Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны поглядеть: не людское селение, а муравейник. С утра до ночи тихая работа кипит: косят траву и серпами жнут стар и млад. Ребятишки да женщины везут на велосипедных рамах и багажниках набитые травой мешки, мужики в ручные тележки впрягаются; мотоциклы да мотороллеры проплывают, словно копны зеленые, и седока не видать.
Вот молодой мускулистый парень, до пояса обнаженный, в оглобли впрягшись, тянет груженную травой тележку. Следом – жена велосипед ведет, на нем – три огромных тюфячных мешка, набитых.
Встречаю поутру Владимира Филипповича Попова – бывшего председателя колхоза, Героя Социалистического Труда, спрашиваю, как всегда, о здоровье, о рыбалке.
«Какая рыбалка… – отвечает. – Все лежит, уже поржавело: удочки, ружье, лодка. Некогда. Закопались в этом хозяйстве: утки, куры. Сейчас траву надо заготовить…»
Вечерней порой катит мне навстречу Дмитрий – давний мой знакомец, колхозный токарь. Остановился, докладывает: «Утям, курям, поросенку с утра привез, посек, всю пожрали… Надо еще. А куда денешься?..»
Рядом с поселком «дачи». Здесь та же песня.
Дядя Жора Грузинцев. Когда-то я у него в учениках ходил на судоремонтном заводе. Он уж тогда в годах был, а теперь… «Работаю… Веришь, картошка заклекла. Еще разок подпушу…»
Врач из районной нашей больницы, Аржанцев, недавно у него инфаркт был.
«Я помаленьку… Надо. Помидоры посадил, Де Барао. И себе, и невестки из города приезжают, закручивают в банки, всякие соусы делают. На зарплату не проживешь».
Володя – шофер и рыбак. «Дачник»… Не меньше двадцати соток земли.
«Петрович, – негромко сообщает он мне, – я нынче упал. Ей-богу… Работал, работал на картошке… В глазах потемнело, и упал…»
Неподалеку еще один Володя – бывший газетчик, год ли, второй на пенсии. У него дома огород – загляденье. Рядом с двором еще прихватил землицы, картошку посадил. А теперь еще и пустующий участок присмотрел, занял его. «Гляди, какие тыквы, – хвалится. – Огрузимся. Всю зиму будем кашу есть. Да еще поросенка берем. Как-то жить надо…»
Где-то здесь целых два участка, чуть не тридцать соток, у Якова. Он – врач, и дочка – врач, только закончила институт. Днем – на работе. Вечером – сюда бежит. «Такая мошка, – говорит при встрече. – Отгонять ее некогда.
Таскаю ведра. Мочи нет, – остановишься, рукой проведешь – серое месиво. Заедает… Но надо. Я – тысячу двести, а дочка шестьсот рублей получает».
Еще один Володя (наверное, Ленин виноват) – инженер, жена работает, дочери – медсестра и школьница. Один огород возле дома, другой – у престарелой тетки, просторный, соток на двадцать, да еще картошка – в поле. Не жадность тому виной, а нужда, трудное время.
Соседи, знакомые, молодые и старые – у всех одна песня: «Ныне надеяться не на что. Надо работать…»
Ни один с протянутой рукой не пошел, тем более, с кистенем на большую дорогу. А что касается разоблачителей, у которых «Россия одурела», спилась, заворовалась, тем я просто сочувствую: среди каких нелюдей им приходится жить…
В моей России, как и прежде, работают. Иначе бы давным-давно нечего есть было и нечего было бы разворовывать.
Не разучилась, не отвыкла работать колхозная деревня. Но…
Первое. Говорил, писал, могу и повторить. За 80 лет, начиная с 1917 года, из деревни уходили, изгонялись, высылались, физически уничтожались самые энергичные, хозяйственные, умные, молодые работники. Гражданская война, «раскулачивание», «принудиловка», бесплатный труд вплоть до 50-х годов, закрытие школ, отключение электричества, плохие условия жизни (медицина, образование, быт, труд) – и потому – «бегство в город», которое продолжается и теперь.
Второе. Оставшиеся в деревне люди воспитаны колхозной системой. Вспоминаю давний разговор с тогда еще директором совхоза «Волго-Дон» Виктором Ивановичем Штепо. «Интересный народ, – пожимал он плечами. – У крыльца доска оторвалась, приходит работник, целый час у меня в приемной торчит, потом прораба ищет, потом мастера, ждет плотника. Давно бы сам прибил. Говорит: а зачем у нас в совхозе стройдвор? Я – тракторист. Каждому – свое. А может, он прав?»
Вот и получилось. Тракторист должен пахать, механик заботиться о ремонте, агроном указывать, проверять, директор, экономист, бухгалтер должны думать и действовать, обеспечивая работу. Каждому – свое.
Письмо молодого хуторянина в районную газету: «Есть у нас родник, но течет очень медленно… К счастью, экологи из Калача собираются почистить и обустроить его. Наш клуб давно пора ремонтировать… Так что же, ждать, пока завалится? <…> Место, где мы живем, очень красивое, благодатное. Эх, нашелся бы такой человек, кто бы из этого захолустья сделал райский уголок…»
Собираюсь на один из хуторов, перед отъездом встречаю заведующего районо, он просит: «Погляди – там в школе вроде окно выбито и с дверью что-то. Скажешь. Придется ехать туда, чинить».
Хутор невеликий. И школа – всего шесть учеников. Но окно и дверь, которые поломаны не приезжими, ремонтировать должны сельсовет или районо. А вот родители местных школьников пальцем не шевельнут. Они «не обязаны».
У себя в огороде, во дворе, на базу они всё могут и всё знают. И корову, которая дает три литра молока в день, никакой дурак держать не будет. Как и свинью, у которой привес 170 граммов. Это же разоренье!
А вот колхозная живность с такими привесами и надоями – обычное дело. При этом кормов израсходовано в три раза больше нормы. А чтобы эти корма получить, израсходовали солярки и бензина в три раза больше нормы. Конечно, никаких доходов при таком хозяйствовании и быть не может. На каждый центнер мяса по пять тысяч рублей убытка. Но хозяйство живет и «занимается животноводством».
Говорил об этом много, можно и еще больше. Повторяю одно: нынешние коллективные хозяйства (за очень редким исключением) еще живы только потому, что их непрерывно поддерживает государство, в ущерб себе. Перспективы от поддержки слабых, разоренных и развращенных коллективов нет. Именно развращенных бесконечными «списаниями», «рассрочками», реорганизациями. Цитирую: «“Варваровский” за последние два года пережил две реорганизации. Сначала сельскохозкооператив (СК) преобразовался в МУСП – муниципальное унитарное сельскохозяйственное предприятие (отказавшись от уплаты всех долгов. – Б. Е.), а затем в ОАО» (снова отказались от долгов, которых за год наделали). Начинало свою деятельность ОАО с «чистого листа», но уже успело нахватать долгов. Значит, не миновать новой «реорганизации».
Эта «поддержка» продолжается, в том числе и моральная. В августе 2001 года центральное телевидение и газеты сообщали о «боях местного значения» между колхозами и судебными приставами, которые пытались взыскать долги. Заголовки и фразы были очень хлесткими: «Они вели себя как в Чечне», «Допрыгаются они до гражданской войны…»
А если без эмоций, то речь идет всего лишь о том, что долги надо возвращать. Колхоз «кредитуют» горючим, запчастями, семенами. А придет пора отдавать, начинается «дипломатия»: «Мы разве знаем, что это за долги? Мы там, наверху, не вращаемся…»
Весной крик: «Дайте горючего! Нечем сеять!» А осенью: «Ничего не знаем!» «Не знаем» про то, что надо делать отчисления в пенсионный фонд, платить налоги. Про то, что каждый месяц пенсию надо получать, все знают. Детские пособия – тоже известны. Школа, больница, учителя, врачи, армия, милиция… Плохие они, хорошие ли, но содержать их надо.
Еще слава богу, что у нас государство бюджетом небогатое. И потому понемногу начинают объявлять банкротами недееспособные хозяйства, вводить внешнее управление. (Проснулись! Этот процесс, согласно указу президента, должен был начаться с февраля 1991 года. Тогда еще было что делить и продавать.) Нынче банкротство происходит в основном «диким образом»: трактор – по цене колеса – «хорошему» человеку.
По-умному сумели провести процедуру банкротства в «Лебяжьей поляне» Среднеахтубинского района два года назад, поделив технику и оборудование между двенадцатью фермерскими хозяйствами, которые по производству с лихвой превзошли хилый колхоз. Но этот пример – редкостный. В основном же банкротят неумело, разрушая хозяйство, или умело – с корыстью. Но это беда не только сельская. Недаром у наших областных властей в чести нынче лозунг: «Не позволим банкротить!».
Власти областные и те, которые выше, постоянно твердят: «Жить стало лучше, жить стало веселее». И на селе – тоже. «Я же вижу, как на глазах село поднимается», – сказал недавно наш губернатор. Не будем судить строго. Должность обязывает. И поэтому вся надежда на новые идеи. Весь прошлый год губернатор уповал на РАО (районные агрообъединения), требуя их создания в каждом районе. Создали. У нас в Калаче, спустя год, РАО вот-вот объявят банкротом. Причина все та же. Колхозы не возвращают кредиты.
Агробанк, Агрокорпорация, Агрообъединение… Название красивое, а фундамент нового образования – вчерашний хилый колхоз. Поэтому и сооружение получается шаткое.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Вальс на прощание - Милан Кундера - Современная проза
- Я знаю, что будет завтра - Мартин Уиллоу - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Факел свободы - Дэвид - Современная проза
- Одлян, или Воздух свободы - Леонид Габышев - Современная проза
- Петрович - Сергей Антонов - Современная проза
- Песочница - Борис Кригер - Современная проза
- Стоя под радугой - Фэнни Флэгг - Современная проза