Форма входа
Читем онлайн Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
А он и домой к ним заходил, к родителям, Алю расхваливал, когда с отцом ее распивали принесенную гостем «Столичную». Мать для почетного гостя стол уставляла так, что тот потом только охал. Как же, кинорежиссер ведь, не абы кто… Знаменитость. А Стефан Гордеевич уверял, рюмку поднимая, что у девочки есть расположенность… Нет, он не говорит «талант», это дело очень серьезное и ответственное, до него расти и расти, трудиться и трудиться, но зернышко есть, если поливать и пестовать, то, может, и пустит росток, а там, смотришь, и расцветет, если от Бога. Но работать много надо, до седьмого пота, к трудной жизни готовиться, учиться. Пусть думает: время есть… А если решит, то вот его адрес в Москве, у него есть знакомые и в ГИТИСе, и во ВГИКе, можно будет попробовать…
А перед самым отъездом на прощальном банкете, где все перепились безобразно, режиссер взял ее за руку и увел на Волгу: ну их к лешему, не ведают, что творят… Сам он тоже, правда, был в сильном подпитии, багров лицом, возбужден, много и красиво говорил, но ступал твердо. Они выбрались на откос, сели в траву, он дружески возложил большую тяжелую руку на ее плечо, сжал жаркой ладонью. «Ах лепота! – любовался Волгой и золотистым бархатным закатом. – Вот где бы жить! Завидую тебе, девочка, юности твоей и свежести завидую, все у тебя еще впереди, и жить здесь хорошо, вдали от страстей и суеты. Вот где душе-то отдохновенье…» – и вдруг привлек ее к себе, так неожиданно и сильно, что она даже ойкнула, задохнулась…
Продолжение прекрасного порыва. Зов души.
Честно признаться, Аля чего-то в этом роде ожидала, даже готова была… к отпору, к смирению, к сопротивлению, к бегству, к гневу, к нежности, к равнодушию, к безумию, к наивности, к искушенности… Но к страху, который скует внезапно ее рано созревшее тело, она готова не была (сначала скует, потом отпустит). Как и к внезапной жалости к своему телу, которое давно ждало и томилось. Если б только как-то иначе. Ну чтоб все сразу и вместе – с небом, ароматом сирени или жасмина, или ландыша, с прозрачностью капелек росы и белизной ромашковых лепестков, с ласковостью лунной ночи…
Как было, так было.
Теперь же Аля чувствовала себя мудрой и опытной рядом с этими пижончиками, а на самом деле вполне обычными мальчишками, пусть и городскими. Ее мудрость и опытность были больше, чем она сама, и сейчас, вся облепленная промокшим до последней нитки и оттого полупрозрачным платьем, она словно со стороны видела и свое литое упругое тело, и скатывающиееся по лицу струйки, и прибитые волосы…
Ей нравилась эта игра, в которой роли пока еще не были распределены, но уже, кажется, намечались. Забавно, что она их различает, догадываясь о последующем, в ней уже зрела готовность – ко всему, хотя пока еще не очень внятная. Интересно, особенно когда чувствуешь, что ты как бы старше и опытней, когда тебе дана некая таинственная власть, – она это уже тогда, в степи, ощутила.
Впрочем, игра приняла несколько неожиданный оборот, Аля уже чувствовала, что зябнет. Сергей же, странный малый, все сидел на этом валуне в своем допотопном сером балахоне, который давно ему уже был не нужен и нм от чего не защищал, и ноги его в ботинках были по колено погружены в воду. Сидел и исподлобья смотрел на нее. Строго смотрел, что тоже было странно и не очень подходило к ситуации. Правильнее бы, если б он смотрел на нее зачарованно, влюбленно, самозабвенно, радостно, восхищенно, даже задумчиво, но только не строго. Впрочем, может, это и есть задумчивость, а вовсе не строгость?
Сцена, однако, была вполне кинематографическая, да и странность поведения Сергея, который, между прочим, сам пригласил ее на свидание, подкинув ей в окошко записку.
– Эй, – весело-недовольно сказала она. – Мы что, так и будем здесь мокнуть?
Сергей все так же задумчиво (или строго?) поднялся и, загребая ногами и полами балахона, двинулся к отмели. То, что он понял сейчас, его не столько обрадовало, сколько озадачило и даже огорчило: да, ему была дана минута свободы, она была прекрасна, эта минута, но подлинной легкости ему дано не было – и это грустно. Такой легкости, когда можно подойти к нравящейся девушке, ну вот хоть к этой и обнять ее, поцеловать в губы, ну и прочее. Для этого нужно было переступить некую преграду, почему-то неодолимую. Ключик же один, догадывался, – легкость.
Именно ее ему не хватало, чтобы обрести немедленно и все остальное. Чтобы все происходило само собой и получалось само собой, как идет дождь или плывут облака, растет трава и щебечут птицы… Чтобы не думать, и не сомневаться, и не опасаться, что твою руку сбросят, если ты ее положишь на плечо, или усмехнутся в лицо и спросят с холодно-насмешливым недоумением: ты чего?
Неужели не дано?
А только вот так, через это вечное опережающее отражение, в котором, как в разбитом зеркале, мир раздроблялся на мелкие кусочки и в каждом происходило то, что могло бы произойти, и уже невозможно было найти единственно верное, единственно безошибочное.
ВО ТЬМЕИ приснилось ему.
То есть даже не приснилось, а вспомнилось – хотя как сон. Однажды отец, воспитывавший Сергея, как сам говорил, по-спартански, взял его в поход на байдарках (сколько ему тогда было?), куда ходил на каждые майские праздники со своими приятелями, тоже военными. Всего было три байдарки, а река, река – то ли Мста, то ли еще какая-то, не помнил точно. Они с отцом в отдельной, он впереди, отец, естественно, сзади, капитаном.
Всего похода он не помнил, но тот вечер и ночь второго дня почему-то запали надолго. Что-то они тогда задержались с привалом – то ли все никак места подходящего не могли найти, где причалить, то ли решили пройти побольше, чтобы назавтра к полудню закончить маршрут. Скорей всего сначала второе, а потом уже первое. Отец был эстетом, и место для лагеря всегда выбирал долго и придирчиво – чтоб удобно во всех отношениях, чтоб красиво, обязательно красиво – вечером посидеть над рекой, полюбоваться в тишине на клубящийся над водой туман…
Такой он был, отец. Для того и ходили, чтобы поближе пообщаться с природой. Другие давно дачи понастроили, грядки копали, сажали-растили, а он – на байдарках. Отец только усмехался на это недоумение: ему нравилось, что большинство так, а он – иначе, словно чем-то это ему льстило: вроде все уже перешагнули к старости, а он еще нет, еще держится, не берут его годы.
Плыли они и плыли. Потом пошел лесосплав, байдарки с трудом продирались, раза два или три приходилось обносить на себе, а приличного места для ночлега все не находилось. Они с отцом шли вторыми, то есть в середине группы, – отец подстраховывался: все-таки малолетний Сергей еще новичок…
Вроде было достаточно светло, сумерки опускались медленно, а потом вдруг сразу – тьма кромешная, в двух метрах не видно ни зги. Они почему-то повернули назад, где вроде бы берег был более подходящим для стоянки, без топляка (о красоте речь уже не шла), перекликаясь и аукаясь в темноте.
Сергей тогда сильно перепугался, хоть и был с отцом и его друзьями. Тьма была такая густая, липкая, что иногда казалось – он один, ни отца, ни спутников. Никого! И что сейчас обязательно что-то стрясется, непременно. Либо они наткнутся на какой-нибудь острый сук, который пропорет брезентовую обшивку байдарки, либо из затони выглянет какое-нибудь речное или лесное чудище, которое их сожрет или перепилит острыми зубьями-пилами… В общем, воображение разыгралось, да так, что он стал тихо так попискивать-поскуливать, как щенок, первобытное он в себе ощутил, в своем страхе, и так у него это хорошо получалось, так похоже, что скулил он все громче и громче, все упоенней и упоенней, находя в этом даже некоторое утешение (хотя поначалу старался, чтобы отец не слышал), пока отец наконец не возмутился: и долго он так собирается? Сразу стало стыдно: ему-то казалось, что никто не слышит, он-то экспериментировал, он в себе угадывал древние родственные голоса, родственные этой тьме, лесу, реке, воде… А его услышали, и не кто иной, как отец.
И вот теперь тьма ему вспоминалась – как снилась. Черное вязкое месиво, черная стена, вдруг расступавшаяся и пропускавшая в себя, а потом жадно смыкавшаяся за спиной, и можно плыть только на ощупь, но теперь он действительно один, отца рядом нет, и ему приходится самому справляться с легкой, почти невесомой байдаркой. Вперед, вперед, медленно, пытаясь хоть что-то разглядеть во тьме, но ничего так и не видя, кроме все той же клубящейся тьмы. И такая она необъятная, эта тьма, что сердце сжимается, как от тяжелого предчувствия.
В тот раз, слава богу, все обошлось: они, благополучно миновав топляк, выбрались-таки, пристали к вроде бы подходящему берегу (и как разглядели в темноте?). Сергей почти уже спал к тому времени, утомленный страхами и забыв про свой скулеж, отец его вытащил на руках, засунул в спальный мешок, и проснулся Сергей уже утром, когда солнце стояло уже довольно высоко. Потрескивал костерок, вкусно пахло кофе.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский бесплатно.
Похожие на Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский книги
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Веселые истории про Антона Ильича (сборник) - Сергей и Дина Волсини - Русская современная проза
- Элегiя на закате дня - Олег Красин - Русская современная проза
- Правда о золоте Кубанской рады. Информация. Мистика. Приключения - Владимир Болховских - Русская современная проза
- Анфиса в Стране чудес - Наталья Рубанова - Русская современная проза
- Голос моря (сборник) - Виктор Меркушев - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Полиция Бога - Виталий Васильев - Русская современная проза
- Рассказ в стихах «Ночной разговор», или Сказка-матрёшка «Про Мирана, про перо и про кое-что ещё». Книга 1 - П. Саяпин - Русская современная проза
- Тени иного. Рассказы - Алекс Ведов - Русская современная проза
