Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моей комнате постоянно поддерживали огонь в больших жаровнях, чтобы согреть мою плоть, но никакой огонь на земле не мог растопить отчаяние, которое сосущей тварью обернулось вокруг моего сердца. Пятьдесят сыновей породил я, пятьдесят прекрасных юношей. И большинство из них были уже мертвы. Бог войны отобрал себе лучших, оставив никчемных в утешение моему старому сердцу. Мне было восемьдесят три года, и казалось, я переживу их всех. Я видел, как расхаживает Деифоб — пародия на наследника, и проливал реки слез. Гектор, Гектор! Моя жена Гекаба сошла с ума и выла, словно старая сука, лишенная пищи; она все время проводила с Кассандрой, которая обезумела еще больше. Красота Кассандры росла со временем, вместе с ее безумием. В свои черные волосы она вплетала две огромные белые ленты, кожа на лице под выступающими скулами стала почти прозрачной, а глаза были такими большими и сверкающими, что напоминали два черных сапфира.
Иногда я заставлял себя пойти на смотровую башню у Скейских ворот и смотреть на бесчисленные струйки дыма, поднимавшиеся с берега, на корабли, ряд за рядом выстроившиеся вдоль отмели. Ахейцы не нападали; мы висели над краем пропасти, а они и не думали бросать нам веревку, мы ничего не знали об их намерениях. Они просто занимались своим таинственным делом. Остатки троянской армии стояли у Западного барьера — именно там нападет Агамемнон, а напасть он должен был.
Все ночи я лежал без сна; утро всегда заставало меня бодрствующим. Но я не сдался. Я не отдам Трою, пока внутри моего изношенного тела обитает дух. Я удержу Трою, несмотря на всю силу Агамемнона, даже если бы мне пришлось продать всех, кто живет в этих стенах.
Уже третий день дул Борей. Я лежал лицом к окну. Занимался рассвет. По склонам Иды полз туман, и серая дымка казалась еще серее сквозь мутную пелену слез. Я оплакивал Гектора.
Я услышал сдавленный крик, вздрогнул и заставил себя встать с ложа. Похоже, он донесся со стороны Западного барьера. Иди туда, Приам, посмотри, в чем дело. Я приказал подать колесницу.
Шум становился все громче и громче, слышались отдельные голоса, но с такого расстояния нельзя было разобрать, чем это вызвано, страхом или горем. Ко мне присоединился Деифоб, протирая заспанные глаза и недовольно надув губы.
— Отец, на нас напали?
— Откуда я знаю? Я собираюсь на стены, чтобы это выяснить.
Главный конюх привел колесницу, спотыкаясь, подошел возница, проснувшийся только наполовину; я уехал, оставив наследника следовать за мной или оставаться — на его выбор.
Город поблизости от Скейских ворот и Западного барьера кишел людьми; они метались во всех направлениях, крича и размахивая руками, но никто не торопился надевать доспехи. Вместо этого они скакали по площади и кричали другим, чтобы те поднялись наверх и что-то увидели.
Воин помог мне подняться по лестнице на Скейскую смотровую башню, и я кое-как вылез из люка в караульном помещении. Начальник караула стоял с залитым слезами лицом, а его заместитель сидел в кресле и безумно смеялся.
— Что все это значит? — потребовал я ответа.
Слишком погруженный в то, что его потрясло, не понимая, что он делает, начальник караула больно схватил меня за руку и потащил наружу. Там он развернул меня лицом к ахейскому лагерю и трясущимся пальцем указал на него:
— Вот, смотрите, мой господин! Аполлон внял нашим молитвам!
Я напряг глаза (совсем неплохие для моего возраста) и вгляделся в постепенно светлеющий горизонт. Я смотрел и смотрел. Как это понимать? Как в это поверить? Ахейские костры погасли, и в воздухе не было ни следа тлеющей древесины; не было ни одной движущейся фигурки; галечная полоса, сверкая, купалась в восходящем солнце. Единственным знаком того, что там когда-то стояли корабли, были длинные, глубокие борозды, уходящие в воду лагуны. Корабли ушли! Воины ушли! От восьмидесятитысячной армии не осталось ничего, кроме поселка из серых домов. Ночью Агамемнон уплыл прочь.
Я вскрикнул. Меня охватила безграничная радость, но тут ноги мои подкосились, и я осел на булыжники. Я смеялся и плакал, катаясь по твердым камням, словно они были из пуха, бормотал благодарности Аполлону и хлопал в ладоши. Стражник поднял меня на ноги; я заключил его в объятия и расцеловал, обещая ему сам не помню что.
Подбежал изменившийся в лице Деифоб, подхватил меня и закружил в сумасшедшем танце, а стражники стояли кругом и отбивали ритм.
Ахейская гидра покинула свое логово на берегу. Троя была свободна!
Ни одна весть никогда не разлеталась так быстро. Весь город уже проснулся, толпы горожан валили на стены — вопить от радости, петь и приплясывать. Когда солнце взошло окончательно и тени над равниной рассеялись, мы увидели совершенно отчетливо: Агамемнон действительно уплыл прочь, прочь, про-о-очь! О бог света, благодарю тебя! Благодарю тебя!
Начальник караула стал рядом со мной, прикрывая меня своим телом, — к нему вернулась бдительность. Внезапно напрягшись, словно от дурного предчувствия, он потянул меня за рукав. Потом Деифоб тоже что-то заметил и подошел ближе.
— В чем дело? — спросил я, и сердце у меня екнуло.
— Мой господин, на равнине что-то есть. Я заметил это еще на рассвете и принял за рощу у Симоиса, но сейчас вижу, это не так. Это что-то огромное. Видите?
— Да, вижу. — У меня пересохло в горле.
— Что-то странное, — медленно произнес Деифоб. — Животное?
Другие тоже указывали на него, споря, что это может быть; упавшее на него солнце отразилось от коричневой отполированной поверхности.
— Я пойду посмотрю. — Я направился к двери караульной. — Прикажите открыть Скейские ворота, но людей не выпускайте. Я возьму с собой Деифоба.
О это чувство свободы, какой бы холодный ветер ни дул! Ехать по равнине было панацеей от всех моих страданий. Я приказал вознице ехать по дороге, и колесница подскакивала на булыжниках, но намного меньше, чем когда-то. Постоянный поток людей и колесниц сгладил камни, а щели между ними заполнились пылью, утрамбованной осенними дождями.
Конечно, мы все поняли, что это был за предмет, но никто не решался поверить своим глазам. Что он там делал? В чем был его смысл? Конечно, это было не то, что нам привиделось! С близкого расстояния он, наверно, окажется чем-то другим, намного более странным. Но когда мы с Деифобом и несколькими придворными подъехали ближе, это было именно тем, чем казалось. Гигантским деревянным конем.
Он возвышался над нашими головами, как башня, огромное создание из темного дуба. Его создатель, не важно, кем он был, богом или человеком, довольно точно следовал лошадиной анатомии, чтобы в нем можно было узнать именно коня, а не мула и не осла, но туловище его было слишком громадным и поэтому стояло на таких толстых ногах, каких никогда не было ни у одной лошади, с гигантскими копытами, прибитыми к платформе из бревен. Эта платформа поднималась над землей на маленьких прочных колесах — двенадцать спереди и двенадцать сзади. Моя колесница оказалась в тени от его головы, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть тыльную сторону нависшей надо мной пасти. Он был из отполированного дерева, устойчивый и прочный одновременно, деревянные стыки были залиты смолой, как на корпусе корабля; поверх просмоленных швов шел красивый узор, сделанный охрой. У него были вырезанные из дерева хвост и грива; отойдя назад, чтобы рассмотреть его голову, я увидел, что глаза его были выложены янтарем и агатом, внутренняя поверхность ноздрей выкрашена в красный цвет, а зубы открытого в ржании рта сделаны из слоновой кости. Он был очень красив.
Галопом подскакали отряд царской стражи и большинство придворных.
— Отец, он должен быть полым внутри, — заметил Деифоб, — чтобы платформа с колесами могла его выдержать.
Я указал на круп коня с нашей стороны:
— Он священный. Видите? Сова, голова змеи, эгида и копье. Он принадлежит Афине Палладе.
Некоторые засомневались; Деифоб с Каписом заворчали, но еще один мой сын, Фимет, испустил радостный вопль.
— Отец, ты прав! Символы красноречивее языка. Это дар от ахейцев взамен украденного ими палладия.
Главный жрец Аполлона, Лаокоон, прорычал сквозь зубы:
— Бойся ахейцев, дары приносящих.
Капис присоединился к спору.
— Отец, это ловушка! К чему Афине Палладе возлагать на ахейцев такой непосильный труд? Она любит ахейцев! Если бы она не согласилась на кражу своего палладия, то ахейцы никогда бы его не украли! Она никогда не перенесет свою благосклонность с ахейцев на нас! Это ловушка!
— Успокойся, Капис, — велел я, мучимый сомнениями.
— Мой господин, умоляю тебя, — настаивал он. — Взломай ему брюхо и посмотри, что внутри!
— Никогда не доверяй ахейским дарам, — добавил Лаокоон, обняв двух своих сыновей за плечи. — Это ловушка.
- Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу - Историческая проза
- Женщины Цезаря - Маккалоу Колин - Историческая проза
- Женщины Цезаря - Колин Маккалоу - Историческая проза
- Первый человек в Риме. Том 2 - Колин Маккалоу - Историческая проза
- Тайны индейских пирамид - Милослав Стингл - Историческая проза
- Семь смертных грехов - Тадеуш Квятковский - Историческая проза
- Далекие берега. Навстречу судьбе - Сарду Ромэн - Историческая проза
- Подольские курсанты. Ильинский рубеж - Денис Леонидович Коваленко - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием ч. 2 - Дмитрий Чайка - Историческая проза / Периодические издания
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза