Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28/III
«В ОДНОМ ГОРОДЕ» (для реперткома)
Сплю после вчерашнего спектакля «Отелло». Не выспался, не отдохнул. Но театр не хочет считаться с этим, а на спектакле это сказывается.
В зале много публики.
Прием для участников спектакля неожиданный.
Хохочут, много аплодируют. Аплодисменты — актерам и политической теме. Настроение приподнимается, появляется вера.
Несколько знакомых были у меня. Хвалят. Кончаловская[228], например, говорит, что «спектакль нужный, волнительный, даже хорошо исполняемый» и пр. Обо мне не распространялась, все понятно.
Управление пьесу приняло. Предложили некоторые доделки и решили после этого спектакль показать Храпченко и худсовету.
Интересно, сколько еще «последних» исправлений будет и сколько «последних» показов?
4/IV
Говорил с Ю.А., Софроновым, Шмыткиным по поводу «Города», что нужно играть первую картину не на приказах, директивах, не на оперативности, а на том, что мне как новому человеку в этом городе надо разобраться в людях, тем более что старая первая картина уничтожена.
Короче, возвращаются к старому, сами не подозревая, что только что были против этого. То, что решили сейчас делать, и есть то самое, что я делал вначале, но к чему вряд ли сумею теперь возвратиться.
27/V
«ОТЕЛЛО»
Разминаю пятый акт.
Все время сдерживать себя с подтекстом — «Молись! молись!» Вот-вот прорвется, нет, опять возьмет себя в руки, ведь самообладания у него хоть немного, но осталось… И наконец!..
Что-то есть в этом ценное…
1/VI
Был на спектакле «Отелло» у грузин[229].
Признаюсь, очень боялся… Боялся не того, что скажут критики, что скажут люди… боялся себя…
А вдруг Хорава отнимет у меня любовь к моему образу?
А вдруг он лишит меня веры в правильность моей трактовки?
А вдруг у меня нет темперамента?
А вдруг правы все критики?
А вдруг решу, что мне не надо играть эту роль?
Нет!!.. Нет!!..
Будут много о нем писать. До небес вознесут. Будут писать так, как обо мне никогда не напишут.
И грустно и радостно!
Стало быть, был я прав…
Слушай, читай и проверяй. Но не слушайся, как школьник, вещающего с Олимпа. Согласен — возьми, не согласен — не бери, и не расстраивайся.
Помни, что много привходящих обстоятельств «помогают» складывать то или иное мнение: у одного сегодня живот болит, у другого — голова — летел на самолете, у третьего жена сбежала, у четвертого «эстетические нормы» иные. Уж я не говорю о вкусах, о которых не спорят, не говорю о вкусовщине.
О спектакле.
Прав Ю.А.: «Это провинциальный спектакль с одним хорошим актером в заглавной роли, которую он, кстати сказать, играет кусками».
Мнение наших актеров в большинстве сводится к тому, что Хорава играет человека «низшей расы». Его не жалко. Образ обеднен.
«Об остальных актерах просто говорить не хочется».
«Васадзе весь в штучках. Кстати, часто говорят, что он играет в приемах Оленина (?)». «Нет, не волнуйтесь, играйте на здоровье!»
«Два совершенно самостоятельных решения». И т. д.
Мое мнение:
Во-первых, все роли, кроме основной, предельно сокращены. Сокращены до реплик. Этот текст сведен, примерно, к Мамонту Дальскому (экземпляр его я в свое время смотрел), который играл по экземпляру Сальвини. То есть спектакль построен по гастрольному экземпляру. Но гастролеры были принуждены сокращать тексты партнеров до реплик, так как играли все время с новым составом, почти без репетиций, о целом не заботясь, спектакля не создавая… А здесь, казалось бы, ансамбль… Но на деле тот же гастрольный спектакль, лишь с постоянным составом. И тексты сокращены и мизансцены построены так, что нет ни среды, ни других исполнителей.
Обвиняя Художественный театр в семи смертных грехах, Хорава был неправ и потому, что Художественный театр — не театр актера-гастролера, а театр ансамбля.
Мне жаль, что:
снята вся лирическая сторона роли,
снята вся патетическая часть ее,
снята поэзия спектакля в целом и роли в частности, жаль, что нет стиха.
Все эти вещи для меня — обязательны.
По-моему, на них настаивал Шекспир, если одни роли он писал в стихах, а другим давал прозаические тексты.
Я писал в свое время, что, «если не будет неистовой любви, любви неимоверной, то не будет Отелло», — как говорил Ю.А. На этом спектакле я убедился в правильности нашего суждения. Получается как-то так, что для этого Отелло или лестно иметь белую жену, или хочется белой жены, и что Отелло — Хорава привык и убивать своих непокорных жен и душить изменниц. Как ни странно, но это так.
Отелло — Хорава — это зверь, добротный зверь, зверь очень сильный, правда, не очень умный, но могутный. В бою он наверно страшен: зверь! Кстати, не понимаю, зачем ему нужно было уширять себя ватой вдвое. И пропорции нарушены и вата видна.
Хороший темперамент, но направленный однобоко.
Начну с начала:
Спектакль открывается сенатом.
Монолог — это просто сухое перечисление того, о чем он рассказывал в свое время Брабанцио и Дездемоне. Можно было бы и так трактовать монолог, если бы не слова Дожа: «Такой рассказ мою бы дочь пленил…» Конечно, Дож мог сказать о том, что его дочь могла бы пленить такая тема, но зачем искать какое-то другое толкование куску, когда это толкование дается самим Шекспиром, когда мы знаем, что Шекспир весьма точен в своих определениях. Второе, эпоха эта изобиловала великолепными рассказчиками, что характерно для времени, и, конечно, Шекспир не мог пройти мимо такой интересной характеристики. Сам монолог написан, конечно, с расчетом на использование соответствующих актерских средств. А у Отелло нет больше ни одного места, где бы эти качества могли быть использованы. Мне, зрителю и актеру, интересно в этом монологе услышать не только то, что говорил Отелло, но и как он это говорил.
Ничего не скажу, меня убеждает внутренняя сила и внешняя характеристика образа. Верю в него, как в воина, полководца, хозяина, но где же оправдание его словам на Кипре: «Сейчас мой разум покорится крови, если двинусь я…» и пр., когда он ходит по сцене и довольно хладнокровно распоряжается. Но ведь эта сцена дана Шекспиром именно для того, чтобы доказать, что Отелло умеет сломить свой гнев, в силах обуздать свой неистовый темперамент, невзирая на то, что гнев туманит голову. Таким образом, пропуская эту сцену, актер зачеркивает возможность видеть в человеке разум, который руководит этим человеком. Если это просто актерский расчет, чтобы сберечь силы, то этот расчет не идет на пользу трактовке образа, а идет к его обеднению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары