Форма входа
Читем онлайн Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Да, заботы ожидали тяжелые — и глаза у Алексея Федоровича все хуже и хуже. Вот ударился об угол шкафа глазом, тем, который видит, весь белок залит кровью. Не жалуется, а более того, жалеет Валентину Михайловну. «А что меня жалеть, кто счастливее-то меня», — пишет она (6 августа 1952 года). И обо мне думают оба, о моей судьбе. «С нами только скорби, страдания, надо жить своей жизнью», «молодая жизнь должна идти иначе». Трогательно звучат слова: «Азушка, помни о нас, вспоминай почаще». Я-то знаю, что на нашем общем языке означает слово «помнить». Это значит — молиться. Так и в лагерной переписке Лосевы поддерживали друг друга памятью-молитвой. «Хан говорит, — пишет Валентина Михайловна, — нельзя губить молодую жизнь», и правильно добавляет: «А что значит загубить жизнь, я не совсем понимаю…» Да я тоже этого не понимаю — для меня наша с «взросленькими» жизнь и есть вечное счастье, не хочу, чтобы меня жалели. Счастливее меня нет никого на свете. Буду следовать завету Мусеньки: «Главное, будь сама собой, не делай ничего по рассудку, живи по сердцу и совести». Стараюсь, как могу.
В ответ на мои тревожные письма летом 1953 года получаю замечательную картину отъезда в Малоярославец, где Нилендеры сняли полдома для Лосевых. Картина как будто весело-ироничная, но чувствую убогость последнего летнего пристанища моих обоих «взросленьких». Я все увижу своими глазами в конце лета, последнего в жизни Мусеньки. И задумаюсь над словами Алексея Федоровича в этом последнем письме (17 июля 1953 года): «Аза! Ищущие найдут. А. Л.». Это уже совсем по-евангельски: «Ищите и обрящете, толкните и отверзется вам» из Нагорной проповеди Господа (Мф. 7:7).
По совету Б. И. Пуришева, страстного путешественника, отправили меня Лосевы далеко — в Армению. Сначала по Военно-Грузинской дороге, через летний, пылающий жаром Тбилиси, дальше, через Семеновский перевал, мимо каменных вишапов и хачкаров, мимо черноволосых мальчишек в автобусной пыли (несутся за машиной, звонко вопят: «Динь, динь, динь» — это, оказывается, они предлагают купить дыни), мимо Севана, к скалистому монастырю Гегарда, в Эчмиадзин, в циклопический Звартноц с мощными поверженными колоннами в душистой траве и жарком цветении ромашек. Древний Эребуни, древний Урарту (знаменитое открытие Б. Б. Пиотровского), и розовый туф Еревана, и особенно пленительная в зной вода холодных фонтанов. А поздним вечером на пятом этаже гостиницы мы слышим неумолчный шум гуляющей, веселой толпы; ночная прохлада выгоняет на улицы, и говорливые армяне никак не успокоятся. А мы тоже не спим, нас трое — могучий наш телохранитель Витя и моя кузина Светлана. Я же опять сочиняю, теперь уже ночную шутливую серенаду в честь русой сероглазой Светланы: «Все армяне в Ереване в Свету влюблены…» Действительно, в Светлану, загадочную чаровницу, все влюблены.
Как-то раз отправились маленьким самолетиком до Нальчика, а оттуда ночью, на грузовой машине, полной дров (не знаю, как усидели), в Приэльбрусье, в Терскол, в Тегенекли. Нас теперь четверо, неизменный Витя и мои родичи — историк Наль и та же Светлана, студентка-медичка.
Эти места заняты по высшему указу властей Грузией (как, между прочим, и ингушский курорт Армхи, который назвали «Дарьяли»), и именуют их теперь, по нашему мнению, крайне забавно — Пичвнари.
Пытаемся подняться к снежной полосе Эльбруса. Ну как же, там в «Приюте одиннадцати», среди снегов, ночевали Лосевы. Но женская половина не выдерживает, спускаемся, едва живые, вниз, а мужчины находят наверху какую-то огороженную проволокой зону и тоже возвращаются без всякого энтузиазма. Зато нам казалось наверху, что мы видим Черное море. Так должно быть, если забраться, куда надо.
Хорошо скользить по шаткому висячему мостику над буйной вспененной рекой или любоваться многоцветными брызгами безумного падения ледяных вод. Что там усталость и двадцать километров — туда и назад. Встать невозможно на следующий день после такой непривычной встряски, но зато вокруг родные горные громады, солнце играет на снежных вершинах, темнея и затухая, спускается в долину, источники нарзана вдоль нашей дороги бьют прямо из-под земли — пей, сколько хочешь. Когда еще вернемся сюда?
Никогда не вернемся. Никто и не подозревал, что наше путешествие было для двоих из нас, Светы и Наля, свадебным, они троюродные — тихо расписались, скрыв первоначально и от нас, и от отца свой тайный брак. Через много лет после счастливого путешествия (еще Алексей Федорович доживал последние годы) сердце Наля не выдержало. Он скончался в больнице рано утром, а Светлана в отчаянии умерла в тот же день. Хоронили вместе, и приветливый дом у самого Смольного монастыря замолк.
Вспоминаю тут же рассказ Н. П. Анциферова. Поехал он хоронить своего друга М. Л. Лозинского в Ленинград. В доме же застал два гроба. Супруга Михаила Леонидовича, ближайший друг Н. П. Анциферова, Татьяна Борисовна в отчаянии приняла огромную дозу снотворного, сделать ничего не могли. Похоронили в один день. Они любили друг друга «безумно и нежно».
Как-то Алексей Федорович и Н. П. Анциферов потребовали, чтобы я поехала в Крым. У нас в Симферополе были друзья, да и Н. П. Анциферов просил Ирину Николаевну Томашевскую, своего давнего друга, вдову Б. В. Томашевского, женщину замечательную (ее все почитали и побаивались в Гурзуфе), мне помочь. В общем, устроили целое путешествие — на юг, на восток, в горы. Особенно влек меня Партенит (как и всё в Крыму, это место стало называться дико — Фрунзенское), где, видимо (всем этого хотелось), стоял храм Артемиды, чьей жрицей была Ифигения.
Партенит — явно от греческого — дева. Никаких следов, ни одного камня, никаких, даже жалких, развалин. Только бескрайнее поле красных маков на пустынном берегу — капли крови — ведь приносили же человеческие жертвы. Во всяком случае, так говорит миф. И мы ему верим.
Было, опять-таки заботами Алексея Федоровича и Валентины Михайловны, устроено путешествие по всему черноморскому побережью. Ехали вдвоем, я и моя верная подруга Нина. Алексей Федорович вручил мне замечательный путеводитель по Кавказу (был такой и по Крыму) Г. Г. Москвича, где указаны цены на извозчиков, цены на базарах, в пансионах, санаториях, имена надежных проводников, все достопримечательности, храмы, развалины, исторические сведения. Многие не понимали, что Москвич — это настоящая фамилия автора, создавшего русский классический Бедекер. Алексей Федорович даже рассказал как-то о встрече в Пятигорске с одним милым стариком, который признался ему (сидели рядом на одной скамейке): «А ведь я Москвич». Лосев даже сначала не понял, а потом спохватился, разговорились, вспоминали прежнее, давнее. Валентина Михайловна, со своей стороны, в письме ко мне на Кавказ (26 июля 1953 года) описала подробно несколько маршрутов для недолгих, на 5–6 дней, поездок, в том числе на Клухорский перевал с его хрустально-изумрудными v озерами, где «светел тонкий хлад нездешней тишины» (строчка из стихов Валентины Михайловны). Кассарское ущелье на Военно-Осетинской дороге. Это о нем написал Лосев торжественные стихи:
Творенья первый светлый деньНе тмит в душе былых воззваний,Лилово-розовую теньДомировых воспоминаний.
Алканья гроз страстных кинжал,Раздравший Душу мирозданья,Бытийных туч пожар взорвалУщелью этому в закланье.
То сумасшедший Демиург,Яряся в безднах агонии,Взметнул миры, хмельной Теург,Богоявленной истерии.
Валентина Михайловна писала мне: «Еще можем тебе посоветовать недалекую, но очень интересную поездку, дней на 5–6, тоже можно с экскурсией, но можно и диким образом. Это — поездка до Клухорского перевала и обратно, без перехода на Южный склон в Сухуми… Восхождение на Клухор занимает часа 3–4 (обязательно немного пройдите по снежному перевальному плато)… Обратите внимание на цвет Клухорского озера, сколько нежности и зеленоватости его вод среди вечных снегов и суровых скал. И какая там особая тишина, как „светел тонкий хлад нездешней тишины“. Еще хорошо поехать туда, где мы тоже сами были и впечатлениями от чего активно живем до сих пор, а именно по Военно-Осетинской дороге… Если ехать на неделю, то можно ограничиться наиболее интересной северной частью: 1) Цейский ледник, 2) Кассарское ущелье (А. Ф. в своих стихах когда-то писал, что это раздраженный демиург истерически растерзал космос на мелкие куски — точно стихов не помню). Такова была картина ущелья до войны, а как там сейчас — не знаем».
А вот и стихи Валентины Михайловны, из которых она привела одну строчку, в них — вся сущность совместной жизни Алексея Федоровича и Валентины Михайловны:
Наш путь суров. Нам не всегда по силам.Но выси гор сияют нам вдали.Наш путь суров. Проходит по стремнинам,Но звоны вечности звучат нам здесь в тиши.Наш путь суров. Бредем в изнеможеньи,Но радостна заря в последний день пути.Наш путь суров, но близок он к кончине,Но светел тонкий хлад нездешней тишины.
Когда эти стихи писались, не знаю, но в них провидческое слово «кончина», она близится в последний день пути. Кончина пути — конец пути, конец жизни. Зато звоны вечности и «тонкий хлад нездешней тишины». Все сказано и все помнится Валентиной Михайловной в июле 1953 года, когда неведомая болезнь уже охватила ее, а она хочет, чтобы и я пережила давний восторг обоих путников на горных перевалах, среди стремнин и высей гор. Но мы побывали тоже в ущелье, правда, не в Кассарском, а в Трусовском, в стороне от станции и селения Коби (Военно-Грузинская дорога — места, где родилась моя бабка Васса Захаровна), пробираясь к истокам Терека. Об этой адской теснине я упоминала выше. Но лезть по глыбам Цейского ледника не хотелось.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи бесплатно.
Похожие на Жизнь и судьба: Воспоминания - Аза Тахо-Годи книги
- Испанец в России. Жизнь и приключения Дионисио Гарсиа, политэмигранта поневоле. Главы из романа - Дионисио Сапико - Биографии и Мемуары
- Алексий II - Александр Юрьевич Сегень - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Преподобный Никон Радонежский - Иван Чуркин - Биографии и Мемуары
- Преподобный Савва Сторожевский - Тимофей Веронин - Биографии и Мемуары
- Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века - Ольга Клюкина - Биографии и Мемуары
- Лисячьи сны. Часть 1 - Елена Коротаева - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- О судьбе и доблести - Александр Македонский - Биографии и Мемуары
