Рейтинговые книги
Читем онлайн За землю Русскую - Анатолий Субботин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 158

Глава 21

Юрьев монастырь

Чернец Макарий не ушел с князем в Переяславль. Александр звал его, но Макарий не согласился.

— Что станется с учебной и иконописной палатами? — сказал он. — Я зачинал их, ученики мои знают меня. Уйду, не завершив святого дела, — погибнет начатое.

— Будет ли все так, как сказал ты, отче Макарий? — выслушав чернеца, усомнился Александр. — И тебя и то, что делаешь ты, не любят на владычном дворе. Уйду из Новгорода, не стало бы помехи твоему делу?

— Спасибо на слове, княже, но не постыдно ли мне оставить незавершенным то, что почитаю делом своим?

— Верю, не легко оставить близкое сердцу, а будет ли у тебя мир с владычными попами? Не будет мира, чем оборонишься?

— Правдой моей. Авось не погибну, — усмехнулся Макарий. — Ни почестей, ни богатств не ищу я.

— В том и вина твоя перед владычными, — искренне жалея ученого книжника, бывшего наставника своего в книжном учении, сказал Александр. — Не ищешь ты почестей, не льстишь, не заискиваешь. Склонишься ли к тому, чтобы изгнать детей ремесленных мастеров из учебных палат, как велит патриарх и чего требовал у тебя монах Феогност? Ты не исполнил его веления. И моя в том вина. Вопреки воле владычных книжников, гордящихся не знаниями, а приверженностью своей ко всему ветхому и потому готовых обвинить тебя в ереси, велел я быть учительной и иконописной палатам на Нередице, какими были они; и владыку архиепискупа просил о том. Жалею, отче Макарий, что, занятый делом своим, мало бывал ты в Юрьевом монастыре. Юрьевский игумен друг родителя моего. Станется нужда — иди к нему; у игумена Нифонта найдешь утешение и поддержку.

То, о чем говорил Александр, прощаясь с Макарием, случилось раньше, чем наступила зима. Отрок Осип, ходивший вместе с Саввой в поход на Неву, владел искусством письменным. Возвратясь из похода, Осип принялся за списание евангелия. Макарий одобрил его труд.

Всю силу искусства своего вкладывал отрок в начатое дело. Писал он на тонких, ровно подобранных и разглаженных листах бересты. О труде отрока сведал игумен монастыря. Не веря в то, что кто-либо, кроме монахов и белых попов, способен к умельству списателя, — он изумился тому, что увидел, и промолвился о деле Осипа на владычном дворе. Владыка разгневался, наложил эпитимию на нередицкого игумена и воспретил списание книг мирскими людьми. В своем послании владыка ни словом не обмолвился о Макарии, как будто не искал на нем вины, но нередицкий игумен, озлобясь на чернеца, обругал его и не велел показываться в стенах монастыря.

Зимой, живя в Городище, Макарий не посещал Нередицу. Даже отроку Осипу, которого любил и способности к учению которого выделял среди других учеников, не велел бывать у себя до весны. Нередицкий игумен, изгнав Макария, не трогал списателя. Отрок оставался в монастыре. От него Макарий узнал, что в училищной палате на Нередице подвизается монах Феогност. Услышав об этом, Макарий горько усмехнулся.

— Книжник и схоласт, — сказал он. — Вырвет этот монах с корнем семя взошедшее. Остерегайся, паробче, его ума, продолжай труды свои, совершенствуйся в книжном чтении и искусстве письменном так, как велит совесть. Не вступай в открытую распрю. Зима прервала жизнь, но явится весна, и вновь откроются реки, зацветет земля, отдавая свои дары. Не смущайся временным бессильем своим, побеждает тот, в ком сильна вера.

Одиночество, в каком жил Макарий, казалось добровольным бременем, возложенным на себя чернецом. Когда-то он, ученый монах и книжник, искал наслаждения в размышлениях своих, в тишине одиночества, но жизнь поставила его ближе к людям. Тогда он по-новому, широко открытыми глазами увидел вдруг огромный мир, познал его страсти, тревоги и горечи. Макария манил этот мир. Он стремился войти в него и оставался все же тем, кем был, не решаясь переступить через узкий ручеек привычек и тишины.

Макарий хотя и не забыл совета Александра побывать в Юрьевом монастыре, но не скоро собрался туда. Прежде, посещая монастырь, он подолгу бродил в тенистой дубовой роще на берегу Волхова; входил в ворота ограды, смешавшись с толпою богомольцев. В монастыре он восхищался дивными формами каменного собора Георгия, построенного больше ста лет назад мастером Петром. Макария поражала широта замысла зодчего и искусство строителей.

С приближением весны чернец стал чаще посещать Юрьев. Пребывание его там стало теперь до того привычным, что юрьевские монахи приветствовали опального книжника как своего.

Макарий искал встречи с Нифонтом, но это не удавалось. Однажды, под вербное воскресенье, едва чернец появился в монастыре, как его позвали к старцу игумену.

Переступив порог келии, в скудном свете, проникавшем сюда сквозь узкую щель слюдяной оконницы, Макарий не сразу различил невысокую, плотную фигуру Нифонта, который сидел у грубо сколоченного стола. Раскрытая книга в почерневшем от времени кожаном переплете, лежащая перед ним, поблескивала откинутыми медными застежками. Подняв глаза на вошедшего, Нифонт легким движением руки велел ему подойти ближе.

Макарий, приблизясь, склонил голову.

— Благослови, отче игумен!

Нифонт размашисто, словно действуя от избытка сил, благословил чернеца и показал ему на скамью.

— Садись, инок! Слышал я похвальные речи уму твоему и возымел смелость, доколе не идешь сам, позвать к себе заносчивого книжника. Византию, Никею и Рим видел ты, горд, сказывают, но предо мной оставь свою гордость! Я прост и живу по-простому. Сам немощен, но, по грехам моим, пристрастен к людям, сильным духом и телом. Не книжник я, грамоте в монастыре обучился, но старик хитрый; со мною, инок, держи ухо востро!

При последних словах как-то особенно ясно и выразительно затеплились глаза старца. В скромном облике юрьевского игумена было что-то, что с первого взгляда располагало и влекло к нему.

— Не заносчив и не горд я, отче игумен, — сказал Макарий. — Не имею тайн, которые вынужден был бы скрыть от тебя.

— Помолчи! — Нифонт поднял руку, как бы ограждаясь от чернеца. — Не от заносчивости ли и от гордости затворился ты в хоромах на Городище, не видно тебя ни на владычном дворе, ни в монастырях.

— Не жалует меня владыка, зачем пойду туда?

— Что же, инок, один хочешь жить? Слышал я речи о твоем уме, а правда ль? Неужто не догадался, что один-то не проживешь. Сколько лет и зим обитаешь в Новгороде?

— Много.

— Много! — будто испугавшись этого слова, повторил Нифонт. — А кем пришел ты на Новгород, тем и остался до днесь. Будь ты поближе к владычным-то попам, сидел бы теперь игуменом да не где-нибудь, не в дальнем монастыре, а в Великом Новгороде.

— Не ищу я власти, отче игумен, не гожусь.

— Кто тебя убедил в том, инок?

— Сам сужу. Ни кланяться, ни молить о милости не умею.

— Горд, горд, — как бы в раздумье произнес Нифонт. — Я вот тоже горд, не умею просить милостыни, а живу в Юрьеве, и не обижают меня… Родился-то где?

— В Суздале. В соборе у Рождества пономарем был родитель.

— Суздалец! Не любишь, чай, Новгород?

— Не люблю тех, кто забыл о благе земли отчинной, — резко, но откровенно промолвил Макарий. — Тех, кто подчинил душу свою стяжанию и злу. Как рукаву не гулять без кафтана, так и Новгороду не жить без Владимира. Едина Русь.

Еле заметной улыбкой дрогнули уголки губ Нифонта, но глаза его были серьезны, голос прозвучал твердо, когда он сказал:

— Ты прав, инок, едина Русь. Много испытаний и бед пало на ее долю, но она живет; поднялась из огня и тлена. Ты книжник, а вот я спрошу тебя: что ты сделал для возвышения земли отчей? Мало сделал. Скуден твой ответ будет. Когда воин берет меч, идет в битву и проливает кровь за свою землю, я радуюсь его подвигу. Я вижу в том душу возвышенную и сильную. Мы не воины, но и не рабы трусости и празднолюбия. Слова и дела наши поднимают дух истины, вкладывают волю в сердца. В общении с людьми обретаем мы место свое и, общаясь с людьми, изощряем ум. Скажи, инок! Спроси себя и скажи: намерен ли ты погасить навсегда то, что даровано тебе от рождения и что приобрел сам? Не наслаждаешься ли ты в одиночестве гордынею перед другими, слабыми и меньшими тебя?

— Что делать, отче, научи!

— Научу, — просто, словно речь шла о самом обычном, сказал Нифонт. — Иди в люди! Не все они в единомыслии с тобою, а ты иди. Я стар, недолго осталось мне жития… Не хмурься, инок, не старайся показать, что не веришь. Товорю о себе не для похвальбы, а потому, что в мои лета не пристало колпак набекрень задирать. Куда уж! Князь Ярослав Всеволодович пишет мне о тебе… Хочет он видеть в тебе преемника моего. Присматривался я, инок, спрашивал… Хочешь ли знать, что думаю? — неожиданно спросил Нифонт у Макария. — Не скрою, и о том молвлю. Думаю, что обрел в тебе человека, которого искал, которому могу доверить то, что доверено мне. Не возражай! — заметив яркую краску, вспыхнувшую на лице Макария, Нифонт предупредил чернеца. — Обдумай все прежде, утвердись во мнении своем, тогда и скажешь. Хочу я, инок, познать в тебе друга своего и сына.

1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 158
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу За землю Русскую - Анатолий Субботин бесплатно.

Оставить комментарий