Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не стал завтракать, пропустил утренние лекции, чтобы изготовить как можно больше копий драгоценной листовки и раздать ее своим однокашникам. К полудню, когда Лан Гаи стоял на столе в центре самого большого кафетерия, произнося свою речь, молодая кровь взыграла и забурлила. Громкие сердитые выкрики были слышны далеко за стенами старинного университета. В толпе студентов мелькали и лица преподавателей, которые слушали и выражали свое согласие с выступавшим. Они быстро организовали комитет Свободы, и Лан Гаи стал его председателем. Он предложил написать обращение и послать его в клубы других университетов по всей стране в тот же день.
— Свободу Фей-Фею! Долой тиранию! Демократия и свободные выборы! — выкрикивали студенты в тот вечер, маршируя вдоль административного здания университета под бдительным оком полиции.
Нарушив режим, Лан Гаи выбрался наружу из окна спальни, перелез через стену вокруг городка и поспешил в телефонную компанию, чтобы связаться со всеми лидерами других клубов, входящих в объединение «Ядовитое дерево» в тридцати с лишним провинциях Китая. Приглушенным голосом он сообщил своим товарищам:
— В воскресенье в полдень мы организуем памятный митинг в честь старого охранника типографии Мэя и его погибших товарищей. Мы будем там, на руинах типографии «Blue Sea».
— А мы одновременно проведем митинг на берегу реки в Шанхае, — ответил ему руководитель Шанхайского университета Фудан, одного из крупнейших университетов страны.
— Мы проведем демонстрацию на берегу моря, — пообещал президент студенческого клуба из университета Амой в Фуцзяни.
Той же ночью Лан Гаи поехал на своем дребезжащем велосипеде на тайную встречу, на которой встретились лидеры всех университетов Пекина и окрестностей. Они собирались небольшими группами, выныривая из темноты ночи и холодного ночного воздуха Пекина, обсуждали детали предстоящих событий.
Лидер Пекинского музыкального института — длинноволосый пианист пообещал, что их оркестр будет играть на митингах. Институт искусств взял на себя украшение пепелища траурными лентами. Университет Синьхуа обязался изготовить фигуру председателя Хэн Ту из бамбуковых палок и соломы. Студенты медицинского колледжа благородно пообещали оказать первую помощь и все медицинские услуги по сопровождению митинга. Языковой университет предложил синхронный перевод всех речей на как можно большее число иностранных языков, если появятся слушатели. Университет телекоммуникаций обязался передавать их речи по радио во все уголки страны.
— Но самое главное — нам нужны люди, которые примут участие в этом митинге, и чем больше, тем лучше, — твердо заявил Лан Гаи. — Я обещаю участие пяти тысяч человек из Пекинского университета. А что организуете вы?
— Я обещаю тысячу, — сказал лидер из Синьхуа.
— В десять раз больше, — настаивал Лан Гаи.
— Постараюсь.
Поднялись еще руки.
— Пять тысяч.
— Две тысячи.
— Семь тысяч.
— Три тысячи.
— Спасибо всем за поддержку, — сказал Лан Гаи. — Теперь мы должны решить, кто будет главным оратором на этом митинге.
— Я хочу, чтобы там была Суми, — сказал один.
— А я — чтобы был Фей-Фей, — сказал другой.
— Как насчет Тана Лона? — предложил кто-то.
— И где же мы найдем его? — спросила какая-то девушка.
— Если он — боец, то он сам найдет нас, — ответил какой-то парень.
«Тан прекрасный оратор», — подумал Лан Гаи. Его статья была такой зажигательной, в ней чувствовалась сила. К тому же статус официального юридического лица придаст траурной церемонии особый эмоциональный заряд. Как бы ему хотелось, чтобы Тан был теперь здесь, среди них. Лан Гаи вздохнул, а потом продолжил совещание:
— Мы прочтем статью Тан Лона и отрывки из книги Суми. Пусть каждый из вас подготовит речь. А теперь отдохните. Мы встретимся теперь только в воскресенье.
ГЛАВА 55
Я низко надвинул на лицо армейскую шапку. Зеленая шинель защищала мою спину. Воротник, отороченный мехом тигра, закрывал мое лицо почти до самых глаз. Грубые армейские ботинки дополняли облик, когда я шел, разбрызгивая лужи из жидкого снега, по улицам западной части Пекина. Я согнулся так, как будто бы мне было холодно. Я старался казаться меньше, но рост выдавал меня.
Я приобрел этот зеленый наряд у старого ветерана, который воевал в Корее. Шенто не терял времени зря. Мои фотографии были развешаны на углах улиц, в киосках, на стенах общественных туалетов.
Я пробирался по кривым улочкам к небольшому постоялому двору, на котором останавливались торговцы овощами из провинции, продавцы тигровых шкур из гор, торговцы имбирем с севера и поставщики устриц с побережья.
Там не было окна, никакой ванной. Только восемь кроватей и один стол. Путники подкладывали себе под голову вместо подушки свой багаж, а подушку подкладывали под ноги, чтобы отлила кровь. Восемь человек курили, рассказывали байки об отдаленных провинциях.
Я сидел, запахнувшись в свою шинель, давая отдых ногам, потому что знал, что все центральные дороги и станции были забиты полицейскими патрулями, которые разыскивают меня. А маленький постоялый двор располагался рядом с Пекинским университетом — районом, который я знал вдоль и поперек еще со студенческих лет.
Я звонил Лене, чтобы сообщить, что мне нужны деньги, просил, чтобы она раздобыла как можно больше наличными, столько, сколько сможет унести в руках. Я ждал, сидя в прокуренной комнате без окон, где нельзя было сказать, ночь сейчас или день. Надо мной горела слабая лампочка в пятнадцать ватт.
Утром, незадолго до полудня, появилась Лена. Вокруг лица у нее был намотан шарф, так что виднелись только миндалевидные глаза. Я никогда не видел, чтобы она так нервничала и дрожала. Я втащил ее в пустой коридор и попытался дыханием согреть ее окоченевшие руки, а Лена шептала:
— Полиция и их ищейки повсюду рыщут вокруг твоего дома. Я шла пешком, пытаясь оторваться от хвоста последние три часа. По всему городу висят твои фотографии, тебя разыскивают, чтобы арестовать. Тебе лучше пожить здесь некоторое время.
— Да, я так и сделаю. Тебе надо позаботиться о себе, Лена.
— Я их не боюсь. Я совершенно ни в чем не виновна, и ты тоже. Ах да, звонил лидер студентов по имени Лан Гаи, он искал тебя. Он хочет, чтобы ты выступил на митинге в память о Мэе, старом охраннике типографии, и других рабочих в это воскресенье. Митинг пройдет на месте сгоревшей типографии. Он говорил, что другие университеты по всей стране тоже организуют демонстрации и митинги против правительства, чтобы потребовать освобождения Фей-Фея.
— Какая отвага! — сказал я. — Скажи им, что я приду.
— Тебе не следует этого делать. Полиция будет там.
— Тогда нам необходимо отработать план для отхода.
— Тан, не стоит ради этого рисковать своей жизнью.
— Стоит. Этот митинг может стать началом
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Женщина и Бог - Алекс Миро - Прочая старинная литература / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Единственная - Ольга Трифонова - Русская классическая проза
- Вечный свет - Фрэнсис Спаффорд - Историческая проза / Русская классическая проза
- Тамарин - Михаил Авдеев - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Ночью по Сети - Феликс Сапсай - Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Парни из другого мира - Дмитрий Андреевич Качалов - Прочие приключения / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин - Русская классическая проза
- Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза