Это различие не помешало их тесной близости, быть может, выработало новый для каждого из них оттенок их общей деятельности в правозащитном движении, в жизни вообще.

Сила чувства А.Д. теперь ясна всем из опубликованных им двух книг воспоминаний. Но уже в то время было видно, как изменилась его внутренняя жизнь. Он сиял. Он и в мелочах изменился: стал приходить в институт вовремя подстриженный, исчез недобритый венчик волос на шее и т. п. Я встретился с Еленой Георгиевной впервые в апреле 1972 г. на небольшой научной конференции в Баку (А.Д., конечно, уже давно сообщил мне о браке, с удовольствием рассказывал о самой Елене Георгиевне, но я заболел, лежал на операции). Помню, когда участники конференции проводили свободный день за городом, на берегу моря, мы лежали с Андреем Дмитриевичем рядом, ничком на теплом покатом обломке скалы, а Елена Георгиевна легко и весело перепрыгивала с одного большого камня на другой, что было небезопасно. А.Д. приподнялся, опираясь на вытянутые руки, и в полном восторге закричал: "Люська, не смей!" (он и сам пишет об этом эпизоде в своих воспоминаниях, но сухо и, конечно, не передает этого восторга). Вообще, и впоследствии, было ясно, что этот брак дал ему столь необходимое для него ощущение личного счастья. Он усилил его имевшее уже двухлетнюю историю практическое участие в правозащитном движении, в котором и Е.Г. эффективно действовала уже давно.

Травля

Напряжение вокруг А.Д. нарастало. В сентябре 1973 г., после первого интервью, которое он дал иностранному корреспонденту, произошел, наконец, взрыв. Он начался с газетной кампании, с памятного первого письма 40 академиков. В ФИАНе, конечно, тоже началось подписание коллективного протеста против политической позиции и деятельности А.Д. Несмотря на огромное уважение, которым он пользовался среди научных сотрудников, было немало людей, которые подписывали «протест» легко и даже с удовольствием. Были, как и всюду, просто одурманенные пропагандой, под влиянием которой они были всю жизнь с детского сада, и потому искренне негодовавшие. Но больше всего действовал просто въевшийся страх. Ко многим отказавшимся подписать партком института все же был вынужден применить обычное "выкручивание рук", чтобы заставить сдаться. В одной большой лаборатории заведующий с парторгом и профоргом решили: ладно уж, давайте мы трое опозоримся, подпишем, но других сотрудников пусть не трогают. Сотрудника другой лаборатории долго «обрабатывали» в парткоме. На его замечание, что в 1937 г. тоже многих осуждали, а теперь их оправдывают, отвечали: подумай, о чем ты говоришь, у тебя ведь есть дети. На другой день он пришел в партком и подписал «протест». Были и другие подобные случаи.

Набралось, если не ошибаюсь, около двухсот подписей. Но с Теоротделом, конечно, вышла осечка. Как ни угрожали партгруппе Отдела, как ни прорабатывали, — ничего не получилось. Однако атмосфера вокруг Отдела сгущалась. Документ — текст «протеста» — оставался в парткоме и при любом подходящем случае использовался для шантажа. Тогда для командировки за границу или при посылке защищенной диссертации на утверждение в ВАК решающим документом была характеристика, утверждаемая парткомом. Старший научный сотрудник Отдела Г.Ф.Жарков получил приглашение на конференцию в Париж. Но он отказался подписать «протест», и ему за это не дали характеристики. Член-корреспондент (ныне академик) АН СССР Е.С.Фрадкин, крупнейший ученый с международной известностью, провоевавший всю войну, раненный под Сталинградом, на фронте вступивший в партию, награжденный боевыми орденами, получил престижное приглашение выступить на Нобелевском симпозиуме с докладом. Его вызвали на заседание парткома и прямо сказали: подпиши — поедешь. Он отказался. Талантливый молодой теоретик (ныне член-корр. АН СССР) блестяще защитил диссертацию. Перед отправкой на утверждение в ВАК ему написали «плохую» характеристику. Я сам проверял — с такой характеристикой — откажут. Он советовался со мною, далеким ему человеком, как быть? Я сказал: "Решайте сами, но я понимаю ваше положение. Если вы и уступите постыдному шантажу, отношение к вам в Отделе не изменится". Он уступил. Вот этот один из примерно 50 научных сотрудников только и подписал.

Этот документ еще несколько лет оставался в парткоме "лакмусовой бумажкой" и использовался при новых всплесках травли А.Д. Так, в одном таком случае секретаря партгруппы Отдела, того же Фрадкина, вызвал секретарь райкома, в присутствии специально прибывшего работника ЦК кричал на него, угрожал, — все равно не помогло. Впоследствии, в горьковский период, когда было еще труднее, я как-то сказал А.Д., что меня восхищает поведение партийцев Отдела, им приходилось особенно туго. А.Д. согласился со мной.

Были и более неприятные, даже тревожные случаи. На одном общеинститутском партсобрании яростно осуждали А.Д. и тех, кто примиренчески к нему относится. Атмосфера накалилась настолько, что из задних рядов вышел вперед один рабочий мастерских, человек могучего телосложения и, сказав что-то вроде "дайте мне его, я его сразу", сделал двумя руками движение, которое показывало, что он открутил бы А.Д. голову. Поднялся шум, его остановили (потом он получил партвзыскание). Свидетелем этого был Б.М.Болотовский. Это вызвало у нас беспокойство, и то ли В.Л.Гинзбург написал письмо помощнику директора "по режиму" (такая должность существовала, поскольку в некоторых лабораториях велись «закрытые» работы), то ли В.Я.Файнберг ходил к нему (это сейчас у нас не могут вспомнить), но я хорошо помню его ответ: "Не беспокойтесь, на территории института ни один волос не упадет с головы Сахарова".

С периодом травли связан один эпизод, красочно характеризующий самого А.Д. Один из партийных лидеров института, сам хороший физик, в тот период вполне искренне поддался антисахаровскому безумию, он в 60-70-е годы вообще стал, как говорила одна тетка, "шибко партейным". В период травли он приходил в Отдел (где он некогда был аспирантом) и возмущался: "Как вы вообще смеете с ним дружественно обращаться! Вы не должны ему руки подавать!" Ему отвечали очень резко (но он еще долго оставался одурманенным).

Вскоре этот физик проходил на Ученом совете института утверждение на новый срок в должности заведующего сектором. Разумеется, члены Совета от Теоротдела проголосовали «против», хотя понимали, что он с научной точки зрения заслуживает этой должности, и знали, что он все равно получит необходимое ему число голосов (это была очевидная демонстрация против его поведения). Так и было. После заседания, когда мы сошлись вместе, я недоуменно сказал: "Почему он получил только пять голосов «против»? Должно было быть шесть". А.Д. вмешался: "Я голосовал „за"". "Вы?!" "Да, я считал, что мне неудобно голосовать „против", если я предварительно не высказался открыто". Я думаю, этот его поступок — хороший урок многим, а тот партдеятель немало поплатился за свою глупость — его поведение стало широко известно в кругах физиков. Его научные достижения ценили, но во мнении коллег он очень упал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

1 ... 89 90 91 92 93 94 95 96 97 ... 291

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера) - Борис Альтшулер бесплатно.

Похожие на Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера) - Борис Альтшулер книги

Артем - Борис Могилевский - Биографии и Мемуары
От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
Воспоминания - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов - Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение
Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары
Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
Эта радуга, полная звука... Grateful Dead: Все годы - Блэр Джексон - Биографии и Мемуары
Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему - Соломон Кипнис - Биографии и Мемуары
Последние дни жизни Н. В. Гоголя - Вера Аксакова - Биографии и Мемуары

Оставить комментарий