Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начинали они с разного. Миша Дупель, еврейчик из провинции, был в юности правоверный комсомолец, переменился лишь в последние десять лет. Вася же Баринов, сын Потапа Баринова, известного партийного вольнодумца (из либеральных мидовских работников: посол в Мексике Баринов, посол в Канаде Яковлев, представитель в ООН Миртов - коих Горбачев призвал из дальних стран рушить гнилую советскую систему), с детства все коммунистическое презирал и отличался широтой взглядов. Вася Баринов не менял ни пристрастий, ни убеждений - этим, собственно говоря, и отличается порода от беспородности: к чему ей перемены?
- Разве что демократии нам и не хватает, - подытожил Дупель. А так - все есть. Божоле не хуже, чем в Париже. Но - демократия нужна, Вася. Без нее и божоле, и нашу газету прикроют. Ты бы, Вася, показал, как развивается демократическое движение, не хватает этого в нашей газете. - Дупель опять назвал газету «нашей», опять Баринов покривился.
- А оно разве развивается, движение?
- Люди работают. Программы пишут. Про Кузина надо материал дать.
- Скучный он, тошно писать про него.
- Знаю, что скучный. Зато нужный.
- Уволь, Миша. Мне политика ни к чему.
- А чем же ты интересуешься, Вася, если политикой не интересуешься?
- Теннис люблю. Вот йогой увлекся. Разные есть увлечения.
- Беззубая стала газета, Вася. Остроумная, а беззубая.
- Какая есть, Миша. Лучше нет в стране.
- Что за газета без полемики.
- Не будет полемики, Миша. Принцип: беспристрастные факты. Пусть они все удавятся - а мы скромненько, петитом: похороны во вторник, венки заносить со двора. И никакой борьбы.
- Не бывает так
- Не стану вмешиваться, не проси. Тошнит от пафоса. Стиль наших отечественных газет с детства бесит. Вперед! Давай! У меня никакие «давай!» не проходят. У меня целый этаж дармоедов, сидят и информацию собирают - а я мелким шрифтом, без эмоций публикую. Информация - это свобода, и другой свободы не бывает. А чтобы легче информация прошла, я сверху заголовочек даю посмешнее.
- Хорошо. Вот информация. - Дупель уселся поглубже в кресло. - Откудa деньги приходят - и куда уходят. Десять лет назад поделили партийное наследство и предприятия. Тогда страна была в кризисе - для бизнеса это хорошо, не надо думать, что делать с прибылью. Потом распределили ресурсы - главное, что у нас есть. Оттуда, из регионов добычи, из земли - пошли уже хорошие деньги. Из кризиса страна вышла, и тут стало тяжело. С деньгами всегда проблема: нет их плохо, а есть - еще тяжелей. С деньгами, как с детьми: пристроить надо. Советский Союз вкладывал в вооружение, Кубу, космос, образование. Деньги тратили на будущее и на безопасность. На что теперь их тратить и где держать?
- Где хочешь, там и держи. Банков, что ли, мало?
- Построили банки. В мировую банковскую систему, правда, банки эти не вошли: не пустили. Они сами не захотели, с краю удобнее: чуть что, а ты раз, и за дверь. Но вот странность: зачем такие банки, что готовы каждую минуту закрыться? Потом стали создавать информационные империи - телевизионную, газетную. Вложили туда немереные деньги. Знаешь, сколько вбухано в твою газету? Она что - прибыль приносит? Рекламой божоле? Пусть хоть себя окупит, уже спасибо. Ответь мне: зачем - банки, которые не вполне банки и газеты, которые только жрут деньги?
- Зачем?
- Затем, Вася, что это рабочий инструмент - покупать власть и ее удерживать. А больше - незачем. Неужели думаешь, газета нужна для информации о выставке авангардистов в Майами и для рекламы божоле?
- А разве во всем мире не так?
- Мы не во всем мире, Вася. Мы - здесь.
- Разве? А я думал - мы теперь в мире без границ. Идеологии нет, бизнес общий. У тебя самолет под парами стоит. Захотел - и в Нью-Йорк! Вон Шприц нынче колесит по свету. Из России уехал, а беднее не стал.
- Пока не стал. Пока на свободе.
- Думаешь, достанут?
- Шприц - дурак. Сам не знал, чего хотел. Хотел, как пошикарнее, только не понимал, что дороже и шикарнее - это не одно и то же. Помнишь то время, когда в Москве и триста тысяч были деньги? Было такое время, ты просто позабыл. Как мы шиковали, когда в кармане сто штук лежало. И скажу тебе, Вася, это было самое золотое время. Ведь больше и не надо, чтобы красиво жить. На сто тысяч можно так время провести, как на миллион не проведешь. Бедность, она человека красит, Вася. И прислуги столько не нужно, и времени свободного больше, и обязанностей нет. Красивое время было! Помню, Балабос приехал в Канны на кинофестиваль, подходит к дверям, нет ли для меня билетика? А одет он - ну сам понимаешь, не от Ямомото, не умели тогда. Нету, говорят, для вас билетика. И лишний билетик купить нельзя? Исключено. А за десять тысяч баксов? К нему очередь выстроилась. Он всем охранникам по билету купил, а сам не пошел - он кино не любит. Вот так мы жили, Вася, - и хватало! Всем хватало! Даже охране сходить на Каннский фестиваль хватало! Это уже потом разврат начался: Куршевель и прочее. Это уже потом он устраивал свой «Бал Босса» на десятилетие фирмы - в Кремлевском дворце. А тогда - тогда все было романтично. А почему изменилось все, скажи? Я сам тебе скажу: потому что наступила пора принимать решения. А вот к решениям Шприц и Балабос не готовы. Ломать - не строить.
- Они не ломали - строили. Для себя строили. Чем не решение уехать? Уехал-то он не от денег, к деньгам. Шприц понял, что здесь надо делиться с властью - и уехал, и молодец. Люди научились - не все же дураками-то быть? - что деньги лучше вкладывать там, где есть настоящие банки - то есть на Западе. Всякому хочется миллиардером стать.
- Ошибка, - сказал Дупель, - строить надо для всех. Так твоему миллиарду будет спокойнее. А для себя одного - зачем миллиард? Зачем человеку больше десяти миллионов? Что с ними делать?
- Ну это ты скромничаешь, Миша. Посмотри на себя, погляди на свой дом, посчитай кольца у Светы.
- Изволь, сосчитай. Я расскажу, как оно, по-моему, должно быть устроено. Дача, это раз. Пусть на Рублевке, пожалуйста. Миллион, ну хорошо, пусть два. Ну допустим, квартирешка в Москве - хотя зачем она, если за городом воздух чище? Ладно, пусть стоит. Еще миллион - это даже с избытком, на антикварную мебель хватит, обставить. Дом в Испании, в Марбелье - еще полтора. Квартира в Париже - миллион за глаза хватит вместе с обстановкой. И вот ты полностью упакован, по уши - а всего истратил пять с половиной лимонов. Ну еще пол-лимона на кольца и бранзулетки. Шесть - и ты, и твоя девушка имеете все. Четыре миллиона тебе на поездки и гостиницы хватит, правда? Вот я в десятку и уложился. А это, по теперешним временам, не деньги. У меня директора в регионах больше получают. А сколько депутату - рядовому прохвосту из Урюпинска, который в думский комитет пролез, - сколько ему башляют, знаешь? Только зачем столько? Ну что еще нужно нормальному человеку? Яхту арабского шейха? Дворец султана? Остров в Карибском море? Вот когда появились придурки и стали покупать в Англии землю сотнями гектаров, тогда и миллиарда хватать перестало. Вот когда настоящая инфляция наступила. Инфляция - это не когда правительство много денег напечатало, а когда тебе миллиарда на жизнь не хватает, потому что ты дурак. Мало, все мало! Вот когда у Шприца крыша поехала. Давай, сейчас прямо, станем наследными баронами, купим поместье герцогов Мальборо вместе с титулом. И вопросов нет, отчего не купить? - знай башляй, тебе не только замок Мальборо, тебе и Виндзорский замок продадут. А почему, Вася? А потому что у них еще есть - они в Кенсингтонский дворец переедут. А ты в Виндзорском один, как дурак, сидеть будешь, и никто в гости не придет. А миллиарды свои грохнешь на кривые стены да на дрова в камине потратишься: замки холодные, их протопить - Беловежской пущи не хватит. Десять лимонов - хорошее число. Больше порядочному человеку на жизнь не нужно. На что? На дрова?
Баринов пошевелил дрова в камине; ему завозили из Подмосковья, и каждый день - лето, зима ли - растапливали камин. Выросший при посольстве в Мексике, он любил тепло. Камин полыхнул, поленья затрещали в огне.
IV
Полыхал огонь в камине, горели антикварные лампы под потолком, сверкал в ночи огнями издательский дом - работал коллектив. А на другом конце города светилось окно одинокого труженика, светилось окно мастерской Олега Дутова. Художник не спал по той причине, что готовил холсты к выставке и завтра поутру должен был отсылать их за границу. Холст был пришпилен к неровной стене - Дутов не признавал подрамников и никогда не натягивал холст. Уже много лет назад он открыл удивительно удобный метод: надо холст прибивать к стене или класть на пол, как это делал американец Поллок, использовать поверхность, а уже потом решать, натягивать холст на подрамник или нет. Во-первых, данный метод радикально экономил время. (Сам подумай, объяснял Дутов Пинкисевичу, я пишу-пишу, а вдруг у меня не получилось. Обидно, а? Но я хотя бы не извел время на грунтовку, на доски эти, на всю эту хрень. А если у меня получилось - я взял подрамник, в два счета натянул холст, и порядок!) Во-вторых, этот метод позволял выбирать в холсте удачные фрагменты и именно их-то как раз и натягивать на подрамник. Мастер беспредметной живописи, поклонник Поллока, де Сталя и Полякоффа, Дутов исповедовал свободное, спонтанное движение кисти, такое движение, которое порой приводило к непредсказуемым результатам. Так, например, проработав несколько часов над холстом, Дутов видел в нем не одну композицию, но несколько. И тогда, вооружившись ножницами, мастер разрезал холст на две или три части. При этом те фрагменты композиции, что по тем или иным причинам не удались, можно было легко отсечь. В-третьих, указанный метод облегчал обращение с холстом: не надо было заводить мольберта и особого места для живописного процесса. Холст легко раскладывался как на полу, так и на кресле, а если обстоятельства принуждали к этому, то возможно было писать его частями, а остальное держать закатанным в рулон. В непредсказуемых странствиях Дутова, в безумных днях и ночах художника, этот метод не раз оказывал услугу. Не зависеть от материала, но навязать материалу свой стиль жизни, так говорил обычно Дутов, цитируя статью Шайзенштейна о своем творчестве.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Вторжение - Гритт Марго - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Женский хор - Мартин Винклер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Песочные часы - Киш Данило - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Зимний сон - Кензо Китаката - Современная проза
- Четвертая рука - Джон Ирвинг - Современная проза
- Немезида - Филип Рот - Современная проза