя! – говорили они; помянули и крестное целование государю.
В это время пришло во Псков от лучших людей, задержанных в Новгороде, увещание не противиться государевой воле, не доводить дело до крови. Благоразумные и умеренные взяли верх на вече и послали гонца с челобитной великому князю, «чтобы он, государь, жаловал свою отчину старинную».
Заключалась челобитная такими словами: «А мы, сироты твои, прежде были и теперь неотступны от тебя, государя, и не противимся тебе. Бог волен да ты в своей отчине и в нас, твоих людишках».
Объявить государеву волю Пскову во всей полноте и точности поручено было дьяку Третьяку Далматову. 12 января 1510 г. прибыл он в Псков. Зазвонили на вече. Дьяк взошел на возвышенное место, с которого говорили на вече, и провозгласил от имени князя:
– Если отчина моя, Псков, хочет прожить по старине, то должна исполнить две мои воли: чтобы у вас веча не было и колокол вечевой был бы снят; быть у вас двум наместникам, а по пригородам наместникам не быть. Если же этих двух волей не исполните, то как государю Бог на сердце положит: много у него силы готовой, и кровопролитие взыщется на тех, кто государевой воли не сотворит. Государь наш хочет побывать на поклон к Святой Троице во Псков.
Сказавши это, дьяк в ожидании сел на ступени.
Псковичи «ударили челом в землю» и долго не могли ничего сказать в ответ ему от слез и сердечной печали. «Все проливали горькие слезы, разве только грудные младенцы не плакали», – говорит псковский летописец. Собравшись с духом, псковичи просили государева посла подождать ответа до завтра. Чего было ждать? Старому порядку пришел конец… Но как с дорогим покойником жаль бывает расстаться родителям и не торопятся они его хоронить – хочется хоть поплакать над ним, так и псковичи медлили с ответом, жалея расстаться со своей стариной. По словам летописца, день прошел у них в плаче и рыданиях – бросались друг другу на шею и обливались слезами.
На рассвете следующего дня в последний раз загудел вечевой колокол. Сошлись псковичи, явился и Далматов.
– В летописях наших, – сказали ему псковичи, – так написано: и прадедами, дедами и с отцом великого князя крестное целование положено, что нам, псковичам, от государя своего великого князя, кто бы он ни был на Москве, не отойти ни в Литву, ни к немцам, а жить нам по старине в доброволье. Отойдем в Литву или к немцам, или отложимся от государя и станем жить сами по себе, то на нас гнев Божий, голод, огонь, потоп и нашествие поганых. А на государе великом князе тот же обет, как и на нас, если не станет нас держать в старине. А теперь Бог волен да государь в своей отчине – городе Пскове, и в нас, и в колоколе нашем, а мы прежней присяге своей не хотим изменять и на себя кровопролитие принимать. А что государь хочет Святой Троице помолиться, в своей отчине Пскове побывать, то мы рады всем сердцем своему государю, что не вконец погубил нас.
Дьяк ничего не ответил на эту речь, велел спустить вечевой колокол и в ту же ночь повез его в Новгород к государю. Псковичи горько оплакивали свои старые порядки.
Скоро и сам великий князь прибыл во Псков с вооруженным отрядом. Здесь князь сошел с коня и пошел к церкви Святой Троицы. Отслужили молебен, пропели многолетие государю. Благословляя его, владыка сказал:
– Бог благословляет тебя, государь, – взял ты Псков без брани.
При этих словах псковичи, бывшие в церкви, горько заплакали. Великий князь созвал к себе «лучших людей псковских». Бояре объявили им всем от имени государя, что он их жалует, не вступает в их имущество, но так как были ему жалобы на их неправды и обиды, то им жить во Пскове непригоже, и потому надо ехать немедля в Московскую землю со своими семьями. Простому народу было объявлено, что управлять им будут с этой поры великокняжеские наместники.
Около трехсот семейств было немедленно выслано из Пскова в Москву. Высланы были также семейства тех псковичей, которых раньше задержали в Новгороде. Взамен их во Псков было переселено столько же семейств из Московской земли.
Псковский летописец горько оплакивает падение родного города.
«Отнята слава псковская, – говорит он, – и было пленение не от иноверных людей, но от своих единоверцев! И кто же не заплачет, кто не зарыдает?! О, славнейший город Псков, великий из городов: чего ты сетуешь, о чем плачешь? И отвечает прекрасный город Псков: как мне не сетовать, как мне не плакать и не скорбеть о своем опустошении! Прилетел на меня многокрылый орел, с крыльями, полными львиных когтей, и взял у меня три кедра ливанские: красоту мою, богатство мое и детей моих исхитил; по воле Божией, за грехи наши, землю опустошил, город наш разорил, людей моих пленил, торжища мои раскопал, отцов и братьев наших развел туда, где не бывали отцы и деды наши».
