Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XXV
Три дня они пробыли вместе, мотаясь в машине вдоль фронта. За это время Брусилов успел расспросить Игоря обо всем, что тот хотел ему рассказать по приезде в лесничество.
Брусилов проезжал, и, видимо, сознательно, самыми «гиблыми» местами. Однажды, когда шла усиленная перестрелка, он приказал шоферу ехать прямиком по открытому месту. Был полдень, тени не было, палило солнце, и отовсюду была видна одинокая машина, подпрыгивающая по бугристому полю. Они держали направление на одинокое дерево, корявую ель, стоящую на ровном месте в нейтральной зоне. Машину начали обстреливать.
У дерева Алексей Алексеевич приказал остановиться, сошел с машины и, крикнув, чтобы его ждали, нырнул в оказавшийся поблизости блиндаж Шофер ворчал, обеспокоенный неумолкающей стрельбой. Игорь недоумевал, зачем понадобилось Брусилову подвергать себя понапрасну риску. Через четверть часа главнокомандующий появился сияющий, окруженный несколькими молодыми офицерами.
— Не убили? — смеясь, спросил он шофера.
— Никак нет, — угрюмо ответил шофер.
— И не могли убить, — подхватил Алексей Алексеевич, оглядывая присутствующих помолодевшими глазами. — Он думал, что я хочу показать свою удаль, подвергаясь опасности… А я хитрый. Бы видите это дерево? Оно служит ориентиром и нам и немцам. Кто же станет палить в него из орудий! А винтовочные пули не долетают…
Игорь уже много позже понял, что и этот случай служил главнокомандующему одним из своеобразных приемов подъема духа в людях: Алексей Алексеевич спешил рассеять во всех и в каждом уныние и заставить заострить «сметку». Он знал, каше настроения рождались в солдатской массе за последние дни неурядиц. Он не позволял созреть этим настроениям. Он напоминал всем, что с ними он — Брусилов, хитрый человек, каким может быть всякий, если не захочет дать себя в обиду. Он не уставал повторять:
— Каждое дело надо доводить до конца. Вот у вас сердобольное начальство не довело атаки до конца под предлогом, что много было потерь… По-вашему, хорошее начальство? Нет! Дрянь! Тряпка! Неуч! Если атака ведется правильно, грамотно, ее обязательно нужно довести до конца, и потерь будет меньше. Повторение незаконченной атаки обойдется еще дороже. Это знает каждый старый солдат. Отступающего нужно преследовать неотвязчиво, до полного разгрома… — И, хитро прищурясь, оглядывая слушателей, добавлял, точно доверяя глубокую тайну: — А если кто-нибудь там, наверху, испугается, что много потерь, и, не закончив дело, решит взяться за врага по-другому, то… тут уж нам с вами ничего не поделать — приказ перестроиться выполнить придется и как можно скорее, не теряя духа, — приниматься снова за добрую драку. А иначе что же выйдет? Кто-то там по сердечной слабости напутает, а мы ему должны помогать и дальше путать? Тебя толкнули, так ты и вовсе лег наземь? Так, что ли?
Двадцатого июля бой шел по всему фронту гвардейской и 3-й армии. Но напряженность его ослабела. Это почувствовалось тотчас же. Брусилов выехал в расположение 17-го корпуса 8-й армии, где решил лично руководить операцией, а Игоря спешно отправил в своей машине по его назначению, к Безобразову. В тот же день Алексею Алексеевичу доставили из штаба фронта телеграмму, извещавшую его, что из ставки пришло пожалование главнокомандующего Юзфронтом оружием, украшенным бриллиантами, за поражение австро-венгерских армий и взятие их сильно укрепленных позиций на Волыни, в Галиции и в Буковине 22–25 мая. Алексей Алексеевич прочел телеграмму мельком, садясь в машину. Игорь поздравил его. Главнокомандующий бросил по-французски:
— En ce moment cela ne m’interésse pas![69]
Но когда Игорь уже отходил от машины, Брусилов неожиданно окликнул его и, задорно прищурившись, шепнул на ухо:
— Вру! Для меня это имеет значение именно теперь. Поеду в семнадцатый корпус хвастаться. Еще как пойдут за мной молодчики!
И, махнув шоферу трогаться, откинулся все с тою же озорной улыбкой на кожаную подушку сиденья.
XXVI
Игорь приехал к Безобразову в самое неудачное время. Составленная Безобразовым директива для атаки вызвала решительные возражения не только штаба фронта, но и Ставки, на которую командующий уповал всего более. Все последние дни шли бесконечные препирательства между штабами Особой армии и Клембовским, ни к чему не ведущие.
Безобразов орал так громко, что Игорю, сидевшему в приемной, было слышно все от слова до слова. Безобразов допекал графа Игнатьева, почему тот не догадался тотчас же связаться с «этим солдафоном Клембовским» и заявить ему, что командующим уже даны словесные указания атакующим частям…
— Пусть теперь пеняет на себя. Нашлись няньки! Так нате же вам! Телеграфируйте им о неготовности к атаке… Видеть не могу эту лошадиную морду! — лаял Безобразов, и Игорь представлял себе, как он шлепает отвислой нижней губой и пускает пузыри. — У него только одно на уме — брать барьеры. Но я не желаю ломать из-за него шею. Я терпеть не могу concours hippiques[70]. Буду проситься к Эверту. Этот никуда не торопится. Он любит думать.
Игнатьев несколько раз пытался приглушенным голосом прервать командующего, но напрасно.
Наконец Безобразов взвизгнул:
— Да что вы мне шепчете!.. «Там! Там!..» Ну и пусть сидит! И пусть слышит! Мне какое дело? Подослан слушать? Пусть слушает! Мне скрывать нечего! Меня и так все знают! Не выскочка. Это берейтора никто не знал. В корпусе его все «прындиком» звали за малый рост — и ничего больше… А впрочем, зовите соглядатая сюда. Пусть посмотрит…
И через минуту выскочил потный адъютант, растерянно шепнул Игорю:
— Вас просят, господин капитан!
В кабинете с приспущенными от солнца жалюзи, с нудным жужжанием мух, с затхлой духотой непроветренного помещения, со смешанным запахом крепких духов и пота встретила Игоря большая, тяжело дышащая жаба. Это было первое впечатление, настолько разительное, что Игорь сразу даже не сообразил, что он перед лицом генерал-адъютанта.
— Ну-с? — прохрипел Безобразов и уставился на Смолича выпуклыми слезящимися глазами. — Что скажете, ма-ла-дой челоэк?
Игорь, которому даже не ответили на его приветствие по форме, тем самым как бы желая подчеркнуть свое намерение не переходить на приватный разговор, выпрямился и в упор, не отрываясь, впился в расплывчатые черты генеральского лица.
— Его высокопревосходительство господин главнокомандующий Юго-Западного фронта приказал мне просить, вас дать личные объяснения вашего высокопревосходительства относительно дальнейших распоряжений вашего высокопревосходительства в связи с директивами, полученными вами от штаба фронта.
Безобразов тяжело дышал, молчал, испытывал терпение стоявшего перед ним офицера, которого узнал тотчас же. Раздражение его улеглось и сменилось обычной грубоватой насмешливостью.
— Что, ма-ла-дой челоэк? — опять спросил он, не отвечая на вопрос Смолича и нарочно коверкая и растягивая слово «молодой». — Надоело тянуть лямку строевого офицера? Дипломатией занялись? В приемных отсиживаетесь? А не угодно ли было бы вам полюбопытствовать, в каком черном теле пребывают ваши полковые товарищи?
На мгновение вся кровь ударила в лицо Игорю, сердце сжалось от незаслуженной обиды, скулы шевельнулись, и расширились ноздри. Игорь пошатнулся вперед, но преодолел себя, врос ногами в пол. Он ответил с официальной, сухой четкостью:
— Я осмелился бы покорнейше просить ваше высокопревосходительство о разрешении мне выехать в расположение Преображенского полка, но лишь после того как получил бы от вашего высокопревосходительства соответствующие разъяснения на поставленный мною согласно директиве главнокомандования вопрос.
Безобразов тяжко, всем корпусом повернулся в кресле к своему начштаба:
— Нас ловят с поличным… А? Как вам кажется? — с шутовской гримасой спросил он у Игнатьева.
Граф улыбнулся с ужимкой человека, которому все на свете надоело, но — что поделаешь — приходится возиться с постылыми и пошлыми делами.
— Если разрешите, Владимир Михайлович, я поговорю на досуге с капитаном Смоличем по интересующему его вопросу…
Но «досуг» этот не пришел ни сегодня, ни на другой день. Только 24-го Безобразов телеграфировал штабу Юзфронта о неготовности к атаке. Клембовский вызвал к аппарату Игнатьева. Из переговоров выяснилось, что на позициях стоят только две батареи, остальные станут ночью. Связь не налажена, позиции выбраны неудачно, как в этом сознался еще раньше начштаба Игорю. Для устранения этих дефектов граф Игнатьев от имени Безобразова просил отсрочки атаки на сутки.
— Почему же вы обо всем этом раньше не подумали? — возмущался Клембовский.
— Да так, знаете ли… — мямлил граф скучающим и безразличным тоном, — впопыхах не учли… И потом, ваша директива застала нас несколько врасплох… Безобразов ужасно не любит, когда его не предупреждают заранее… Капитан Смолич приехал только два дня тому назад… Владимир Михайлович человек больной, он должен собраться с мыслями…
- Деятельность комиссии по организации празднования 100-летнего юбилея Отечественной войны 1812 года при Штабе Московского военного округа - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза
- Баязет. Том 2. Исторические миниатюры - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Солнце над Бабатагом - Александр Листовский - Историческая проза
- Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа - Ефим Курганов - Историческая проза
- Белая церковь - Ион Друцэ - Историческая проза
- Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан - Историческая проза
- Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович - Историческая проза
- Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский - Историческая проза / Советская классическая проза
- Уроки Тамбы. Из дневника Эраста Фандорина за 1878 год - Борис Акунин - Историческая проза