путями с депо, с многочисленными пакгаузами и складами, плавучими и стационарными кранами, и даже приличных размеров доками с входными воротами, с оборудованными причалами и молами. И все это добро с сотнями каменных зданий, улицами и всевозможным добром было оставлено без боя противнику — сдано, как говорится, в полной «целости и сохранности»…
Глава 19
— Банзай! Банзай!!!
Теперь хорошо видны были лица японцев — с пустыми белесыми глазами, будто слепыми, с искаженными дикой яростью лицами, многие окровавленные, они поднимались по склону, срываясь и падая. Кроме здравницы в честь своего императора, что заменяло русское «ура», многие из солдат кричали что-то непонятное на своем языке, но с такой выразительной мимикой, при которой Фок понимал вполне узнаваемое обещание — «если доберемся до вас, то всех вырежем».
— А хрен вам, всех здесь положим, не впервой, — пробормотал стрелок, расположившийся рядом с генералом, и стал прицеливаться в японцев из положенной на бруствер винтовки. Стрелял этот солдат расчетливо, не торопясь, сразу по ухваткам видно опытного таежного охотника, у которого каждый патрон на счету. Фок моментально отметил, что длинная трехлинейная пехотная винтовка неудобна для действий в окопе, лучше заменять их драгунскими, причем приводить к нормальному бою без четырехгранного штыка. Последний лучше сделать таким же, как у японской «арисаки». В виде тесака с длинным лезвием, который лучше носить на поясе в ножнах. И лишь при необходимости делать из него штык, прикрепляя к винтовке перед рукопашной схваткой. И хотя производство будет дороже, но, как и каска, он необходим — генерал машинально прикоснулся пальцами к огромной шишке, что вздулась у него на лбу от прилетевшего камня. И сейчас Фок машинально отметил, что после боя у всех стрелков дивизии будут японские клинки — его солдаты быстро оценят их ценность и полезность, так что надо будет разрешить ношение. И вообще, сейчас под обстрелом, при виде настырно идущих прямо на него японцев Александр Викторович ощущал удивительное спокойствие, внимательно рассматривая отнюдь не трупы, а еще вполне живых врагов, что сами жаждали превратить его в покойника. При этом заметил малые пехотные лопаты и кирки почти у каждого, ранцы за спиной — а ведь это нужно было сбросить перед атакой. Следовательно, солдаты очень дисциплинированны, умело держат винтовки, обучены стрелять, если не на уровне сибирских стрелков, то не хуже, может быть, самую малость уступают. И в отчаянной храбрости сомнений никаких нет, развеялись как дымок костра под дуновением ветра — подобной ярости Фоку встречать не доводилось, таких потерь ни одна европейская армия не вынесет, чтобы вот так раз за разом бросаться в самоубийственные атаки. Даже немцы, привыкшие к своему знаменитому «орднунгу» от такого откажутся.
— Для них Дальний с перешейком кровь из носа нужны, Владимир Александрович, — спокойно произнес Фок, посмотрев на стоявшего рядом с ним Ирмана. Лицо полковника было грязноватым, как и мундир, обсыпанный землей, но спокойным — держал себя в руках, не давал нервам шалить. А ведь смерть совсем рядом — две сотни шагов всего, взбирается по склону.
— Вот потому нам позиции держать надобно, чтобы неприятель не мог свои войска в Маньчжурии снабжать. Выстоим — через месяц-другой война здесь и закончится. Хотя в корейских землях повоевать придется — японцы их так просто не отдадут, им войска снабжать там будет легче, по крайней мере, до Чемульпо. Хотя если наша эскадра нынче победу одержит, то японцам хана полная вскоре настанет — Матусевич им весь привоз порушит, это не Витгефт, он спуска неприятелю не даст…
Фок недоговорил — японцы набежала вторая волна японцев, и солдаты стали куда резвее взбираться по склону. По ним стреляли из всего что было — из винтовок и пулеметов, картечниц и митральез, звонко хлопали морские патронные 47 мм и 37 мм пушки, громко рявкали 87 мм орудия. Из-за гребня, с обратных скатов продолжали бить трехдюймовые пушки и шестидюймовые мортиры — но шрапнель и гранаты разрывались далеко впереди, уже по аръергарду, авангард же вражеской инфантерии, уже почти вскарабкался, даже десятки брошенных бомбочек японцев не остановили.
— Да что же это такое братцы! Пошли в штыки!
Фок машинально отметил что команда отдана кем-то из офицеров защищавшего высоту батальона. И вовремя — лучше ударить всем вместе сверху и опрокинуть японцев вниз, чем принимать японцев в окопах, где численный перевес будет на стороне противника.
— Вперед, братцы, покажем нехристям как лаптем щи хлебают!
На бруствере стоял размахивая шашкой Ирман, при этом добавил исключительно матерные слова. Последние служили в русской армии чем-то вроде многовекового заклинания — ими подбадривали оробевших, и взбадривали не струсивших. Ведь каждому умирать страшно, а тут в штыки идти, вот для куража, для храбрости матерились, поминая на все лады «япону мать». И Фок потянул свою шашку из ножен, достал из кобуры револьвер — его взял в левую руку, десницей сподручней рубить. И сейчас словно вторая молодость пришла — генерал вспомнил, как ходил на турок врукопашную.
— Побьем супостата! Вперед, дети мои!
Александр Викторович, несмотря на свои шестьдесят лет быстро вскарабкался на бруствер, и несколько картинно встал, размахивая шашкой. Его моментально узнали стрелки, и повалили из окопов — Фок сейчас не посылал солдат в бой, он их вел, и это сразу оценили. Раздались громкие призывы, причем они стали быстро раскатываться по всем нангалинским позициям, от залива до залива — и русские солдаты устремились в драку.
— «Папаша» с нами! В штыки берем ворога!
— В штыки, нас «Фокушка» ведет!
И хотя генерал побежал навстречу японцам, его уже обогнали — все же в дивизии был собран отборный состав, кадровые стрелки и призванные из запаса не старше тридцати лет, все недавно отслужившие, а потому службу не забывшие — многих он знавал по китайскому походу. Физически крепкие, силушкой не обделенные солдаты бросились на японцев, и тут генерал воочию увидел, что в штыковом бою сибиряки превосходят низкорослых японцев, к тому же уставших и сбивших дыхание во время долгой перебежки. И началось страшное — рукопашный бой не знает жалости, тут дерутся всем что есть, напрягая духовные и телесные силы.
— Тенно хейко банзай!
— Да вашу мать!
Призывы и жуткая ругань смешались воедино, и выплеснулась человеческая ярость в самом зверином оскале. Русские и японцы убивали друг друга, стреляли, резали, кололи, а потеряв оружие, били, чем попало — камнями и
