Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И повернув голову в сторону Мокки, добавил:
— Джехол теперь твой.
— Да? — промямлил Мокки. — А что будет с Серех?
Турсен и Урос посмотрели друг на друга, и в молчаливом недоумении развели руками. Свобода, оправдание, такой конь в придачу, и все это не имеет для Мокки никакого значения. Только жизнь его девки что-то для него значит.
— Завтра пусть убирается отсюда на все четыре стороны, — произнес Урос, не глядя на саиса. — Никто ей ничего не сделает.
Когда Урос и Турсен опять остались одни, Турсен кликнул Рахима и приказал:
— Мою плетку!
Когда бача принес ее, Турсен обратился к сыну:
— Заложи ее за мой пояс, Урос. Ибо ты вернулся сюда, чтобы я получил ее назад.
Прощание Серех
Урос проснулся ранним утром. Он хорошо выспался и чувствовал себя сильным и отдохнувшим. Вечером, старый управляющий привел его в эту юрту, в которой ночевал еще прадед Осман бея в те времена, когда имение еще не было до конца достроено. Теперь ее использовали в тех случаях, если во время больших праздников кому-либо из гостей не хватало места в большом доме.
«В этой юрте ты будешь лучше всего защищен от ветра, — сказал Уросу старик. — Я приказал постелить под матрасы три новых ковра. Слуга и оседланный конь будут ждать твоих приказаний у двери».
Урос был тогда слишком уставшим, чтобы как-то ответить на его слова, но сейчас, выспавшись, он окинул взглядом свое новое жилище и сразу же заметил два костыля, что стояли возле его постели. Не понимая он смотрел на них несколько секунд, потом схватил их, оперся и вышел наружу.
Один из конюхов сидел перед юртой, прислонившись спиной к дувалу из сухой, потрескавшейся глины, и напевал про себя какую-то песню.
— Что это за костыли? — крикнул ему Урос.
— Ты спал так крепко, что и не заметил, как я тебе их принес. По приказу великого Турсена.
— Где он? — спросил Урос.
— В конюшнях, — ответил слуга и, показав кивком головы на кустарник позади юрты, добавил: — Там стоит оседланная лошадь для тебя. Привести ее?
— Нет.
— Может быть, ты хочешь чаю? Самовар кипит возле ручья.
— Нет!
Урос резко развернулся, вошел обратно в юрту, швырнул костыли в сторону, и бросился на постель вниз лицом.
«Вот… первый подарок моего отца» — с горечью подумал он и представил себе Турсена, который величественно шагает сейчас от конюшни к конюшне, высоко неся свой тюрбан. А он сам? Что ему делать здесь теперь? Ему, который жил только от одного бузкаши до другого, а в «мертвый сезон» проигрывал все деньги на боях животных, высокомерно расхаживая по базарам и караван-сараям?
«Значит здесь и кончается мой путь, — пронеслось в голове у Уроса. — Другую ногу, да, мою здоровую ногу я отдал бы только за то, чтобы эта адская дорога через горы никогда не кончалось, чтобы она тянулась вечно… Потому что там я действительно жил! Я жил! От опасности к опасности, от одного приключения до другого…»
В юрту кто-то вошел. Женщина. Она подошла к его постели, и он узнал ее: Серех. Первой реакцией Уроса было набросить одеяло на свои ноги, а потом грубо спросить ее:
— Тебе что, не сказали о моем приказе?
— Сказали… — прошептала Серех и опустила голову. — Уже на рассвете я была готова, но я не хотела уйти просто так, не сказав тебе нескольких слов на прощанье.
Ее голос звучал боязливо, она была чем-то смущена.
— С чего это вдруг? — спросил ее Урос.
— Я хочу поблагодарить тебя. Поблагодарить тебя за твое великодушие.
Серех бросилась к нему, упала на колени и исступленно поцеловала его руку.
Только теперь она осмелилась поднять голову и воскликнула:
— Я ждала смерти, потому что ты был тем, кто судил и выносил приговор. Ведь ты же знаешь… ты знаешь…
Урос всмотрелся в ее лицо. В его чертах не было больше ни злобы, ни жадности, ни лицемерия. А в ее глазах была такая чистая и смиренная благодарность, что он удивился:
«Страх смерти пробрал ее до костей. Впервые она не лжет мне. Как странно. Ведь ты знаешь, сказала она… Ты знаешь…»
И Уросу показалось, что эта женщина очень близка ему. Даже в той борьбе не на жизнь, а на смерть, которую они вели в горах, он всегда считал своим настоящим соперником только ее одну. Мокки не в счет.
Серех же рассматривала его с восхищением маленького ребенка. Полумертвый, грязный, оборванный всадник за одну ночь превратился в большого господина с точеным, чисто выбритым лицом, одетого в роскошный, шелковый чапан и сидящего на дорогих, разноцветных коврах с черно-красным узором.
Руки у него были теплые, и от них тонко пахло полынью.
— Я никогда не забуду твоей доброты, о господин! — тихо сказала она. — И каждый вечер, до скончания моих дней, я буду произносить волшебные заклинания кочевников и молить всех духов о твоем благополучии и счастье.
Она медленно поднялась с колен, развернулась, и хотела было выйти, но в ту же секунду Урос схватил ее за руку. И еще до того, как она вновь стояла к нему лицом, он уже знал, почему ему так не хочется ее отпускать.
«В ней вся моя жизнь. Пока она здесь, рядом со мной, в этой юрте, моя жизнь настоящая, и все так, как тогда: и высокий холм, кладбище кочевников… и скалистые обрывы, и свист ветра… и радуга над озерами Банди-Амир…»
Облизнув внезапно пересохшие губы, он задал Серех вопрос, первый, что пришел ему в голову, лишь бы найти причину, чтобы задержать ее еще на несколько секунд:
— Мокки… Ты его уже видела?
Кочевница кивнула:
— Я ненавижу его. Ты его пощадил, ты подарил ему такого коня, а он даже не помылся. Он бродит по поселку как привидение. Не улыбается, не смеется, не говорит ни слова. Ненавижу его.
— Почему же раньше, — спросил ее Урос, — ты так хотела быть именно с ним?
Маленькая кочевница отступила на шаг назад. Ей стало невыносимо стыдно.
Он снова окинула взглядом великолепные ковры, расстеленные перед Уросом, все те дорогие вещи, что находились тут же, и вся ее жизнь показалась ей каким-то страшным сном, нескончаемой чередой непоправимых ошибок.
— Не знаю… — зашептала она. — Это было наваждение… злое колдовство… я, правда, не знаю…
Голос отказал ей, и ее лицо зарделось алым.
Урос не мог оторвать от нее глаз. Чистая, с затейливо уложенными косами, в новом платье из темно-оранжевой ткани, неуверенная и смущенная под его взглядом, стояла Серех перед ним, и он внезапно подумал:
«Словно невеста» — стих Саади пришел ему на ум.
И телесное притяжение и тоска еще раз оказаться как можно ближе к опасным авантюрам своего путешествия, и тайная, жгучая тяга к насилию, вспыхивающая в нем всегда при виде невинности, чистоты и смущенного девичьего лица, — все это сплавилось в нем в такую дикую страсть, что он одним рывком бросил Серех на постель. Секундой позже он уже разорвал на ней платье. От неожиданности и боли Серех закричала.
- Всадники - Жозеф Кессель - Прочие приключения
- Япона осень - Лео Сухов - Попаданцы / Прочие приключения / Разная фантастика
- Земля за ледяной пустыней - Даниил Дмитриевич Большаков - Прочие приключения / Советская классическая проза
- Где же ты, Амиго? - Юрий Павлович Васянин - Прочие приключения / Русская классическая проза / Триллер
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Скалы и грезы Электрет - Нуар Нинель - Прочие приключения
- Адениум - Д.С. Брянцев - Боевая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- По дороге вдоль небес - Роман Владимирович Торощин - Боевая фантастика / Прочие приключения / Фэнтези
- Зеленые листы из красной книги. Приключенческий роман - Вячеслав Пальман - Прочие приключения
- Возвращение Ибадуллы - Валентин Иванов - Прочие приключения