Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я, например, слышал, что они только переписывались. И старик Вольтер пытался внушить императрице основные идеи просветителей. Ликвидацию крепостничества, гражданские свободы, широкое просвещение народа, приобщение его к богатствам культуры.
— Одно другому не мешает. У нее было очень много мужчин.
— Ты ей завидуешь? — Миша спросил шутливо, мягко, почти шепотом.
И, словно признаваясь в сокровенном, Татьяна зарозовела и ответила:
— Мы, женщины, все немножко завистливы...
Она сидела у столика, за которым пестрели корешками книги на длинных стеллажах, закрывающих всю стену от пола до потолка. Другие стеллажи, короткие, стояли посреди комнаты. На них тоже лежали книги. Слева на узком, покрытом скатертью столе белели подшивки газет.
— А я завидую вашей работе. Еще год — и я окончил бы филологический, — сказал Миша Роксан. Он облокотился на перегородку, которая отделяла стол Татьяны стеллажи от остального зала. И теперь смотрел на нее верху вниз. Пальцы у библиотекарши были вымазаны чернилами. Она старательно оттирала их промокашкой.
— Где учился?
— В Москве...
— Этому можно позавидовать, — вздохнула Татьяна, улыбнулась. Ее забавляла неуклюжесть Роксана, навязчивость, стеснявшая его самого.
— Война скоро окончится. У тебя все впереди, Таня, — сказал он убежденно.
— У меня все позади, Мишенька, — сказала она без всякого кокетства. Искренне.
И это так понравилось Роксану, что, сам тому не веря, без всякого страха он произнес:
— Таня, будь моей женой.
Она не смутилась, не покраснела. Подняла удивленные лаза. И... вдруг заплакала.
— Нет-нет! Я не хотел тебя обидеть, Таня! Честное слово! — Роксан склонился над барьером, коснулся рукой плеча женщины: — Я понимаю. Нелепая гибель Валерия. Я понимаю...
— Ничего ты не понимаешь. — Она вынула из сумки носовой платок. Заглянула в зеркало, прислоненное к фанерному ящику с абонементными карточками: — Валерий никогда не любил меня.
— Ты ошибаешься. — В словах Роксана не было уверенности. Просто ему не хотелось в это верить.
— Я говорю правду. Незадолго до того как он попал под машину пьяного шофера... мы поругались из-за письма...
— Какого письма? — Роксан почувствовал, как неприятно дребезжит его голос.
— Он разве ничего тебе не говорил?
— Нет.
— Письмо от женщины, — устало вздохнула Татьяна. Она уже привела свое лицо в порядок. И только глаза ее блестели, как листья после дождя.
— Ты что-то путаешь.
— Я нашла письмо в кармане кителя. А он ударил меня по лицу. И сказал, что лазить по чужим карманам свинство.
— Ты приняла это близко к сердцу?
— Когда тебя бьют по лицу, тут уж хочешь не хочешь — примешь близко к сердцу.
Миша Роксан нахмурился. Сказал на этот раз без срывов в голосе:
— О покойниках не говорят плохо. Но в данном случае майор Сизов вел себя недостойно.
Резкая, пронзительная сирена вспучила тишину. И это было так неожиданно, как если бы рухнул потолок или в окно хлынуло море. Молчавший до сих пор репродуктор вдруг забасил:
— «Внимание! Внимание! Говорит радиоузел штаба противовоздушной обороны. Воздушная тревога! Воздушная тревога!»
Между тревогой и отбоем
Коридор гостиницы был пуст. Сирены уже не гудели, зенитные орудия еще не стреляли. И в здании, и за его стенами хозяйничала тревожная тишина.
Выйдя на лестничную площадку, Каиров увидел часть освещенного вестибюля, стол с табличкой: «Дежурный администратор» — и однорукого мужчину в неновом матросском бушлате. Когда Чирков привел Каирова в эту гостиницу при Доме офицеров, в вестибюле дежурила женщина. Значит, произошла смена.
Заметив спускающегося по лестнице полковника, однорукий администратор поднялся со стула и предупредительно сказал:
— Бомбоубежище направо во дворе. — И добавил: — Под горой, товарищ полковник.
— Будет бомбить? — спросил Каиров.
— Да кто же его знает. Может, и пронесет... В сорок втором прикладывался крепко. Дня не было, чтобы два-три раза не шуровал. А теперь, случается, гуднет сирена, попужает... Да и отбой дают. Наши-то Симферополь взяли!
— Знаю.
Администратор, видимо, ровесник Каирова. Только лицо у него более жухлое и морщинистое. Он, кажется, охотник поговорить.
— Вот, кинь-перекинь, можно сказать, век отживаю, товарищ полковник, а только теперь понял, что города — они точь-в-точь как люди. В каждом из них какая-то штуковина заложена до поры до времени. Возьмите наш город... Живу я здесь с одна тысяча девятьсот седьмого года. Представление о нем имел самое обыкновенное. Моряки, грузчики, курортники. На рынке кубанцы с картошкой, адыгейцы с кизилом. Знаменитостей в нашем городе не рождалось, театра нет, трамвай опять-таки не ходит... А пришла беда, и у нашего города характер открылся. Что только немец не делал, сколько дивизий не бросал! Бомбил и днем и ночью... А люди наши по шестнадцать часов в сутки работали. Баррикады строили, противотанковые ямы рыли. Враг в город не прошел... И порт в самое лихое время Всесоюзное переходящее знамя получил.
— Про характер верно подмечено, — согласился Каиров.
— Жизнь, она тайна сильная. Я бы сказал, могучая. Она как трава весной. Отбили немца. И помаленьку все налаживается. Детишки в школы пошли. Баня стала работать. Три раза в неделю танцы.
— И есть кому танцевать?
— Еще бы!.. Война, она не сильней людей. Фигу ей! Слыхал я, ребята и на передовой с гармонью не расстаются.
— И песни поют.
— Товарищ полковник, — администратор хитро улыбнулся, — лицо мне ваше, сдается, знакомо. Не бывали ли у нас до войны?
— Может, где в другом месте виделись?
— Нет. Я тута уже тридцать седьмой год безвыездно.
— Каиров — моя фамилия.
— Все ясно. Вспомнил... В тридцать втором, в тридцать третьем вы у нас милицию возглавляли.
— Было дело.
— О вас здесь добрая молва осталась... Рад с вами познакомиться — Сованков Петр Евдокимович.
— Очень приятно.
— Значит, к нам в гости.
— Служба.
— Понятное дело. В каком номере остановились?
— В одиннадцатом.
— Там один майор жил. Погиб недавно.
— Война.
— Все так... Однако на войне геройская смерть красна.
Дверь, как занавес, поползла влево. Вошла молодая женщина. Лицо правильное. Губы яркие, словно сами по себе. Глаза большие, темные, как ночные бабочки. Рядом с женщиной майор интендантской службы. Богатырь.
— Кто эта красавица? — с откровенным восхищением спросил Каиров.
- Хранитель серого тумана - Родион Семенов - Прочие приключения
- Сохрани мгновения для друга - Алексей Черницын - Прочие приключения / Юмористическая проза
- Попутчик судьбы - Евгений Андреевич Казаков - Воспитание детей, педагогика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Михаил Март - Прочие приключения
- Япона осень - Лео Сухов - Попаданцы / Прочие приключения / Разная фантастика
- Игрушка для бога - Avadhuta - Героическая фантастика / Прочие приключения
- Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков - Прочие приключения
- Беззвездный Венец - Джим Чайковски - Прочие приключения / Разная фантастика
- Время в долг - Владимир Казаков - Прочие приключения
- Ближе к звездам - Евгений Владимирович Андрийко - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Прочие приключения